Ты моё безумие

      Ванессе никогда не понять, что чувствовал Питер в тот момент. Она потеряла его лишь раз, а подросток гребаную тысячу.        Собирая Уэйда буквально по частям после каждого задания, Паркер мысленно материл его, но не останавливался. Это Уэйд. Его Уэйд. Не мог же он оставить его валяться с раздробленным черепом в переулке, хотя очень хотел.        С каждой смертью этого брызжущего черным и пошловатым юмором наёмника часть души Питера умирала вместе с ним. Не так-то легко видеть, как из любимого утекает жизнь. Снова и снова. Парень уже не знает, кто из них двоих больший мазохист: Дэдпул с его безбашенностью и ежедневными попытками суицида или Паучок, терпящий всё это и не представляющий жизни без тёплых объятий мужчины, без его ярко-голубых глаз, без шершавых губ, целующих так неистово, когда он засыпал и просыпался.       Парень дотащил его на матрас, который давно стал красным от крови и использовался лишь в этих целях. Уэйд перед каждым заданием просил в случае чего укладывать его туда и уходить. Только вот Питер никогда не слушал. Садился рядом и жадно наблюдал, как срастаются кости, заживают раны. И первый вдох Уилсона был для него лучшим подарком, какой тот только мог сделать для своего Питти.       Питер снова устраивал разнос, корил наёмника за безрассудность, а мужчина лишь улыбался, крепко обнимал парнишку и обещал больше так не делать, сцеловывая слезы со щек. Для них это давно стало своего рода ритуалом, которым они так дорожили и которого они так боялись.       Наверное, Питер всё же был мазохистом, потому что он никогда не отказался бы от того, что терял Уэйда гребаную тысячу раз и столько же получал обратно.