отчаяние (не)излечимо

Наверное, все, что хочет Ойкава – это сдохнуть в каком-нибудь более приятном месте, чем собственная душная комната, где окна и шторы не открывались, казалось, несколько десятков лет. Наверное, все, что хочет Ойкава – это потеряться в равнодушии окружающих его людей (человека), забыться на всю жизнь, а лучше попросту заработать амнезию. А может Ойкава просто хочет быть счастливым. Но он может лишь теряться, теряться, теряться в глубине своих чувств и ненужных фраз. Комедия, закручивающая легкие. Драма, повторяющаяся снова и снова. Учитель безжалостно требует найти главную мысль текста, а Ойкава лишь хочет найти смысл жизни. Вообще-то, он есть и постоянно ходит где-то рядом, топча на своем пути ребра, вырывая хребет и как минимум два раза в день разбивая голову Ойкавы о горячий летний асфальт. Ойкава не против. Ойкава молчит. Ойкава хочет сдохнуть, а не смотреть на смысл жизни все так же влюбленно. Иваизуми, вообще-то, не виноват. Не виноват, что не любит, не виноват, что слишком часто касается, не виноват, что считает их лучшими друзьями детства. Не менее. Не более. Ойкаву выворачивает от этого «не». Не говори ерунды, ты не можешь, я не люблю, ты не больше, чем друг. А, и еще одно не менее приятное. Ты должен. Должен взять себя в руки, привести в порядок мысли и чувства, забыть о глупой влюбленности, потому что это не игры, Ойкава. Ойкава разучился играть в чувства лет в десять, когда заставлял себя полюбить одну симпатичную девчонку из их класса. Потом на глаза опять попался Иваизуми, и все как всегда полетело под откос. А может под откос полетел сам Ойкава. Для Иваизуми все хорошо, все замечательно и цветуще. Иваизуми просыпается, а не сидит всю ночь в телефоне, не рассматривает их общие фотографии и не перечитывает старые сообщения, в которых Ойкава слишком часто говорил «люблю», да все не в том контексте, в котором надо было. В прочем, Иваизуми все равно не понял бы. Как всегда, и Ойкава совершенно его не винит. Разве что чуть-чуть, но это «чуть-чуть» стоит бесконечных истерик и срывов по ночам. Вообще-то Ойкава почти в порядке. Любящие родители уже не суются со своей заботой, а Иваизуми, кажется, забыл адрес Ойкавы или просто не хочет спасать полуживого придурка. Поправочка, полуживого влюбленного придурка, мать его. Ойкава, вообще-то, заебался. Не так, как заебываются учить кучу параграфов по истории или проходить сложный уровень снова и снова. А конкретно так заебался, иногда даже срываясь на тихий вой и набухшие порезы. Возможно для Ойкавы это и есть счастье, ведь Иваизуми у него все еще есть, хоть и состоит он из пикселей на экране и нескольких иероглифов, типа «Только попробуй лечь поздно, я тебя к залу месяц подпускать не буду, придурок». Датировано 13 мая. Сейчас 27 августа. Как же забавна иногда бывает жизнь, когда подобные сообщения оказываются последними в переписке двух лучших друзей. Все испортило глупое, необдуманное «я люблю тебя» и идиотское «брось свои глупости». Бросил. Настолько, насколько мог бросить. Настолько, насколько хватило сил. Сил не хватило вообще. Один раз Иваизуми пришел, смущенный, взволнованный, прячущий взгляд. Странный видок для него, но Ойкаве было плевать. Ойкава был раздроблен на что-то более мелкое, чем молекулы, и это было совершенно не забавно. Иваизуми сказал, что они не должны вот так просто прекращать их дружбу, не должны просто забить друг на друга, не должны потеряться. Ойкава согласился. Ойкава сказал «хорошо, Ива-чан», а потом оскалился. Вообще-то, это должно было быть улыбкой. После этого что-то и начало меняться. Виноват, наверное, был Ойкава, да даже без «наверное», ведь это он играет в глупые игры под названием «чувства». Ойкаве даже немного стыдно, но это «немного» не разрешает ему собраться с мыслями и написать Иваизуми. Что-то обыденное, типа «сходим погулять?», «посмотрим фильм?», «моя мама приготовила карри на ужин, приходи». Вообще-то, Ойкава в душе не ебет, что у них сегодня на ужин. Однажды Ойкава в шутку попросил Иваизуми его поцеловать. Однажды Ойкава перестал так шутить, потому что Иваизуми его поцеловал. Возможно, все начало меняться еще тогда. Резкий поворот совершила его жизнь в три ночи, когда в окно ударил небольшой камешек, а Ойкава, как всегда не спавший, еле поднялся со своей кровати, посмотрев на улицу и увидев разве что безумную россыпь звезд на небе. Когда-то ночью точно так же выглядел его пол в темноте и разбросанные по нему клочки старых фотографий. Эти фотографии сейчас лежат склеенными на полке над кроватью. Осколки разбитого счастья, не иначе. От темноты отделился силуэт, и Ойкава на секунду перестал дышать, осознавая всю нелепость ситуации и количество времени, за которое они все-таки дошли до этой ситуации. Как долго, Ива-чан, меня нельзя заставлять столько ждать. Он, в легкой футболке и шортах, ведь на дворе лето, пылающее, жаркое, невыносимое, выскочил на улицу, соскочив с подоконника, с чертового второго этажа, потому что соскучился. Иваизуми, конечно же, поймал его, потому что Ойкава исхудал настолько, что Иваизуми поймал бы его и с тридцатого этажа. Иваизуми придушенно шептал, какой Ойкава идиот, как он его заебал, как не имеет права так поступать, как не должен попросту забивать на все в своей жизни лишь из-за него. Из-за идиота-Хаджиме, который испугался собственных чувств, переведя их в «глупую детскую игру». А еще меня идиотом называешь, Ива-чан. Ойкава лишь смеялся, не слезая с рук Иваизуми, периодически теряя слезы в складках чужой одежды и оставляя хаотичные поцелуи, потому что хотелось. Потому что не отталкивали. Потому что он «более», потому что это не игры, потому что это не по-детски, потому что это взаимно. Потому что Иваизуми держит его на руках, потому что они заснут вместе, потому что их жизнь сделает новый поворот еще очень не скоро. А пока что можно просто потеряться в собственном счастье.