Игра Канарейки

Битву закончит смерть, всё остальное лишь перерыв в битве. Цирилла Фиона Элен Рианнон

      Бертольд и Эльза старались не встречаться взглядами. Они сидели за одним столом в компании других «кабанов», сегодня необычно тихих и трезвых.       На воздух в зале можно было вешать топор.       Все ждали возвращения атамана. Эльза рассказала Ломонду и Адель о его просьбе, и Ломонд, не умеющий держать язык за зубами, растрезвонил об этом всей вольной реданской компании.       Вчера на рассвете Ольгерд фон Эверек вместе с Канарейкой отправились в путь. Атаман не стал посвящать никого в свои планы, никаких указаний, кроме «ждать и не высовываться», от него не последовало. Днём проснулся ведьмак – как всегда хмурый и неразговорчивый, написал кому-то письмо и уехал. «Кабаны» думали, что он уже и не вернётся, но Геральт воротился под вечер весь в крови и какой-то омерзительной слизи. Поел, долго и со вкусом умывался, потом вернулся в комнату, отведённую ему атаманом. Явно чего-то ждал. Почти ни с кем не говорил.       Теперь же, семнадцатого дня Блатхе, выдавшегося пасмурным и мертвенно-тихим, ведьмак сидел на лавке у стены и методично полировал серебряный меч.       «Кабаны» уныло пьянствовали и ели без охоты, сверлили взглядами свои кружки и миски.       – Может, он не вернётся? – осторожно и почти неслышно спросил Ломонд. На него уставилось больше двух дюжин пар глаз. Одна из них – с вертикальными зрачками.       – Ну, – протянул «кабан». – Сбежит с прекрасной девой, и я его пойму, если он сбежит с Канарейкой… Она вполне прекрасная… дева.       Ломонд замолчал под натиском взглядов.       – Он так с нами не поступит, – спокойно возразила Адель. – Променять нас на какую-то эльфку?       – Ну не просто же так он меня просил! – воскликнула Эльза.       Началась словесная перепалка, вылившаяся в итоге в закономерный, но бессмысленный обмен матюгами и проклятиями.       Геральт уже видел в лезвии меча своё отражение, но продолжал с бессильным остервенением возить по нему тряпкой, пропитанной специальным раствором.       Мог ли действительно Ольгерд фон Эверек сбежать? Попробовать спастись от О’Дима хоть каким-то способом, а не продолжать упрямо шагать к эшафоту? Смогла ли уговорить его на это Канарейка?       Ведьмаку очень сильно не нравился Ольгерд фон Эверек. Желания, которые атаман загадывал с холодным расчётом, вяло цепляясь за жизнь, были почти невыполнимыми. И в это маленькое «почти» Геральту приходилось уже трижды с натугой протискиваться, искать решение, спасая собственную шкуру. Кабала от демона – не то, что он хотел получить на старости лет.       Эльза и Бертольд встретились взглядами. «Кабаниха» на этот раз не стала стыдливо отворачиваться и опускать глаза, а упорно продолжила смотреть на Бертольда. Тот мгновенно покрылся красными пятнами, встал и торопливо направился к выходу. Как только он схватился за ручку, дверь резко распахнулась на него, лишь чудом не прибив к стенке. В залу быстрыми большими шагами зашёл Ольгерд фон Эверек. Он небрежно махнул Бертольду, чтобы тот следовал за ним, пересёк помещение и скрылся в своей комнате.       «Кабаны» переглянулись.       – А где Пташка? – спросил кто-то, озвучив общий вопрос, бившийся у всех в головах.       – Не нравится мне это…       Эльза молча встала, ударив ладонями по столу. Рокот мгновенно утих.       – Я с тобой, – сказала она, глядя на Бертольда.       Ольгерд умыл лицо, оперся руками по обе стороны от таза, позволяя воде капать с носа и губ. Он устал. Чёрт возьми, как же он устал.       Дверь позади тихонько скрипнула, в комнату, судя по шагам, вошли двое.       – Атаман…       – Бертольд, сейчас соберу тебе сумку, которую нужно отвести в Новиград в кузницу эльфа Хаттори и передать Канарейке.       Бертольд кивнул, но Ольгерд не увидел этого – он всё ещё стоял к «кабанам» спиной, глядя на лютню с витиеватыми эльфскими узорами.       – Атаман, можно я? – спросила Эльза, сама не до конца понимая, что её дёрнуло.       Ольгерд развернулся лицом к ним, взглянул на «кабаниху».       – Можно. Ты что-нибудь надумала?       Эльза поджала губы. Этого разговора она хотела бы избежать.       – Атаман, я не смогу.       Ольгерд хмыкнул.       – Чего не сможешь? Сидеть в комнате, цедить вино и иногда отправлять ребят на выгул?       Эльза выстояла под взглядом холодных внимательных зелёных глаз.       – Без тебя, атаман, мы не будем «кабанами».       Лицо Ольгерда оставалось бесстрастным, а у Эльзы загорелись уши. В её понимании эти слова были сродни признанию в любви.       – Не имеет смысла об этом говорить. Изменить что-то не в моих силах. Если ты согласишься, я перед уходом оставлю атаманшей тебя. Моё решение все примут. В обратном случае вы просто передерётесь за власть, поубиваете друг друга и расколетесь. И не будет больше вольной реданской компании.       – Эльза сможет, – вырвалось у Бертольда. «Кабаниха» шикнула на него, но было уже поздно.       – Тогда всё решено, – подытожил атаман и скрылся в задней каморке.       – Ну и что ты городишь? – шёпотом воскликнула Эльза.       – Мне не понравилось будущее, если ты откажешься.       – Я хотела заставить его остаться!       Бертольд покачал головой:       – Да нихрена не сработало бы.       – И правда, не сработало бы. У меня же каменное сердце, – сказал атаман, выходя с вещевым мешком Канарейки в руках. Он аккуратно сложил внутрь лютню, передал мешок Эльзе.       – Ольгерд, – в комнате вдруг появился ведьмак.       – Геральт, – холодно кивнул атаман ему в ответ и жестом указал «кабанам» выйти.       Те переглянулись выразительно и поспешно ретировались.       – Кажется, твой договор с демоном должен был уже завершиться.       – Он ждёт тебя в Святилище Лильвани.       Ведьмак смотрел на Ольгерда. Тот явно пытался унять что-то сильное, поднявшее в нём после этих слов. Атаман прошёлся по комнате, вернулся к тазу с водой и ещё раз умыл лицо. Попытался схватиться за эфес своей карабелы, обычно служивший ему крепким якорем действительности и спокойствия, но оружия на привычном месте не оказалось. Вместо него висел канарейкин кинжал – безусловно красивый и хорошо выкованный, но слишком короткий и лёгкий. Таким от смерти не защититься.       – И он приказал тебе, чтобы ты как верный пёс ждал, когда же я туда направлюсь?       – Он сказал, что ты всё равно там появишься, – серьёзно сказал ведьмак.       Конечно, Геральту не сильно нравилось играть роль почтового голубя между Гюнтером О’Димом и Ольгердом фон Эвереком. Ему вообще мало что нравилось в этой истории, только выбора ему не предоставили. Никому его не предоставили.       – И я должен собрать вещички и поехать навстречу смерти? – Атаман скрестил руки на груди, подчёркнуто расслабленно расселся на лавке.       Геральт прислонился спиной к стене. Разговор его утомлял, и ничем хорошим он закончиться не мог.       – Канарейка знает о Святилище.       Ольгерду пришлось приложить немало усилий, чтобы тут же не наброситься на ведьмака.       – Откуда? – спросил он, уже зная ответ.       Ведьмак молчал, смотрел куда-то в сторону. Тянул время.       – Откуда?! – повторил атаман громче.       – Он умеет делать, чтобы эта холера у меня на лице болела так, что хочется сдохнуть.       Геральт сказал это сухо и спокойно, как подобает ведьмаку. Но и без интонаций, без взглядов сожаления и сложенных в мольбе рук было ясно, что слова эти граничат с оправданием. Ольгерд тоже почувствовал это, но в его висках уже пульсировала сводящая с ума ярость.       Атаман вскочил с лавки, выхватил из-за пояса кинжал. Геральт поднялся в тот же миг, достал железный меч.       – Будем биться, ведьмак? – ухмыльнулся Ольгерд. Когда он снова обрёл способность приходить в такую ярость? – Ты – вымещать злость на мне, я – на тебе?       – Я защищаюсь.       – Да брось, ведьмак. С удовольствием бы зарубил меня, если бы мог?       Мужчины стояли друг напротив друга, сжимая в руках оружие.       – Мне правда есть, что сказать тебе.       Ольгерд прищурился.       – Ну так говори. Давай. Что, я урод, убийца, псих? Ну давай!       – Предпочитаю не провоцировать вооружённых людей.       Атаман вдруг замахнулся кинжалом, дёрнулся и подпрыгнул к ведьмаку. Лезвие остановилось в дюйме от лица: Геральт успел отвести его своим мечом. Если бы это была карабела, а не короткий кинжал Канарейки, у ведьмака бы тогда прибавилось шрамов.       – А жаль, ведьмак, стал бы ещё краше.       – Я не мог ей этого не сказать, – процедил Геральт. – Я понимаю, что это значит. Остаётся только надеяться на её силы.       Ольгерд убрал кинжал, отвернулся. Провёл рукой по лицу.       – На свои мы надеяться уже не можем.       Геральт наблюдал за Ольгердом. Он изо всех сил старался оставаться внешне спокойным и холодным. Только вот Канарейка что-то подковырнула в его существе, обнажила какой-то старый шрам, заставила его снова кровоточить.       Ольгерд подошёл к окну.       В эти первые тёплые деньки спешно распускались цветы и разворачивались почки. Молодая ярко-зелёная листва пробивалась сквозь почтенно-изумрудный хвойный лес, возвращались из тёплых стран перелётные птицы.       Ольгерд был твёрд в своём решении держать Канарейку как можно дальше от себя. Чтобы ударная волна не задела её, когда придёт время. Только всё теперь сильно осложнялось тем, что каменная корка на его сердце вдруг пошла трещинами. Всё из-за этой эльфки.       – Может помиримся, ведьмак?       Геральт не смог скрыть раздражения, шикнул, медленно убирая меч обратно в ножны.       – Это из-за тебя и твоего заказа я вляпался в это говно, – сказал ведьмак.       Ольгерд медленно выдохнул, утёр лоб рукавом. Атаман наконец смог успокоиться, каменное сердце перестало биться о рёбра.       – Уходи, Геральт. Пришлю тебе весточку, когда улажу дела.       Ведьмак хотел возразить, но Ольгерд вдруг повернулся к нему лицом, посмотрел в глаза. Эти глаза не были холодны и самодовольны, как обычно. Ольгерд ничего не говорил вслух, но вообще-то молил ведьмака об этой отсрочке.       В конце концов, это правда могли оказаться его последние дни.       Геральт направился к двери. Остановился возле неё, взявшись за ручку, оглянулся. Атаман замер у окна в одной позе, как статуя, кажется, даже не дышал.       Ведьмак вышел за дверь. В конце концов, контракт на василиска из соседнего села сам себя не выполнит.       Эльза накинула дорожный плащ, привязала вещевой мешок Канарейки к седлу. «Кабаниха» не знала, какое ей нужно принять решение. Она очень сильно надеялась, что поездка к Канарейке что-то изменит в этом.       Вдруг Бертольд, до этого усиленно сливавшийся со стенкой, принялся отвязывать стоявшего рядом чубарого коня.       – Я еду с тобой, – сказал он, набрасывая седло на крепкую лошадиную спину.       – Атаман потом разрубит тебя в мелкую крошку. Он тебя не отпускал.       – Срать, – бросил Бертольд, запрыгивая на коня. – Он уже сдался. А наша атаманша в курсе. Так? – «Кабан» улыбнулся открыто и просто, так, как это было свойственно только ему. Эльза даже увидела какую-то прелесть в этой детской улыбке.       – Ну тогда будешь моим… Как это… Эскортом. – Эльза под узду повела лошадь из конюшни. – Личной охраной. Будет обидно сдохнуть, так и не побыв атаманшей.       – Нужно вернуть ему нашу Пташку, а то совсем сдуется.       «Кабаны» выехали на тракт, подгоняя коней пятками.       – Да куда она от него денется, – улыбнулась Эльза. – Но хорошо бы проследить, чтоб всё прошло правильно.       – Сделаем, – улыбнулся Бертольд, просто наслаждаясь тем, что он находится рядом с Эльзой.       Ярко светило солнце, впереди им чудились свобода и счастье, быстрое решение всех проблем и лёгкость, которая никак, ни в коем случае, не должна была разбиться о жуткую чугунную правду.