Игра Канарейки

У Меча Предназначения два острия... Одно из них - ты. Другое - смерть.

      Канарейка продолжила свой дурацкий маскарад даже на ковре у Тесака.       Фиакна стоял в углу комнаты и ждал, когда Карл Варезе наконец выйдет из себя. Но тот был терпелив. Поразительно терпелив.       – Так это ты – оксенфуртская Канарейка?       Эльфка сдержанно поклонилась, стараясь не расплескать ни капли своего напускного достоинства. Она всё ещё была в гриме от Элихаля, прибавляющем ей шарма, лет и довольно уловимой схожести с одной достаточно известной чародейкой.       Тесак не мог понять, с какой, но что-то на уровне инстинктов призывало его быть вежливым с ней.       – Я ждал увидеть драного котёнка или обиженную людишками девку, а не… прекрасную даму.       Канарейка наклонила голову и сдержанно улыбнулась.       Фиакна невольно вспомнил её опухшее лицо с воспалёнными глазами, слёзы, текущие по щекам. Жалкий вид.       Что же произошло за тот день, который он шлялся по Новиграду, пытаясь её отыскать?       – Мой человек сказал, что это ты прибралась в Золотом городе той ночью.       Канарейка смотрела прямо на Тесака.       Фиакна сжал кулаки. Грёбаной эльфке ничего не стоило рассказать краснолюду о том, что на самом деле произошло той ночью. А Тесак не любил, когда его обманывали. Даже по мелочам.       – Я слышал, Канарейка работает чище. Оставляет после себя только труп и ничего больше. Никаких пожаров и шумихи на весь чёртов Новиград. Так это действительно твоя работа?       Канарейка снова улыбнулась и поймала напуганный взгляд Фиакны.       Элихаль методично чернил локон Канарейки кусочком угля, пока та полулёжа дремала на лавке.       Эльза сидела за столом, будто от скуки подпирая голову рукой, но её волнение выдавала судорожно трясущаяся нога. По поверхности мёда, налитого в кружку, бегала рябь.       Элихаль отпустил ставший смольно-чёрным локон обычно белокурой Канарейки, взял следующий.       Утро уже наступило – довольно давно. Биттергельд отправился на работу, Хаттори зашагал в кузницу разводить огонь и за сотней крон, которые теперь должен был гному, а этот эльф – Фиакна - кажется, в какой-то момент просто исчез. Он был хмур и неразговорчив больше обычного, раздражался от любого шороха и попрощался с Канарейкой будто бы пренебрежительно.       За окном застучали копыта, донеслось несколько мужских голосов. Канарейка мгновенно вскочила со скамейки и рванула в подвал, люк в который был спрятан за ширмой вместе с бадьёй с водой. Элихаль подвинул бадью на люк, молча вылил в неё два ведра воды и указал Эльзе, чтобы она опустилась внутрь. «Кабаниха» была не сильно рада перспективе намокнуть, но один лишь чёрт мог знать, кто сейчас стоял за дверью.       Когда постучали, Элихаль с абсолютно будничным видом отворил дверь.       У стоявшего на пороге Бертольда тут же покраснело лицо и задрожал голос:       – Эльза тут?       Эльф улыбнулся неловко, выглянул на улицу. Возле дома стояли четыре лошади, три из них – с татуированными вооружёнными всадниками с бритыми головами, одна – принадлежавшая Бертольду – стояла, лениво обмахиваясь хвостом.       – Приветствую, – выдавил эльф, понимая двусмысленность ситуации и видя дрожь, бьющую «кабана». Элихаль был в одних портках.       Бертольд почти грубо оттолкнул эльфа от двери, вошёл внутрь. Один из «кабанов» ловко спрыгнул с лошади и последовал за ним, на пороге наградив Элихаля испепеляющим взглядом.       Бертольд еле заставил себя остановиться у ширмы, услышав из-за неё плеск воды.       – Эльза!       – Берт?! – «Кабаниха» засуетилась за ширмой, послышался плеск воды, она вышла вся в мокрая и, к радости успевшего напридумывать себе глупостей «кабана», – одетая.       Она порывисто обняла Бертольда, но того, хоть и безумно польщённого, больше интересовало дело.       – Эльза, я рассказал атаману обо всём, – он отстранил её, взял за плечи. – И он всё ещё не вернулся.       Цириллу Фиону Элен Рианнон, теперь – просто Цири, ведьмачку, с самого утра преследовало необъяснимое чувство тревоги. Оно раздражало девушку, и в итоге всё, за что она бралась с самого утра, в результате неизменно летело к противоположной стене, то есть – ко всем чертям. У такого поведения была и вторая причина – Цирилла опять чувствовала себя брошенным ребёнком. Она ненавидела это чувство. Несмотря на то, что Геральт обещал ближайшие три дня провести только с ней и не брать никаких заказов, с рассветом он всё же укатил в какую-то глухую деревню за очередной мантикорой.       С тех пор она так и не смогла заснуть, вновь одолеваемая каким-то мутными кошмарами про луны, мечи и розы.       Цирилла изнывала от безделья.       Шли последние дни мая 1273 года, Цири исполнялось двадцать один, и, пусть у неё никогда не было привычки хоть как-то отмечать этот факт, но это было прекрасным поводом вытащить Геральта из болот и лесов и заставить его хотя бы пару дней провести с ней.       Конечно, Цири тоже любила Путь. Вот только ей на Пути, в отличие от ведьмака, теперь в основном попадались торговцы и утопцы, а не короли, чародейки и демоны. Цирилла боялась за Геральта. Однажды она уже с ним попрощалась.       Ведьмачка отложила в сторону книжку, которую не читала уже с четверть часа. Она подумала, что неплохо бы сходить на рынок, поднялась с кровати, и тут в дверь постучали.       Цири замерла, прислушалась. Она не обладала таким острым слухом как ведьмаки, прошедшие мутации, поэтому не смогла определить, кто стоит за дверью. Жизнь научила её быть иногда сверх меры осторожной.       В дверь постучали ещё раз, настойчивее и беспокойней.       – Мне нужен ведьмак Геральт из Ривии! – донёсся женский голос.       Цири встала, тихо подошла к двери.       – Его здесь нет.       – Скажите, где он, прошу!       – Кто вам сказал, что он здесь?       – Мастер Лютик.       Цири выдохнула, дёрнула задвижку. Дверь скрипнула, открылась. В комнату вошла женщина в чёрном плаще до пола. Из-под капюшона на грудь стелились чёрные локоны. Девушке сначала показалось, что это Йеннифер.       – Здравствуй, – сказала незнакомка и откинула капюшон. Она была красива какой-то чародейской красотой, но совсем не похожа на Йеннифер. Она была эльфкой.       – С кем имею честь? – спросила Цирилла. – И что тебе нужно от Геральта?       – Понимаю, как это всё двусмысленно выглядит, – глупо улыбнулась эльфка, – но у меня с мастером ведьмаком дела.       – Он должен вернуться к вечеру, – проговорила Цири, рассматривая пришелицу. – Сейчас у него заказ.       – Заказ? – в глазах женщины мелькнуло беспокойство. – Он ничего не говорил о Демоне с перекрёстка?       Цирилла нахмурилась:       – Это же просто сказки.       Эльфка решительно зашла в комнату и направилась к столу, на котором были сложены письма. Начала их ворошить и перебирать, когда почувствовала лезвие острого меча у своей шеи. Цирилла была настроена решительно, а эта женщина ей совсем не нравилась.       – Я не буду читать личную переписку, – серьёзно заверила её эльфка. – Ищу только одно письмо.       – Отойди, – ведьмачка легонько кольнула эльфку. Та сразу подняла руки, попятилась к стенке. Несмотря на то, что она пришла не с пустыми руками, у неё не было даже в мыслях обнажать оружие.       – Послушай, – начала незнакомка. – Последний заказ ведьмака выдался… необычным. В результате на кону жизнь моего любимого человека, и хоть Геральт и в силах его спасти, это будет слишком высокая цена. Я не могу позволить ему оплатить её. – Канарейка хохотнула как-то горько. – К тому же, у них не сложились отношения, и он вряд ли захочет это сделать. Зато я хочу.       Эльфка упрямо посмотрела на Цири. Та опустила меч.       – Я тебе верю, – сказала она с каким-то странным выражением лица. Её глаза будто смотрели куда-то вглубь, а не на Канарейку. Цири помотала головой и снова стала прежней собой. – Геральт уехал на заказ под Оксенфурт. Обычная мантикора, никаких демонов.       – Точно?       – Мне бы он не стал врать.       Канарейка задумалась о чём-то, кивнула словно сама себе.       – Ему не приходило никаких писем? За последний день? Или, может быть, был необычный гость?       Цири помотала головой:       – Не было такого.       Канарейка шумно выдохнула в ладонь, прошлась по комнате, накручивая локон на палец – на нём оставался чёрный след.       – Может быть, ты хотя бы знаешь, где находится святилище Лильвани? – наконец спросила гостья.       – Знаю, – вдруг ответила Цирилла, развернула карту и указала на берег в паре миль от Оксенфурта. – Там вход через пещеру…       Девушка замерла на мгновение, а затем повернулась к Канарейке, старавшейся запомнить путь, и спросила:       – А что за роза, луна и меч, ты знаешь?       Канарейка несколько секунд внимательно смотрела на наследницу Старшей Крови, а затем молча достала из-под плаща великолепную карабелу «Ирис».       – Этот меч?       Цири дотронулась до богатых ножен рукой.       – Да. Тебя ждёт большая опасность.       Эльфка рассмеялась.       – Я знаю.       – Ключ от прошлого, – начала скандировать Цирилла, будто впадая в какой-то транс.       Канарейка тряхнула её за плечи:       – В будущем. А от будущего – в прошлом. Я знаю, это я тоже знаю.       Цирилла очнулась, поджала губы.       – Спасибо, – сказала Канарейка, бросив взгляд на карту. – Ты ведь та геральтова чародейка, которая была в Ковире?       – Нет. Я – Цири.       – Ой, прости… – протянула эльфка, очевидно, решив, что наступила девушке на какую-то больную мозоль.       Чтобы развеять все иллюзии и недопонимания, девушка пояснила:       – Я – дочь Геральта.       – Ты на него похожа, – улыбнулась эльфка. Цири невольно ухмыльнулась. – Так ты – не чародейка?       – Я – ведьмачка.       – Ну конечно, кем ещё может быть дочь Геральта… Спасибо за всё и прощай. Понадобится добрый меч – заходи к кузнецу Хаттори, он тут, недалеко. Скажешь, что от Карины, сделает хорошую скидку.       Канарейка взмахнула рукой и вышла из комнаты. Она надеялась застать Геральта, а его дочь породила в эльфке слишком много вопросов, но, кажется, нужно было спешить.       Даже если Ольгерд ещё не закончил свои дела.       Она теперь была ему должна – целую жизнь, и Канарейка собиралась вернуть долг.       Как раз тогда эльфка и заметила ошивающегося возле кузницы Эйвара Фиакну.       Ольгерд выехал из фамильного склепа фон Эвереков с полным ощущением того, что к каждой его конечности привязали по тяжеленному булыжнику.       Наступала гроза, небо резко потемнело, поднялся ветер. Пусть даже стихия застанет его посреди поля, у атамана не было ни малейшего желания возвращаться назад.       Игру, как обычно, выиграл Витольд. Ольгерда сморило в сон, и брат показал ему последние минуты жизни. Несколько раз. Ольгерд проснулся с криком в полной уверенности, что эта смерть случилась с ним.       Брат был прав и милосерден.       Конечно, одного «прости» не могло хватить.       Ольгред думал, что, окажись он на его месте, придумал бы что-нибудь пострашнее.       Зарядил дождь. Атаман промок буквально за несколько секунд, жеребец стал вязнуть в мгновенно размокшей дороге. Было темно словно ночью, Ольгерд гнал, не разбирая дороги, пока не упёрся в ограду, вывернув из кустов.       Объехал кругом, упёрся в ворота и только теперь понял, куда его занесло.       Внутри что-то затряслось, пальцы одеревенели.       Молния ударила в дерево буквально в ста шагах, оглушительно грохнуло и вспыхнуло. Конь встал на дыбы, затанцевал и рванул вперёд – через дырку в ограде вглубь имения фон Эвереков.       Был ли Ключник ещё здесь? Остались ли кошка и пёс?       Ольгерд спешился у входа в конюшню, завёл жеребца внутрь и плотно закрыл ворота.       Стихия задерживала его, и это было скорее проклятием, чем благословением.       – То есть – это сделал Ольгред? – Канарейка с уже вычерненными волосами втирала в кожу лица гламарию.       – Я ему всё рассказал, а он допил вино из кубка, молча встал, сел на коня и уехал, – ответил Бертольд.       – Злой, как дракон, – добавил Ломонд.       – Да, я видел, – поддакнул третий «кабан», имени которого Канарейка не помнила.       – Как мальчишка, – нервно бросила эльфка, продолжая втирать давно впитавшуюся мазь в кожу.       Элихаль прыснул в кружку с травяным чаем.       – А ты будешь как девчонка, если последуешь за ним.       Канарейка утробно зарычала.       – А я думаю, что это любовь, а не ребячество, – вдруг вставил Бертольд.       Ломонд громко заржал.       – Любовь любовью, – серьёзно ответил Элихаль, – а Карина не собиралась больше за ним ехать. Сама говорила, это глупая смерть.       – Надо вернуть атамана! – воскликнула Эльза. – Птаха, только ты ведь можешь.       Канарейка опустила глаза, замоталась в плащ, лежавший рядом, на стуле.       – Ну и что, Эльза, ты теперь её погонишь? Она нам вообще-то ничего не должна, – заметил Ломонд. – Я вот что скажу. Если нам нужен атаман, сами достанем. А для ней это не просто брат, отец и начальник…       – Шельма, хватит, я поняла, что ты хочешь сказать.       Ломонд усмехнулся в ладонь, когда Канарейка стала крепить к поясу и портупее оружие.       – Я поеду за ним, – сказала она хмуро.       Элихаль покачал головой, но промолчал.       – Я поеду, – повторила она бодрее.       – Поедешь, – подтвердил кто-то из «кабанов».       – Вот и поеду, – окончательно уговорила себя Канарейка, направляясь к двери. – А вы поедете домой. И будете ждать нас.       Ей было страшно, конечно, чёрт возьми, ей было страшно. Но Ольгерд сделал за неё грязную работу, убил, чтобы ей больше не приходилось этого делать. Она не говорила с ним об этом, не сказала ни слова, а он приехал…       Да и одно только выражение лица Фиакны стоило…       Ерунда всё это.       Она давно хотела найти повод ехать за ним. Давно хотела начерпать столько сил, чтобы собраться, чтобы прийти к ведьмаку и сказать, что она едет с ним. Чтобы узнать, где же это святилище, чтобы хотя бы попробовать сохранить то хрупкое, нежное, что возникло между ними…       Чтобы Ольгерд жил. Вечно, не вечно – неважно. Чтобы дышал, чтобы хватался за эфес своей карабелы, чтобы язвил и смотрел пристально своими холодными зелёными глазами. Чтобы пытался отвадить, а потом порывисто, остервенело целовал.       Чтобы ещё раз сказать ему слова, небрежно пророненные ею тогда на берегу.       Ольгерд проснулся. Он был зол на ведьмака.       – Надеяться на её силы… – сквозь зубы повторил он. – Ёбаный ведьмак!       Атаман ударил кулаком по прогнившему столбу. Тот зашатался, с потолка посыпалась пыль и солома.       Снаружи шелестел дождь. Гроза отступила. У Ольгерда не было никаких сил и желания дальше оставаться здесь. Всё было слишком знакомо.       Запахи, предметы, даже звуки. Он распахнул ворота и вывел коня под узды.       Конечно, винить во всём Геральта было глупо. Ольгерд и не винил. Ненависть не застелила ему глаз, он понимал, кто настоящее зло, а кто посыльный, человек, оказавшийся не в том месте не в то время.       Атаман запрыгнул в седло.       Цветы в саду будто только начали увядать. Бутоны их не потеряли насыщенного цвета, но высохли и теперь шуршали на ветру.       Ольгерд заметил на пригорке под большим дубом бугорок на земле. Он не смог остановить себя, спрыгнул с коня и медленно, боязливо подошёл к нему.       Свежая могила.       Ирис.       Чья же ещё.       Ольгред провёл пальцами по мокрой земле, увидел табличку, вбитую у изголовья.       «Ирис фон Эверек. Любящая жена, талантливая художница».       Атаман выдохнул.       Это всё было для неё.       И это всё её убило.       Нет.       Он её убил.       И никакими фальшивыми «прости» тут не расплатиться.       Рядом хрустнула ветка. Ольгерд поднял глаза. Перед ним стоял Ключник.       Чудище замерло на мгновение, будто приглядываясь к Ольгерду, а затем тяжело опустилось на колено перед хозяином.       Столько лет минуло, столько наступило смертей и сменилось лун, а этот демон был всё ещё здесь.       – Когда она умерла?       Чудище открыло рваный зубастый рот, прохрипело в ответ с явным усилием:       – Тридцать. Зим. Тому.       – И почему могила свежая? – Ольгерд был зол. Бессилен и зол.       – Госпожа. Не. Позволяла. Приближаться. Этому.       Ключник был просто слугой. Глупым и сильным демоном, которого призвал когда-то глупый и сильный атаман. Злиться на него было всё равно что злиться на глиняный горшок, неумело обожжённый, а потому давший трещину.       – Кто её похоронил?       Ключник поднялся с колен, опираясь на лопату. На открытых участках тела были видны шрамы, которых Ольгерд не помнил.       – Два, – зарычало чудище. – Два меча. И длинный. Уши. Сильные. Как хозяин.       То есть её похоронили около седьмицы назад. Перед этим изрезав на ленточки самого страшного охранника на Континенте.       – Уходи, – сказал Ольгерд, наклоняясь к могиле человека, которого он любил когда-то больше жизни. – Ты свободен. Изыди.       Ключник изошёл. Покрылся вдруг густым паром, вскрикнул, выдохнул, будто умирающий. Его огромное тяжёлое тело рухнуло наземь, рассыпалось на бесформенные куски мяса. Тут же засмердело гнилью.       Ольгерд проводил демона холодным взглядом.       Солнце стояло в зените. Пели птицы, лениво обмахивались крыльями бабочки. Стоило бы сейчас начать какую-нибудь молитву, только Ольгерд фон Эверек не знал ни одной.       Корчмарь «Золотого дракона» пытался отскоблить ногтём воск со стойки, когда в зал буквально влетел мужчина в некогда дорогом кунтуше, весь вымокший до нитки и злой как демон.       – Моего коня нужно накормить и почистить, – властным тоном заявил с порога этот хмырь. Корчмарю он совсем не понравился, как с первого взгляда ему не нравились нелюди и чародейки. Было в нём что-то, что кричало: жди неприятностей. – А мне нужно перо, чернила, пергамент и кубок лучшего вина. Письмо срочно доставить в Новиград.       Корчмарь хотел сказать, что у него из этого всего есть только перо – и то он выщипал из куриной задницы сегодняшним утром. Но на столе возле посетителя вдруг возник серебряный канделябр, а против такого аргумента было нечего возразить.       Когда всё вынесли, Ольгерд стал писать торопливо, сбиваясь и сажая кляксы. Всего пара десятков слов, несколько предложений… Написать только самое главное, быть честным, но не сентиментальным, не сказать лишнего…       Позади был длинный путь.