Игра Канарейки

У тебя нет монополии на альтруизм, мой друг. Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой

      Геральт действительно вернулся к вечеру. Только помимо довольно щедрой платы, собранной старостой за мантикору, у ведьмака при себе был длинный узкий свёрток.       Цири сидела в общей зале, развлекала себя ленивыми беседами с местными поддатыми завсегдатаями и новым кухарём «Хамелеона», молодым мальчишкой лет двадцати, который явно неровно дышал к ведьмачке.       Геральт подошёл тихо как кошка, беззвучно опустил свёрток на стол перед Цири. Все её собеседники мгновенно испарились или усердно принялись делать вид, что заняты своими чрезвычайно важными делами.       – Что это? – спросила девушка.       Ведьмак бросил вещевой мешок на лавку, сел, сложил локти на стол и улыбнулся.       – Это тебе.       Цирилла не смогла сдержать улыбки. Она медленно и аккуратно развернула бумажную упаковку, а затем тряпицу. Подняла на Геральта удивлённый взгляд.       – Ты же как раз в мае и родилась, верно? – ведьмак почесал шею, почти смущённо отвёл взгляд. Сколько лет, а ему всё ещё неловко делать людям подарки.       – Серебро? – с горящими глазами спросила Цири. – По тем чертежам, которые ты нашёл под Каэр Морхеном! И навершие – морда волка!       – Я вот подумал, ты уже год на Пути, а серебряным мечом так и не обзавелась, всё с маслами возишься. «Ласточка» – отличный меч, но у ведьмака должно быть два меча, верно?…       Ведьмачка резко перевалилась через стол и обняла Геральта.       – Спасибо!       Ведьмак обнял девушку в ответ.       – С Днём рождения, – тихо проговорил он.       Цири достала меч, встала, ловко взмахнула им, разрубая воздух и перепугав половину посетителей.       – Лёгкий! В руке – как влитой!       – Ну хватит, – всё ещё улыбаясь, сказал ведьмак. – Сейчас Лютику всю публику перепугаешь.       Цирилла опустилась за стол.       – Ну, как мантикора?       – Новых шрамов нет, староста заплатил с неохотой. Всё как всегда, – с улыбкой выдохнул Геральт. – А ты чем занималась?       Цири только открыла рот, чтобы рассказать об утренней гостье, но тут в зал шумно ворвался мальчишка, сбив пару коробок, стоявших у входа. Он, перемазанный в саже, весь взъерошенный и в пыли, воскликнул звонким детским голосом:       – Милсдарь Геральт из Ривии здесь обретается?!       – Обретается, – отозвался ведьмак.       Мальчишка подбежал к столу, достал из-за пазухи уже порядком смятое письмо, замер вдруг.       – А как вы можете доказать?       Геральт взглянул на мальчика. Тот замялся, пролепетал:       – Просто господин… Строго-настрого сказал: быстро и лично милсдарю Геральту из Ривии…       – Это он, малыш, – сказала Цири. Мальчишка встретился с ней взглядом, густо покраснел и протянул письмо ведьмаку.       – Как ты, малыш, откуда едешь? – спросила ведьмачка, пока Геральт разворачивал и вчитывался в письмо.       – Из корчмы «Золотой дракон», я там за курами смотрю. Это в десяти верстах от Оксенфурта. В это время года вечером ехать, чтобы солнце было по левую руку.       – А ты хорошо ориентируешься. Может, хочешь поесть? У тебя была долгая дорога.       Мальчик смущённо замотал головой, собрался уже развернуться, как его железным голосом окликнул ведьмак:       – Говоришь, из «Золотого дракона»?       Ведьмак отложил письмо, встал.       – Да, милсдарь Геральт.       – Значит, он будет там к полуночи, – буркнул ведьмак. Набросил на плечо вещевой мешок, кивнул Цири:       – Прости. Срочное дело. Надеюсь, буду к утру и без этого, – Геральт указал на живописный шрам на виске, – автографа.       – Мне тебя ждать? – серьёзно спросила Цири.       Ведьмак нахмурился.       – Нет, не жди. Лучше езжай вперёд. Господа рыцари уже заждались и начали нервничать.       Цири сдавленно улыбнулась:       – Скорее уж, их княжна начала нервничать.       Геральт поправил перевязь, ещё раз кивнул:       – А результат один.       За ведьмаком закрылась дверь, и только теперь Цири увидела, что он оставил на столе письмо.       В тот момент Фиакна всерьёз начал переживать за свою жизнь. В голове уже стал продумывать план того, как он исчезнет из Новиграда, прячась от ищеек Тесака. Ребят, которых сам ему вырастил.       Канарейка уже слишком долго смотрела на эльфа в упор, странно было, что Тесак сам ещё ничего не заподозрил.       – Ты ответишь мне или нет? – краснолюд уже начинал нервничать, хватался огромными ладонями за палаш, висящий за спиной.       – Это моя ошибка, – наконец улыбнулась Канарейка.       Не из благородства – из расчёта. Ей всегда будет проще спрятаться от Тесака, к тому же, с её стороны такая ошибка будет лишь досадным происшествием, а не предательством. Косвенно убила всё-таки она: «кабаны» подсуетились, чтобы Ольгерд узнал об этом досадном переплёте. И по какой-то причине атаман решил расправиться с нильфом сам…       В любом случае, об этом знает только она и если правда откроется, обстоятельства сложатся так, что это будет почти настоящее предательство со стороны эльфа.       Тесак очень не любил предателей. Иногда их находили под мостами или в стоках.       А эльф в благодарность мог бы и помочь Канарейке…       По крайней мере, эльфка пыталась убедить себя в этом.       – Там стояла масляная лампа, я опрокинула её, и загорелась занавеска. Нас застал служка, поэтому тушить не было времени. Мы сбежали как пришли, по крыше.       – А стражник? – нахмурился Тесак. – Его нашли возле стены, размозжённым в лепёшку.       – Попытался напасть, поскользнулся, рухнул вниз, – легко соврала эльфка, даже не догадываясь, как близки были её слова к правде.       – Так чья же там была кровь?       Карл Варезе чувствовал, что его обманывают. Но не понимал, где. Не понимал, зачем.       – Я ранена, – серьёзно ответила Канарейка. – Показывать вам не буду, не вашего ума это дело.       – А если я прикажу показать? – Тесак был непреклонен.       Фиакна на протяжении всего разговора стоял в углу, глядел в пол и дышал по давно заученной схеме: два коротких выдоха, медленный вдох. Так он сохранял спокойствие. Так не подавал виду, что Канарейка врёт напропалую чтобы выгородить его, а он этим безгранично удивлён.       – Это довольно… лично. Впрочем, если потом женишься на мне – запросто, нагло улыбнулась эльфка.       Тесак отступил.       – Мне очень не нравится эта история, – сказал краснолюд. – Я чую, когда меня наёбывают. И ты, птичка, занимаешься именно этим. – Тесак взглянул на Фиакну. Тот выглядел прямо таки образцом спокойствия, только не засыпал на месте. – Но работа сделана, Бартлея нет, и тебе, видимо, полагается плата.       – Три тысячи.       Тесак раскатисто засмеялся.       – Может, тебя ещё в жопу поцеловать?!       – На твоё усмотрение, Тесак. Я бы предпочла только деньги.       – Две, – сухо сказал краснолюд. – Оренами.       – Кронами, – Канарейка упёрлась в него холодными серыми глазами. – Не продешевишь.       Тесак шумно выдохнул и кивнул Фиакне.       Канарейка вышла от Тесака уже на закате. Солнце заливало улицы красно-рыжим светом, карман приятно грели две тысячи нальфгаардскими кронами.       Эльф нагнал её, когда она свернула с главной площади и зашагала по грязной узкой улочке в направлении кузницы Хаттори.       – И что ты теперь от меня хочешь? – спросил Фиакна.       – Привык сам влезать в долги, а, Фиакна? – весело спросила Канарейка.       – Привык по ним расплачиваться, – сухо ответил эльф. – Ты ответишь мне, что ты хочешь?       – Нет, – игриво бросила Канарейка. – Я тебе не доверяю, с чего бы мне что-то у тебя просить?       Фиакна был озадачен. Не подал виду, как обычно, выдавил на лицо напускное безразличие. Продолжал идти за Канарейкой. Она молчала.       – Не отстанешь? – спросила она, когда остановилась у обочины, пропуская повозку.       – Я могу приглядеть за твоими чудиками, – дрожащим голосом предложил Фиакна. Какого хрена, он не знал. Но по какой-то причине чувствовал, что находится перед Канарейкой в неоплатном долгу.       Эльфка хмыкнула, зашагала дальше.       – Я на твоём месте поскорее смылся бы из города после того, как наебал Тесака.       Канарейка обернулась:       – Так что же ты не смоешься?       Фиакна сглотнул. Он не мог. Если он сбежит теперь, Тесак его из-под земли достанет.       – Пока тебя не будет, я могу присмотреть за твоими друзьями, – повторил эльф.       Канарейка и Фиакна наконец подошли к дому Хаттори. На крыльце возле кузни сидела утренняя знакомая эльфки.       – Цири? – удивлённо спросила Канарейка. – Зачем ты пришла?       – Час назад Геральту пришло письмо, – без прелюдий начала ведьмачка. – Он мгновенно собрался и уехал. Я решила, что ты захочешь его увидеть.       Цири протянула Канарейке клочок бумаги. Эльфка с трудом разобрала мелкие дрожащие буквы.       «Ведьмаку Геральту из Ривии, срочно и важно.       Геральт, пока во мне есть силы, назначаю встречу в Святилище Лильвани как можно скорее. Думаю, у тебя тоже есть дела, так что время покончить с этим. Я выдвигаюсь уже сейчас. Буду признателен, если ты не заставишь меня ждать свою смерть ещё дольше.       Я правда ждал слишком долго.       Не говори Канарейке (зачеркнуто, заштриховано поверху так, что почти не разобрать).       О.»       – Фиакна! – бросила Канарейка эльфу, решившему уже, что никому нет до него дела. Тот остановился, обернулся. – Я принимаю твоё предложение. В счёт долга. Я уезжаю прямо сейчас.       Фиакна слегка растерянно кивнул головой и исчез в ближайшей тени.       А эльфка подскочила к Цири, вдруг крепко её обняла.       – Спасибо. – Из глаз полились слёзы, сажа с волос тут же окрасила лицо и стала стекать чёрными каплями на одежду. – Как тебя отблагодарить?!       Цири мягко отстранила её, улыбаясь.       – Верни Геральта живым. Не дай ему влипнуть в чужую историю. Демон с Перекрёстка – опасный противник.       Под ногами ведьмака захрустела каменная крошка.       – Геральт, вот и ты.       Ольгерд фон Эверек не обернулся. Продолжил сидеть лицом к обрыву, глядеть на зажигающиеся звёзды.       – Спасибо, что приехал так быстро. – Атаман поднялся с земли, отряхнул полы кунтуша. – Пора кончать с этим.       В его голосе не было тоски или страха. Ольгерд считал, что ему уже нечего бояться. Что самое страшное уже давно случилось с ним.       Силы покинули его. Он наконец взглянул своему прошлому в глаза, а оно ударило его под дых.       Было гадко. И больше никак.       – Впервые согласен с тобой, – сказал ведьмак. Голос его почему-то был хриплым.       – Канарейка в Новиграде? – У Ольгерда не было сил реагировать на подначки ведьмака.       – Думаю, что у неё сейчас свои дела.       – Она точно в Новиграде?! – резко повысил голос атаман. – Клянёшься?!       – Я не нанимался ей в няньки, – железным голосом ответил Геральт.       Ветер шумел деревьями. Поверх листвы были видны огни Оксенфурта. Вдалеке впереди из чёрной тучи падал на землю столб воды.       Ольгерд опустился на каменные выступы, которые, очевидно, много лет назад были ступенями. Ведьмак сел рядом.       – И где Гюнтер? – уже спокойнее спросил ведьмак.       – Он не заставит себя долго ждать.       Дождь лился стеной, сбивая Канарейку с пути, смывая сажу и гламарию.       Она заплутала, случайно увела коня с тропы, которая шла в сторону Святилища Лильвани, на юг от Оксенфурта, и теперь, вся промокшая насквозь, уже не могла понять, текут ли по её щекам слёзы или просто дождевая вода.       Конь резко затормозил, затанцевал, глядя под ноги, и только теперь из-за водной завесы Канарейка разглядела, что выехала к вязкому болоту.       Она должна была успеть!       Не могла позволить Геральту «влипнуть в чужую историю», она же обещала!       Не могла позволить Гюнтеру забрать душу Ольгерда, ведь это было неправильно.       Не могла позволить Ольгерду умереть, как же она теперь без него…       Канарейка положила руку на эфес карабелы. Это правда вселяло какую-то уверенность, надрывная паника, почти полностью захватившая её, медленно отступала.       Канарейка закрыла глаза, медленно выдохнула.       Она во что бы то ни стало должна была успеть. И никакой непогоде её не остановить.       Гюнтер О’Дим действительно не заставил себя долго ждать.       Когда луна уже поднялась на небо белёсым диском, а звёзды рассыпались и лениво светили, Гюнтер О’Дим спустился по небосводу как по ступеням, широко раскинув руки.       Ведьмак и атаман одновременно, будто по сигналу, поднялись со ступеней.       Ольгерд тихо зарычал от такой показухи.       – Вот мы и встретились, Ольгерд, – Господин Зеркало поднял уголки рта, демонстрируя зубы. Это скорее было похоже на оскал, чем на улыбку. И О’Дим сделал это не случайно.       Он ничего не делал просто так.       – Геральт, – Гюнтер адресовал такую же улыбку ведьмаку.       – Давай скорее с этим заканчивать, – проговорил Ольгерд сквозь зубы.       – Теперь уже – скорее? – спросил Господин Зеркало, глядя на атамана своими чёрными пустыми глазами. – Последние несколько десятков лет ты никуда не торопился, Ольгерд. Позволь и мне сейчас такую роскошь.       Атаман бессильно сжал кулаки.       – Чего ты ждёшь?       Гюнтер О’Дим приподнял голову, огляделся, будто прислушиваясь.       Геральт не слышал ничего, кроме шелеста деревьев, рваного быстрого дыхания Ольгерда и… торопливых шагов?       Атаман их не слышал.       – Последним пунктом нашего договора было, что, когда придёт время, мы встретимся на луне. – В зелёных глазах Ольгерда разгорался огонь. Медальон ведьмака начал подрагивать. – У тебя же наверняка есть какая-то ёбаная увёртка на это, О’Дим.       – В твоей душе очень много тьмы, фон Эверек.       Господин Зеркало выглядел как удав, обвивший шею своей жертвы кольцом.       Ольгерд чувствовал, что злится. Безгранично, жгуче, удушающе. Что та маленькая крупица магии, которой он владел, медленно выходила из-под контроля. Что воздух вокруг него наэлектризовался, а ведьмак сжимал в руке свой медальон.       В его душе действительно было слишком много тьмы. Может быть, теперь только она и была.       – Благодаря тебе, О’Дим.       Торговец улыбнулся, покачал головой.       – Только благодаря тебе, Ольгерд. Она вся твоя. Я только немного помог.       Геральт не знал, что предпринять. И нужно ли вообще что-то делать.       В самом деле, это ведь не его история, верно?       Гюнтер О’Дим взмахнул рукой, и песок, покрывавший мозаику Святилища Лильвани, поднялся в воздух и полетел вниз с обрыва.       Ольгерд и Геральт взглянули под ноги. Мозаика изображала луну.       – Полагаю, пришло время возвращать долги.       Атаман дёрнулся, что-то вспыхнуло, медальон на шее Геральта рванул вперёд с такой силой, что под цепочкой тут же проступила красная полоса. Ольгерд исчез с места, на котором стоял, оставив после себя чёрный клубистый туман, тут же материализовался возле Гюнтера, занося кинжал.       Господин Зеркало вскинул руку, и фон Эверек замер, словно окаменев.       – Очень опрометчиво, Ольгерд.       Гюнтер О’Дим медленно шагнул к атаману, приложил ладонь к его груди.       Ольгерда забило дрожью, но он не мог пошевелиться.       Геральта тоже будто бы прибили к земле.       Внезапно Ольгерд почувствовал слабость. Болезненную, ненормальную, тянущую суставы и дробящую кости. Не такую, будто он устал. А такую, будто он умирал. Не своей смертью.       Ольгерд взглянул на свою ладонь, всё ещё сжимающую кинжал. Она стала худой, жилистой, сухой и слабой. Вены проступили наружу, болезненно синели под тонкой бледной кожей. Как у древнего старика.       Гюнтер тянул что-то из его груди наружу, ком застрял в горле, Ольгерда будто проткнули тысячей мечей. Внутренности готовы были лопнуть. Когда глаза бессильно закатились, а веки опустились, ему причудился голос Канарейки.       – Стой! Прекрати, О’Дим!       Была только тьма и боль. Было ли одно порождением другого или это – две разные пытки, Ольгерд понять не мог. И не мог понять, почему он продолжает слышать голос Карины. Надрывный, громкий, решительный. Рассекающий темноту, как свет магического светильника.       – О’Дим, я хочу заключить с тобой договор, – сказала Канарейка. – Сыграть на душу Ольгерда. И мою душу.       Голоса в бесконечной темноте были единственным, за что Ольгерд мог уцепиться. На что мог отвлечься от калечащей боли. Он попытался закричать в гулкой темноте, но, кажется, у него уже не было горла.       – И мою, – хрипло добавил голос ведьмака.       – Геральт, нет! – воскликнула Канарейка. – Это моё дело. А тебя ждут. Твоя чародейка. Цири.       – Очень хорошо, Карина. Я же говорил, что ты придёшь в последний момент, – говорил уже Гюнтер. Спокойно, негромко. Но что-то в его голосе отличалось от голосов ведьмака и эльфки. Что-то будто резонировало, отдавалось леденящим эхом где-то внутри. – Для Геральта у меня есть загадка. А что до тебя, Карина. Тебе придётся столкнуться с самым страшным врагом.       Кажется, она что-то ответила, только атаман уже не смог разобрать.       Ольгерд почувствовал холод. Лишь спустя несколько минут он понял, что это – холод каменной плиты, на которой он лежал. Прошло ещё некоторое время, прежде чем он смог наконец разлепить глаза.       Канарейка и ведьмак лежали на земле и не шевелились. Гюнтера О’Дима нигде не было.