the business of caring

– Полиция кампуса, куратор Вудс. – Проверь Yik Yak, там кто-то затирает про тот случай, когда ты сломала ему руку во время драки. Он называет тебя «та горячая начальница кампусовской полиции». Я сейчас помру. – Гриффин, это ведомственная линия. Тебе сложно пройтись по коридору, чтобы в очередной раз меня задолбать? – Нет. О господи, скольким людям ты надрала зад во время службы? Эта лента – сокровище. – Что, блин, такое «Як Як» и как я там оказалась? – Обожаю, когда ты пытаешься произнести названия социальных сетей. Назови какое-нибудь еще. – Это единственная причина, по которой ты позвонила? – В общем-то да. Я умру счастливой, если ты заведешь себе Фейсбук. – Меня не интересуют всякие приложения с Фейсами или чьи-то Буки. Я кладу трубку. Возвращайся к работе над журналом преступлений. Кларк смеялась слишком сильно, чтобы вставить еще одно слово до того, как Лекса сбросила вызов. Она позвонит еще раз, когда найдет очередную причину подпортить Лексе жизнь. Она всегда звонила. Все знают, что ничего хорошего не происходит после двух часов ночи. Вот только большинство людей не понимает, что «после двух часов ночи» включает в себя весь второй час ночи и двадцать три последующих, пока опять не наступит два ночи. Проще говоря: все ужасно всегда. Просто никогда ничего не делай. Одиннадцать утра – не исключение. Как оказалось, одиннадцать утра было таким же отличным временем пересмотреть все до единого сделанные в жизни решения и пожалеть о каждом из них. Но лишь невзначай. Лекса была, скорее, склонна к сожалениям в три часа ночи, но трезвоголовая, горькая рефлексия, присущая одиннадцати утра, была явно недооценена. У нее все было отлично, пока не позвонила Кларк, и теперь она отвлеклась. Беспорядочная куча документов на столе опасно кренилась к пространству для ее локтей, и разгребать эту свалку ей приходилось без чьей-либо помощи. Однако, у Лексы не было занятий по вторникам, она зарабатывала только одиннадцать баксов в час и сейчас в одиночестве находилась в офисе, где туалеты засорялись чаще, чем им выдавали зарплату. Пожалуй, она могла позволить себе отвлечься. Поэтому Лекса откинулась назад на ветхом офисном стуле, медленно, чтобы он не переломился под ее весом, и закрутилась в ленивых кругах, предаваясь своим регулярно проводимым сожалениям за посвящение своих студенческих лет кампусовской полиции. Рассуждая реалистично, она бы вряд ли что-либо изменила в своей жизни, будь у нее шанс вернуться назад во времени и начать все заново. Ее память не могла уйти в прошлое достаточно глубоко, чтобы найти там времена, когда ей не приходилось занимать себя какой-нибудь паршивой подработкой, чтобы отвлечь себя от своей судьбы бездарного голубого воротничка и писанной ей на звездах заурядности. Она была рождена для посредственности. Но скука всегда делала ее немного драматичной. Раскручивания на офисных стульях не очень вписывались в «кураторское поведение», но свои дневные смены она проводила в одиночестве, а ночные начинались уже после занятий, так что ее все равно никто не застукает. Дальше по коридору, правда, находилась Кларк, но она позвонит, если ей что-либо понадобится. Так что плохого может произойти? Офис пролетал мимо, пока она вращалась: разнородные и залатанные офисные стулья, два замызганных кофейника, ржавые и заполненные всякой чушью картотеки, огромный стол, заваленный старыми коробками из-под еды на вынос, и гигантская пожелтевшая карта кампуса, закрепленная на стене. Когда она перестала кружиться, ее взгляд упал на массивный шкаф в задней части штаба. Он был открыт. Он не должен быть открыт. Но это все равно было дурацкое правило. Во владении их обветшавшего ведомства почти все было либо полусломанным, либо старым, либо откровенно опасным для использования – ничего ценного бы не потерялось, если бы кто-нибудь прибрал к себе долю их оборудования. Какой болван вообще решил, что шкаф должен оставаться закрытым и запертым в дневную смену? (Лекса решила. Два года назад. Болван был Лексой.) Даже через два маленьких, грязных окна, расположенных у верха наружной стены – единственные порталы, через которые можно было насладиться улицей в их подвальной тюрьме – Лексе удалось заметить, что день был хорошим. Было так же прохладно, как и в любой другой февральский день, но ярко светившего солнца и затихшего ветра оказалось достаточно, чтобы заставить тебя поверить, что ты не замерзнешь до смерти. Мутный солнечный свет, приглушенный заляпанными окнами, манил ее. Пожалуй, она может позволить себе хоть раз отвлечься от закрытия шкафов, заполнения бумажной работы и пролистывания советов по дозору и пресечению преступности. И Лекса забивает на закрытие шкафа и возвращается к медленному раскручиванию. Все равно никому не нужна кампусовская полиция в одиннадцать утра во вторник. Документы могут потерпеть. – О, вот теперь я понимаю, почему у нас так быстро накапливаются отчеты о происшествиях. Лекса резко прекратила кружиться. Одной из ее самых нелюбимых вещей в ее жизни были моменты, когда ее застукивали за… странностями. Или за весельем. – Я просто, э, кое-что искала, – пробормотала Лекса, демонстративно перетасовывая кучу бумаг и внимательно исследуя взглядом небольшое разрытое подземелье. Но вся эта демонстрация была бесполезной. Давать Кларк повод для издевательств – все равно, что давать натренированному ротвейлеру стейк. Вот только стейк обычно делался из гордости Лексы. Кларк замурлыкала. Зловеще. – Я серьезно! – настояла Лекса, хватая случайный отчет из кучи под своим локтем. – Мне передали, что этот отчет в приоритете. Прекрати меня отвлекать. Отвлекающая. Вот какой была Кларк Гриффин. – Ты, может, и куратор, но ты не мой куратор. Центр коммуникаций находится вне сферы твоего влияния. Кроме того, если бы я знала, что всем моим попыткам тебя отвлечь утрет нос какой-то стул, то я бы даже не пыталась. – Врешь. – Вру, – она вперила взгляд суженных глаз в стул, на котором сидела Лекса. – Как я могу тягаться с вращающимся стулом? Наверное, мне наконец пора признать, что твоя сосредоточенность останется непоколебима, пока я не дам тебе на себя сесть. – Эм. Кларк запнулась, мысленно прокручивая свои слова, и подняла взгляд со сметаемых ею в мусорку коробок из-под еды. Момент спустя до нее дошло неудобство Лексы. – Э, в не-странном плане… если такой вообще есть. Пожалуйста, не подавай на меня в суд. Лицо Лексы, должно быть, тоже творило что-то невообразимое, но она попыталась выдавить деловой согласный кивок, пока ее предательские уши горели красным. – А-ага, – запнулась она, разворачиваясь на стуле к взятому ранее наугад отчету. – Можешь это не убирать. Этим займется ночной патруль. Видимо, пора начинать выписывать штрафы за то, что люди не убирают за собой свое дерьмо. – Штрафная банка. – Блять. – Александрия. Лекса сверкнула взглядом в сторону Кларк, доставая кошелек из заднего кармана и заталкивая две долларовые купюры в гигантскую банку над своим столом. Содержимое этой банки уже наверняка стремилось к паре тысяч долларов из принудительных пожертвований. Но Лексу расстраивала не столько потеря двух баксов, сколько сохраняющаяся привычка Кларк отказываться звать ее по нормальному имени. Одному богу известно, сколько времени они провели вместе. За последние несколько лет Кларк могла бы и научиться произносить ее чертово имя. – Не думаешь, что штрафная банка – это немного незрело? – проворчала Лекса уже, наверное, в миллионный раз за этот месяц. Иногда ей нужно было напоминание, чтобы не разбить эту банку о голову Кларк и съесть содержимое. Банки. (Не головы Кларк.) Кларк покорно повторила ответ: – Ругательства в офисе приводят к ругательствам на радио. Нам нужно сохранять эфиры профессиональными. Мое радио – мои правила, Вудс. У нас в диспетчерской существуют стандарты. Забавно, ответ не отличался от последнего миллиона раз. Еще забавнее было заявление, что у кого-то, работающего на кампусовскую полицию, было что-то, отдаленно напоминающее «стандарты». – Я, может, не твой куратор, но я их куратор. Так что, как и всегда, Гриффин, позволь тебе напомнить, что единственные важные в этом офисе правила – мои, – отчеканила она с надменной улыбкой, задирая подбородок и высокомерно глядя на Кларк. – Позволь напомнить тебе, что до вечерней смены ты куратор самой себя, стада пустых стульев и кучи документов. Не очень разойдешься с такой властью, Вудс, – Кларк поправила свои наушники и подкрутила аккумулятор, небрежно опершись бедром о стол Лексы. – Покрутись на стуле. Расслабься. Не переживай, ты все еще милая, даже когда не красуешься перед новенькими. (Отвлекающая.) Единственной, кто был в полиции кампуса настолько же долго, насколько и Лекса, была Кларк. Как единственный дневной диспетчер и самопровозглашенный антиругательственный борец (и частый ночной диспетчер), она провела много времени с Лексой – с понедельника по пятницу с восьми утра до шести вечера, если быть точным. Плюс, конечно же, сверхурочные, когда приходили контракты на охрану особых мероприятий или когда их настигал недостаток кадров. Наличие всего трех диспетчеров постоянно ставило их в затруднительные положения. Порой Лекса могла поклясться, что слышит жесткое жужжание голоса Кларк через несуществующее радио, когда она пыталась спать по ночам, словно паразит в ее усталой голове. Они проводили слишком много времени вместе. – Я не красуюсь, – Лекса развернула свой стул, наблюдая, как Кларк просеивала старые радио-установки из шкафа с оборудованием. Потихоньку в этой дыре загибались даже радио, но поделать с этим она ничего не могла – не позволял бюджет. Видимо, ей было так же скучно, как и Лексе. И если и существовала одна вещь, которой Лекса Вудс не являлась, то это была милая. Приглушенный смех Кларк просочился через частично открытый шкаф. – Как скажешь, Вудс. Мы практически вместе живем в этой адской дыре, поэтому я буду откровенной: ты красуешься. – Я просто веду себя профессионально, – защищалась Лекса. Если бы сегодня ей не было скучно, то она бы не поддалась издевкам Кларк. Это был любимый способ диспетчера убить время, когда ни у одной из них не было ни пар, ни нужды отвечать на рабочие звонки. – Я тут единственный куратор с тех пор, как наш бюджет приказал долго жить. Не вести себя приветливо с остальными – моя самая незначительная проблема. Кларк удивленно охнула. – Погоди, так ты серьезно? – По поводу? – Так ты куратор? Когда ты собиралась мне об этом сообщить? – Кларк попыталась скрыть свою дурацкую ухмылку под своей дурацкой рукой, но ее дурацкие белые зубы выглядывали из-за ее дурацких пальцев. Слабые люди падали жертвами легкому очарованию Кларк, но Лекса Вудс не была из их числа. Она была выше этого. Лекса опять достала кошелек и засунула еще одну долларовую купюру в банку над столом. – Ладно, тогда вот тебе мое профессиональное, кураторское мнение: иди в жопу. Кларк прекратила притворяться, что скрывает свою улыбку. – Эй, ты ведь куратор. Будешь курировать этот процесс? (Даже не вздумай подмигивать, Гриффин.) – Тебе требуется мое кураторство? – отстегнула Лекса. Кларк подмигнула. (Черт побери.) Лекса ничего не могла поделать со своими красными ушами или невозможностью ответить Кларк (в который раз), поэтому она только раздраженно вздохнула и вернулась к прочтению отчета, к которому совершенно случайно приписала приоритет. Все веселье было в том, что ни один из отчетов о происшествиях, заполненных полицией кампуса, не был срочным. Они все были документами об обыденных кражах и служебными отчетами команд техпомощи. Но Лекса буквально могла почувствовать самодовольство Кларк, словно это была ее чертова работа на полную ставку с того конца комнаты, поэтому она приписала отчету в своих руках временную срочность. Ради благого дела. --- Генерический университет – отдел вспомогательного подразделения полиции Отчет о происшествии Дело номер: 066420

Дата: 16/02/16

Локация: Обсерватория, участок JJ

Время: 2350

Классификация: Ущерб государственному имуществу Ответственные представители по общественной безопасности: Блейк ID 678 / Блейк ID 768 Машина 31 Куратор по общественной безопасности: Х_____________________________ Отчет: На стандартном 10-31* участка JJ за обсерваторией, 678 и 768 обнаружили неизвестное лицо в темной одежде и среднего телосложения. До начала проведения каких-либо мер лицо сбежало с большой черной сумкой в сторону леса Нельсон. Без причины лицо не было преследуемо. После дальнейшей проверки было обнаружено, что южная стена обсерватории была обезображена огромной росписью. Несколько банок из-под краски были найдены на месте преступления. Описание вандала отсутствует. Приложена фотография вандализма. Решение по делу: --- Естественно, несколько фотографий было распечатано и прикреплено как дополнения к оборотной стороне отчета Блейков. Вандализм был самым частым преступлением на кампусе, так что отчет не оказался вызывающим. Студентов колледжа часто поражало неожиданное, удушающее желание налепить фаллическое изображение на каждую доступную поверхность в кампусе. Не поймав виновника в процессе, им оставалось только заполнить отчет и отправить копии в администрацию по объектам и финансам. Они покроют затраты за ущерб, и администрация все уберет, когда (или если) у них дойдут до этого руки. Дело закрыто. Но само граффити было необычным. Лекса поднесла фотографию ближе к лицу, внимательно изучая безусловно впечатляющую работу. Если она не ошибается, на граффити был изображен рассвет над озером Нельсон. Для частого бегуна по дороге рядом с озером вид был слишком уж знакомый. – Что это? – прядь светлых волос защекотала лицо Лексы, и та подскочила от близости другой девушки. Было бы бесполезным пытаться спрятать отчет, если Кларк стояла рядом настолько долго, насколько подозревала Лекса. – Очевидно, вандализм. Тебе разве не надо сидеть и нянчиться с радио? Кларк убрала выбившуюся прядку за ухо, но не сделала и шагу из личного пространства Лексы. – Кроме меня единственный человек на канале – это ты. Так что технически сидеть и нянчиться я должна с тобой. Очень странное граффити. – Тебе дозволено нянчиться со мной только по четвертому каналу и только когда я того прошу. И часть с «сидеть» ты восприняла как-то слишком буквально. Слезь с меня, – Лекса крутанулась на своем стуле, надеясь оттолкнуть Кларк на несколько шагов назад, но та осталась стоять ровно на своем месте. И ее план ужасно аукнулся. У Кларк совершенно не оказалось претензий к нахождению нос к носу с ее не-куратором. – Я могу вам чем-то помочь? – прошептала Лекса в жалкой попытке прозвучать скорее угрожающе, чем паникующе. – Покажи мне отчет. Я хочу посмотреть, – Кларк улыбнулась своей легкой улыбкой и протянула руку. – У нас уже несколько месяцев не было ничего интересного. Лекса задумалась, не повести ли себя по-детски и не вытянуть ли отчет в руке из зоны досягаемости Кларк, но это бы было определенно ниже ее ранга и позиции. Хотя нет. Именно так она и собиралась поступить. Лекса вывернула свою руку, удерживая документ далеко за своей головой вне зоны досягаемости приставучего диспетчера. – Боюсь, это совершенно секретно, – съязвила она. Кларк рассмеялась и потянулась за отчетом, в неудачном побочном эффекте хватаясь за ручку стула Лексы и практически забираясь к ней на колени в процессе. Эта дурацкая прядка волос опять упала на щеку Лексы, и она вернулась к своим сожалениям о каждом приведшем к ее текущей жизненной позиции поступке, воздвигая в вершину списка парфюм Кларк и ее отсутствие такта в отношении личного пространства. – Мне тоже нужно подписывать отчеты, тупица, – вставила Кларк, продолжая тянуться за бумажкой. – Язык, Гриффин. – Запиши на мой гребанный счет, Вудс. Дай мне отчет. Предыдущие угрозы Кларк о сидении друг на друге были почти воплощены в реальность к тому моменту, как Лекса решила положить конец их страданиям. Кларк – это… слишком. Неуклонно и постоянно. – Ладно, – бездыханно уступила Лекса, когда Кларк оперлась о ее воротник для лучшего угла и доступа. Если бы кто-нибудь ее сейчас увидел, то ей бы никогда не удалось восстановить свой авторитет. – Заплати штрафной банке и получишь отчет. – Как скажешь, начальник. И естественно штрафная банка должна была находиться над столом Лексы. Все, чего добилась Лекса своим компромиссом, была вложенная в руки Кларк возможность сделать их позиции бесконечно хуже. – В тебе что, проснулось какое-то примитивное желание хоть раз оказаться выше меня? – отрезала Лекса, отпихивая Кларк упертой в живот ладонью. Это едва ли облегчило их неловкую позицию, поскольку Кларк решила, что лучшим способом достать Штрафную Банку было встать на стул с ногой прямо между бедрами Лексы. Непроизвольной реакцией Лексы оказалась попытка выпрыгнуть со стула из-под все еще нависающей над ней Кларк. – Я из-за тебя сейчас свалюсь! – Слезь с меня! Они пробарахтались еще пару секунд, пока Кларк не одержала победу коленом на груди Лексы и рукой на ее плече, принося свою жертву Штрафной Банке. Лекса в итоге решила просто плыть по течению. Чем меньше она с этим боролась, тем быстрее бы это все закончилось, и она могла бы занять себя отскребанием своей гордости с пола из-под ног Кларк (как всегда). Хорошо, что они работали вместе преимущественно когда больше никого не было в офисе. Эта девушка вытворяла ужасные вещи с ее профессиональной репутацией. Когда Кларк наконец слезла со стула Лексы (или скорее слезла с Лексы), она выхватила отчет и бегло прошлась по нему взглядом. Что до «восстановления своей гордости», то для этого Лекса не чувствовала себя достаточно самоуверенно. Для этого ей нужна дистанция от Кларк побольше. На две или три тысячи миль. – Ты уже говорила об этом с каким-нибудь из Блейков? Как вышло, что они не смогли дать описание? Лекса пожала плечами и потеребила ручку в кармане своей рубашки. – В субботу я была не на службе. И узнала об этом только сейчас. – Начнете расследование, офицер? – дразнила Кларк, протягивая отчет обратно. Лекса закатила глаза. – Не называй меня так. Я такой же офицер, как и охранники в торговом центре. В лучшем случае я магазинный коп. В худшем – дорожный конус с окладом. Кларк прыснула со смеху. Лексе не часто доводилось слышать беззлобный смех от Кларк Гриффин, бывший результатом юмора Лексы, а не ее неудач. Она тайно записала его в свой мысленный список для самообладания на тот случай, когда в следующий раз задумается о хладнокровном убийстве Кларк прямо на парковке. – О, прошу тебя. Посмотри на свою милую форменную рубашечку и свои модные ручки, – Кларк наклонилась вперед и легко толкнула ее в карман рубашки, сверкая глазами. – Готова поспорить, ты гладишь свою рубашку дважды в день. Ты просто не можешь быть магазинным копом, когда тебя так волнует твоя работа. – Я куратор. То, что я глажу свою рубашку, не выходит за рамки служебного долга. И я не милая. Кларк покорно подняла вверх руки. – Как скажешь, куратор. – Полагаю, если я не магазинный коп, то я дорожный конус? – Ты дорожный конус, – подтвердила Кларк. – А я – заклинатель дорожных конусов. До того, как Лекса успела остановить ее, Кларк настроила свою гарнитуру. – Сообщение ID 77. Лекса бросила свирепый взгляд на Кларк, радостно замахавшую в ответ. Окружная полиция держала открытый канал для их эфира на тот случай, если им понадобится помощь настоящих полицейских, так что все ответы ей приходилось выдерживать хотя бы полу-профессиональными. Даже когда чертов диспетчер сидела от нее в двух шагах и вела себя необоснованно раздражающе. И непрофессионально. – 77, слушаю. Лекса отпустила свой микрофон и откинулась на скрипучем стуле. Эта игра для двоих. – Все Оушн Кинг*, 77? Лекса закатила глаза и проартикулировала «серьезно» в сторону девушки. Заноза в заднице. – 10-69 и огромный 10-4, прием. Я Оушн Кинг. Кларк заглушила смех ладонью. – 10-9? Не расслышала, 77. Это было 10-69? Кларк вызывающе заиграла бровями. 10-69 был абсолютно бесполезным десятичным кодом, выражавшем чуть больше информации, чем простой 10-4. Единственной причиной, по которой они вообще его использовали на радио, было ради шутки или как большое «иди нахер» их собеседнику. Лекса злобно замахала руками портящей требуемую для эфиров тишину Кларк, которая продолжала тихо смеяться себе в ладонь. – Сегодня жуткие помехи, прием. У меня все Оушн Кинг. Можете, пожалуйста, заполнить отчет о происшествии для помех в эфире? Радио опять барахлят, мне нужно вести учет их неисправностей. Кларк побелела, открыла и закрыла рот несколько раз, затем смерила ее разъяренным взглядом. Лекса ухмыльнулась в ответ, наконец поймав возможность обыграть диспетчера. Кларк беспристрастно выплюнула свой ответ в микрофон. – 10-4, 77. Номер дела для отчета- Она бросила взгляд на телефон. – Номер дела 066439. – 10-4, спасибо. – Тупица. Ухмылка Лексы только разрослась. – Не играй, если не готова проигрывать, Гриффин. Тебе разве не надо писать отчет? – Да, теперь надо. Спасибо, Александрия. Было что-то поразительное в том, как Кларк удавалось произносить ее имя так сексуально и естественно. Лекса уверена, что сама она за всю свою жизнь ни разу не была ни естественной, ни сексуальной, так что возможно она просто была под впечатлением. – Если бы существовал хоть отдаленный шанс того, что ты меня послушаешь, то я бы предложила тебе перестать пытаться откусить больше, чем ты можешь проглотить, – она понимала, что искушает судьбу, но все эти редкие победы над Кларк всегда немного раздували ее эго. Кларк собрала последние несколько коробок из-под еды и закинула их в ржавое мусорное ведро перед тем, как отправиться в диспетчерскую. Но Кларк Гриффин была не из тех, кто не цепляется за возможность оставить за собой последнее слово. Проходя мимо, она наклонилась и пробормотала близко к уху Лексы: – Когда я кусаюсь, я откусываю ровно столько, сколько могу проглотить, Вудс. Как и всегда, Лекса осталась нахмуренной, недоумевающей и, так и быть, лишь немного возбужденной. Но это не ее вина. Студенты не созданы для того, чтобы неделями торчать взаперти в офисах без какой-либо неприемлемой, опасной отдушины в их жизни. Такой образ жизни меняет мироощущение. К счастью, жизнь не дала ей возможности об этом задуматься. Офисный телефон начал звонить, и она попыталась привести мысли в порядок перед ответом. – Полиция кампуса, куратор Лекса Вудс у телефона. – Здравствуйте, это Майя из школьной газеты. Я хотела узнать, нет ли у вас пары минут, чтобы прокомментировать ситуацию с Настенным Мародером? – С кем? Девушка – Майя? – хихикнула в телефон. Как будто сейчас было уместно хихикать. Серьезно. – Мои источники говорят мне, что офицеры вспомогательного отделения первые обнаружили граффити на старой обсерватории вечером в субботу. Рисунок? Все о нем говорят, так что завтра утром мы публикуем о нем статью. Просто, блять, идеально. – Это просто вандализм, – сухо ответила Лекса. – С ним разберутся точно так же, как и с любым другим преступлением по ущербу государственному имуществу, и не важно, изображена ли там сама Мона Лиза или очередная фаллическая каракуля. – Будет ли проводиться расследование? Лекса раздраженно застучала ногтем по столу. – Здесь нечего расследовать. И мы не занимаемся расследованиями – мы даже не официальные офицеры. Мы просто представители общественного порядка. – Так вы поймали Настенного Мародера? – Что? Нет. Нам не удалось задержать подозреваемого. – Значит, Настенный Мародер обхитрил полицию кампуса? – Прекрати его так звать, – выдохнула Лекса. – Тут нет никакого дела и никакого Бандита-Художника или как его там. Это просто куча бумажной работы, вандал и хлопоты для администрации зданий. – Так ваше официальное заявление, – Майя приостановила свой яростный стук по клавиатуре, перечитывая записанные заметки, – что Настенный Мародер утер нос полиции кампуса и может спокойно продолжать свою кампанию. Лекса резко встала со стула, чуть не снеся со стола целую стопку накопившихся отчетов. – Каким образом так прозвучало хоть одно мое слово? Это просто вандализм! Мы занимаемся одними документами, дамочка. – Так вы будете проводить расследование? – Ладно! Хорошо. Я посмотрю, что могу сделать. Мы проводим расследование. – Как захватывающе! – Майя опять захихикала, словно это была дурацкая шутка. Газетные крысы. – Вы можете назвать это самой большой криминальной схваткой в истории полиции кампуса? У вас есть подозреваемые? Источники говорят, что это сделал кто-то из своих, и Настенный Мародер на самом деле офицер вспомогательного отделения полиции. Вы можете подтвердить- – Так, ладно, я вешаю трубку. Не надо меня цитировать, а своим источникам скажи молчать. Приятно было пообщаться, Мэри. – Майя. – Без разницы. Всего вам доброго и хорошего настроения, – отрезала Лекса, швыряя трубку обратно на приемник. У самой Лексы настроение не задалось. Захватив свою куртку и сделав звук на радио громче, Лекса взяла ключи к машине 32 и направилась к двери. – Гриффин! – позвала она, уже выйдя одной ногой за дверь. – Следи за базой. Мне только что добавили «расследования безобидных преступлений» к описанию моей работы, даже не оставив мне записку. – Я думала, что это уже было описание твоей работы. И мы уже несколько лет как прекратили притворяться, что кто-то читает записки. Ты куда? – ответила Кларк и высунула голову из-за угла. – Я думала, что мы сегодня обедаем тако. Лекса закатила глаза. – Очевидно, пойду таращиться на стену. Я принесу еду, когда закончу. Если газета позвонит, не отвечай. Если ты случайно ответишь, скажи им, что я умерла и не могу дать заявление. А затем убей меня. – Я могу убить тебя прямо сейчас и убрать посредника, – предложила Кларк. – Посредник подписывает наши чеки, так что давай его не трогать. Следи, чтобы офис не сгорел. Кларк наверняка отсалютировала или показала средний палец, но Лекса уже захлопывала дверь и шагала к машине для ее ежедневной дозы бесполезного идиотизма. Его всегда было в достатке на кампусе. +++ Роспись была неплохая. Даже красивая. Но все еще вандализм. Лекса убрала руки в карманы и еще раз окинула взглядом местность, но не нашла ничего интересного. Единственное, что за собой оставил вандал – пара пустых баллончиков из-под краски и перепачканное краской полотенце. Вокруг было удивительное количество студентов и преподавательского состава, делающих снимки и откровенно пялящихся, словно никогда до этого не видели граффити. Лексе не требовалось открытое пространство для расследования, но она все равно всех разогнала. Их заинтересованность раздражала. Это не особо походило на расследование, но и сама Лекса не особо походила на следователя. Она бросила на стену все возможные виды подозревающих взглядов и несколько раз задумчиво кивнула – типичные следовательские занятия. Все, что она действительно могла сделать – это еще раз поговорить с Блейками по поводу той ночи и узнать, могут ли они что-либо добавить по поводу происшествия. Это был верх «расследований», к которому Лекса позволила себя принудить. Газета может писать свою чертову статью, это не изменит того факта, что полиция зашла в тупик. Марта может выкусить. +++