Цепи из прозрачного металла

Эк. 6.2 Ре-ия подав. \_ Риск. Я постоянно рискую и постоянно спрашиваю совета других. Врачей. Ученых. Мы вообще слушаем их слишком часто, а они пользуются этим. Они смотрят на нас глазами убийц. Мне кажется, у каждого свой, особенный взгляд. Не только у убийц. У всех людей. Это крайне важно. Ведь, на самом деле, как часто мы замечаем цвет глаз другого человека? Как часто смотрим в глаза любимого и видим там не страсть, заботу или желание наживиться на чужих чувствах, а глубокий, насыщенный цвет, подаренный ему Богом? Любовь можно подделать. Словами можно лгать. И только этот цвет никогда не лжет. Он неповторим, и в нем скрывается истина. Много очень много недостаточно. Нужно еще.

Чарльзу не нужно читать его мысли. Все и так заключено в отчаянно любящем взгляде серых глаз. Эрику не нужно просить прощения. Невозможно простить все, что он натворил и еще натворит за ближайшие десятилетия. Ярость стали и умиротворение небосвода на мгновение сошлись в одно, чтобы навсегда разойтись по разные стороны баррикад. Чарльз смотрит в пронзительно-синее небо и знает, что его глаза такие же синие, пронзительные, а сейчас еще и влажные от слез. Эрик не скупился на метафоры, сравнивая их с океаном, лазурью, сапфирами, васильками, и пускай глаза Ксавье вряд ли в действительности отражали всю эту палитру оттенков, комплименты он всегда принимал с большой охотой. В конце концов, Эрик мог говорить что угодно, ведь только он видел истинный цвет глаз своей родственной души. Чарльз всегда ненавидел серый цвет. Унылый, скучный, пустой, он наводил только тоску и не ассоциировался ни с чем радостным. Чарльз никогда не думал, что однажды так полюбит его, а одна мысль о расставании будет причинять настолько невыносимую боль. Эрик забрал с собой свой серый, и мир вдруг потерял остальные краски. Чарльз еще долго потом смотрит в пронзительно - синее небо, пока вокруг суетятся друзья, пытаясь поднять его, не причиняя боли. Небо - это полет, небо - свобода и освобождение от оков. Эрик променял один синий на другой. Чарльз не мог его в этом винить. Или нет. Все-таки мог. *** Рейвен не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто стоит за ее спиной. - Я же просила. Не делай так, - позади раздалось виноватое хмыканье, и откуда-то сверху в руки девушки упал букет ярко-желтых цветов. - Пёстрое уродство. - Оскорбляя их, ты оскорбляешь себя. Твой взгляд подобен взору волчицы, moya milaya. - На себя посмотри, - язвительно бросила Рейвен и тут же поняла, что снова попалась на старую удочку. Азазель победно улыбнулся, и даже не расстроился, когда Мистик оттолкнула его руку. - Я просила, а? Ни слова об этом! - Не смог удержаться, - его красные пальцы сомкнулись на ее, синих, заставляя сжать цветы в руках, - Ведь сегодня год, как ты с нами, podruga. - Уже год? Рейвен выдохнула, и для того, чтобы снова вдохнуть, ей пришлось приложить немало усилий. Целый год без Чарльза. Всего год, но такой длинный по сравнению с ее прежней, однообразной, скрытной жизнью! Год, за который Рейвен успела повидать почти весь мир, познакомиться с другими мутантами, подраться, побывать в плену, обокрасть некоторых важных людей государства и понять, в конце концов, что Магнето никогда не будет принадлежать ей. И что она сама должна принадлежать этому воплощению Ада напротив. Слишком насыщенный год. Слишком пустой без Чарльза. В последнее время - а на самом деле, с того дня, как они бросили Ксавье - Рейвен не покидало странное чувство, будто она не совсем на своем месте. Даже не так. Будто места этого нет вовсе, будто всего, что было раньше, на самом деле не было, и они начали прямо отсюда. С предательства. С Азазеля, ухлестывающего за ней. С тихого безумия Эрика, постепенно сходящего с ума без своего телепата. Рейвен тоже скучала по нему, и, возможно, причина странного ощущения была именно в этом, но на попытки завести разговор и поделиться болью Магнето не отвечал. Точнее, он позволял девушке говорить, но сам упрямо молчал, а потом, когда она замолкала, уточнял: - Всё? И уходил. Скорее всего, страдать и мучиться в одиночестве. Только одному человеку Эрик Леншерр позволял видеть свою боль и этим человеком (мутантом, за «человека» Магнето мог и ударить), увы, была явно не безнадежно влюбленная в него Рейвен. Он даже не пытался убрать подальше все синие вещи, хотя это было первым, чего ожидала от него Мистик. Она бы сама так сделала на его месте, но желтого в этом мире было слишком много. - Ну, чего ты стоишь? Спасибо, - заметив, что Азазель до сих пор в ожидании смотрит на нее, Рейвен помахала подаренным букетом, как веером, - А теперь свали в Ад, товарищ. Мужчина хмыкнул и растворился в воздухе с тихим хлопком, оставив в воздухе въедливый серный запашок. Итак, целый год самостоятельной жизни без скучных нотаций, нравоучений и занудства названного брата...без его заботы, поддержки и любви. И, что важнее, Чарльз так же целый год провел без нее. Целый год скучает. Он ведь...скучает? Он не может не скучать. Это бы разбило Рейвен сердце и другие, еще более эгоистичные органы. Они слишком долго были вдвоем против всего мира, чтобы он просто забыл и спокойно жил дальше! - Что ты делаешь? - Магнето, как обычно, появился словно из ниоткуда, подкрался сзади и заглянул девушке через плечо. Рейвен попыталась прикрыть бумагу рукой, но потом поняла, что это бесполезно. Эрик уж точно увидел одно, аккуратно выведенное по буквам слово, которое замечал всегда и везде, а скрывать остальное просто не имело смысла. - Пишу письмо. - Зачем? - Соскучилась? - его рука соскользнула с плеча Рейвен, потянувшись к письму, но девушка торопливо выхватила его из-под чужих пальцев, - Эй, напиши свое! - Мы обсуждали это. Ты согласилась. - Я помню. - Нельзя играть сразу на две стороны, Мистик. - Я помню. И не играю. Просто соскучилась по другу и хочу узнать, как у него дела. Рука, замершая над столом, сжалась в кулак. - Думаю, у него все отлично, - голос Эрика звучал слишком напряженно для того, кому, как он часто повторял, все равно, - Возится с детишками, учит их принимать мир, терпеть жестокое обращение и все остальное, что в итоге их уничтожит. - Грустно, наверное, понимать, что он выбрал их, а не тебя. Будь на ее месте Азазель или Янош, рука Магнето уже сжалась бы на их шее, но у Рейвен были особые привилегии. Поэтому Эрик только наклонился ниже, шепнув: - Осторожнее, дорогая. В такой день меня лучше не злить. И отстранился, позволив Мистик, которая, сама того не осознавая, задерживала дыхание, спокойно выдохнуть. - Такой день? - девушка удивленно развернулась, надеясь поймать его взгляд, но наткнулась только на широкую спину, направляющуюся к выходу. Вряд ли Магнето отсчитывал дни с момента вступления Рейвен в его команду, это было не в его стиле. И через мгновение Мистик осознала. Год назад случилось не только это. Небольшой кожаный мешочек перелетел с одного конца комнаты на другой и лег на стол. - Приложи к письму, - тихо произнес Эрик и вышел. *** В памяти Профессора есть комната, которая всегда плотно заперта. Он никогда не заглядывает туда и не пускает никого, даже Хэнка, впрочем, МакКой и не рвется. Ему достаточно той боли, что совершенно неприкрыто разрастается в чужих глазах, захватывая взгляд изнутри, подчиняя его отчаянию. Хэнку и своего отчаяния достаточно, а тут еще это... - Думаю, хватит, - забрать у Чарльза бутылку не так-то просто, особенно сейчас, когда почти все дети разъехались на каникулы, и стесняться в особняке стало некого, - От тебя и так уже за версту несет. - Это всего лишь реакция на окисление желудка...или легких. Ха. Уже не помню, - Чарльз попытался отмахнуться, но получилось плохо, потому что его тут же завалило в бок, - Оставь меня, Зверь. - Нет уж, - Хэнк вырвал у Профессора почти пустую бутылку и подхватил за плечи, не давая упасть, - Я тебя не оставлю. Ты без меня загнешься. - Может...так и лучше... - Кому лучше? Бессмысленный разговор, как и все, происходящее в последнее время. Иногда, когда нужно было держаться при детях, Чарльз вел себя вполне адекватно, но стоило ему хоть немного расслабиться, и мрак в его душе брал вверх. Хэнк без зазрения совести называл это мраком, потому что именно он полыхал в глазах Ксавье в такие мгновения. В глазах...черт его разберет, какого цвета. И это тоже было проблемой. - Я за почтой, - Хэнк поставил бутылку подальше на столик, - Обещай, что будешь сидеть смирно, пока я не вернусь. Чарльз! Потянувшийся уже за бутылкой Ксавье одарил МакКоя мрачным взглядом, в котором за осуждением скрывалась отчаянная мольба. - Помоги мне. Эти голоса. Эта боль. Помоги заглушить ее. Зверь проигнорировал его мысленную просьбу, отодвинул бутылку еще дальше и вышел за дверь. Почта была скорее предлогом сбежать от Чарльза, сбежать от его бесконечной боли, сбежать от глаз, память которых навсегда сохранила цвет чужих. Хоть ненадолго вырываться из особняка, пропитанного чертовым отчаянием. Почту им давно уже никто, кроме налоговой, не присылает. Однако сегодня под обычными счетами лежало что-то еще, и заинтересованный Хэнк извлек посылку, недоумевая, у кого могло появиться желание им написать. На ум приходил только какой-нибудь недовольный (или благодарный, но это навряд ли) родитель, которому вдруг стало дело до его отпрыска-мутанта. Что тоже сомнительно. А друзей у них не осталось. Всем друзьям или стерли память, или они ушли сами, по своей воле, или... «Профессору Икс». Не Чарльзу. Не Профессору Ксавье. Икс. Не распечатывая посылку, Хэнк уже точно знал, что внутри - привет из прошлого. Он с трудом подавил желание тут же выкинуть ее куда подальше. Нет. Чарльз заслужил знать, что внутри. Заслужил знать, что его...помнят? А Хэнк, конечно же, предпочел бы, чтобы Профессора просто оставили в покое. - Что это? - с видимым трудом Ксавье сфокусировал полупьяный взгляд на коричневой упаковке, поверх которой, помимо адреса особняка - без обратного направления - было знакомым, до сердечной боли знакомым почерком написано его имя, - Это от...? - Не знаю, - соврал Зверь, зная, что Чарльз знает, что он врет. В первое мгновение Ксавье прикоснулся к коричневой бумаге осторожно, даже боязливо, как к спящей змее, а потом рывком разорвал обертку, впившись дрожащими руками в письмо. - Это от Рейвен, - как будто кто-то сомневался...но Хэнк едва подавил в себе желание вырвать письмо из чужих рук. Чтобы прочитать первым, - Это от Рейвен, Хэнк! - Я понял! Что она пишет? - так трудно сдерживаться, когда буквы, выведенные родной, желанной, любимой рукой столь близки! - Пишет, что у нее все хорошо, - едва ли не впервые с тех времен, когда они еще были все вместе, Чарльз снова улыбался, а взгляд стал почти осмысленным, - Они путешествуют и...развлекаются? Не знаю, что подразумевается под этим словом? - Убивают людей, - предположил МакКой, однако не слишком язвительно, чтобы Профессор снова не расстроился и не прекратил читать. - Они отлично ладят в их...эм...Братстве мутантов. А союзники Шоу оказались не такими засранцами, как он сам. Они даже...ох. Один из них, Азазель, ее родственная душа. - О, - Хэнк помолчал, переваривая это, чувствуя, как взгляд телепата сканирует его насквозь, и добавил бессмысленное, никому не нужное, - Здорово. Молодцы. Что-то прохладное ткнулось в его сжатый кулак. Зверь опустил взгляд, послушно открыл лохматую ладонь, позволив Профессору вложить в нее полупустую бутылку, и сделал большой глоток. Крепкий градус мгновенно ударил в голову, волною накрыв злую боль. - Она пишет, что нашла свое место в мире. Что там, с ними, она может быть собой. Ее принимают такой, какая она есть, не заставляют прятаться и теперь... Чарльз дернул бутылку обратно, и МакКой не стал ему препятствовать. Осушив остатки одним глотком, он отшвырнул бутылку за диван (где та благополучно разбилась) и закрыл лицо рукой, делая длинный, болезненный вдох. Хэнк тихо присел рядом, осторожно вынимая письмо из дрожащих пальцев. Почерк Рейвен. Она была совсем близко. Можно представить, как она склоняется над столом, выводит буквы, покусывая кончик ручки... Нет, нельзя. - «Теперь я могу гордиться тем, кто я есть. Я Мистик», - прочитал он. Чарльз дернулся, как от удара плетью, но глаз не открыл. Сейчас он выглядел трезво. Слишком трезво. Абсолютно несчастно. - Я сейчас, - Хэнк ушел и вернулся с новой бутылкой, одной из тех, что он тщательно прятал в особняке. Сделав еще один глоток - алкоголь растекся по океану боли соленой пеной - Зверь передал бутылку Чарльзу и продолжил читать, - «Жаль, что Хэнк остался с тобой. Ему было бы...» - «Полезно пообщаться с теми, кто не пытается скрыть свою суть. Я не говорю, что ты плохой лидер, это не так, ты замечательный, но Хэнку, как мне кажется, нужен кто-то менее консервативный. Раскрепощенный. Смело принимающий не всегда верные на первый взгляд решения». Она же не имеет в виду... Хэнк снова забрал письмо. - Знаешь, мы можем его просто сжечь и... Чарльз еще раз прикрыл глаза и помолчал, кажется, на полном серьезе взвешивая такой вариант. По сути, их было всего два - читать или не читать - и ни одного хорошего для них. Нечестно. Рейвен как будто (как будто?) специально давила на их больные точки. Равномерно распределила боль по письму, чтобы досталось обоим. - Продолжай, Хэнк. Пожалуйста. Так они и сидели, плечом к плечу, передавая письмо и алкоголь по кругу, двое несчастных мужчин, вздрагивающих и прикладывающихся к бутылке каждый раз, когда звучало что-то особенно болезненное. На двоих все было делить легче, и сейчас между друзьями снова выстроилась та невидимая связь, что существовала давно и стала крепче, когда их оставили. Тогда они точно так же сидели с бутылкой крепкого виски, пили, как черти, и жаловались на жизнь, двое одиноких, несчастных, брошенных возлюбленными идиота. Они оба были слабыми в тот момент, и за счёт оставшихся сил держали друг друга. А потом Чарльза потянуло вниз, и Хэнку пришлось держать их обоих. - Думаешь, они писали это вместе? - спросил Ксавье, прочитав последние, прощальные слова. Спросил очень слабо, почти безнадежно. Имя, которого он ждал и одновременно слишком боятся увидеть, Рейвен ни разу не упомянула в письме. Специально или так вышло, хорошо это или плохо, Хэнк не знал. Даже логика Зверя отказывала, когда дело касалось этих двоих. Поэтому он промолчал. Его привлекла припись внизу, сбоку от размашистого: «С любовью, Рейвен»: «PS: Не выбрасывай упаковку. Внутри тебя ждет небольшой подарок». Если бы не это, Хэнк, скорее всего, даже не заметил, что внутри есть что-то еще, но теперь ему отчего-то еще сильнее захотелось выбросить оберточную бумагу. Можно ли ждать чего-то хорошего от Рейвен, после всего этого...? Спирт в крови говорил: «Можно». Спирт говорил: «Открой ее, Хэнк. Посмотри, что Рейвен прислала вам. Посмотри, на что хватит ее извращенной фантазии. Вдруг это относится и к тебе тоже?» В письме девушка передавала ему привет и желала всего хорошего, но МакКою этого было мало. Пока Чарльз приканчивал бутылку, прижав письмо к груди - он не увидел приписки - Хэнк потянулся к развороченной коричневой бумаге, под слоями которой действительно темнело что-то, не замеченное ранее. - Смотри, - из-за легкого опьянения и трясущихся рук развязать кожаный мешочек получилось только с третьего раза, - Хочешь открыть? Думаешь, что там? - Не знаю, это же Ре...ох. - Отдай, - Хэнк рванулся к нему, но телепат откинулся назад, отбрасывая мешочек, сжимая в руках нечто, извлеченное из него, завернутое в слой плотной ткани. Ярко-синей. Как сапфиры. Или ясное полуденное небо. - Отдай! - Зверь чисто физически не мог узнать цвет глаз Чарльза, для него они были белые и почти прозрачные, как у всех остальных, но он лично слышал из уст Магнето их красочное описание, - Пожалуйста, Чарльз! Ксавье не слушал его. Он смотрел на ткань, как зачарованный, сжимая ее в трясущихся пальцах. Не от опьянения трясущихся. Лицо его было бледнее мела, и на ткань он смотрел так, словно в руках у него была не тряпка, а как минимум мертвый ребенок. - Отдай, пожалуйста, - уже мягче попросил Хэнк, но поздно. Для Ксавье его теперь не существовало. Только ярко-синий обрывок ткани и то, что завернуто в него, - Чарльз... - Это не от Рейвен. - Нет. Отдай, пожалуйста. - Это от него. - Не факт. Лучше не... - Они там вдвоем. Он в курсе письма. Он прислал мне это, - белые пальцы изо всех сил сжали несчастную тряпицу, - И не потрудился написать ни строчки. - Чарльз... - Всё хорошо, Хэнк, - не разворачивая ткань, мужчина прижал ее к себе, впиваясь ногтями в грудь, но будто не замечая этого, - Будь добр, подай мне кресло. - Профессор, - интуиция, даже притупленная воздействием алкоголя, вопила во все горло, не позволяя Зверю поверить спокойному тону телепата, - Что бы вы не думали о нем... - Я вообще о нем не думаю, Хэнк. Просто хочу побыть у себя. В одиночестве. Пожалуйста, подай уже это чёртово кресло. «Может, все не так уж плохо, - подумал МакКой, помогая Ксавье устроиться. Тот почти все время смотрел перед собой, лишь пару раз на беспокойный взгляд молодого человека ответил слабой, но ободряющей улыбкой, - Может, он уже смирится наконец, что Леншерр ушел. Или, что еще лучше, этот подарок будет началом их примирения». Хэнк совсем не любил Магнето, но его любил Чарльз. Судьба связала этих двоих, и верному Зверю ничего не оставалось, кроме как принять такое положение вещей. Возможно, им даже удастся выкарабкаться. - Все хорошо, - сказал Чарльз, и Хэнку очень хотелось ему верить. Все ведь еще может быть хорошо, разве нет? Почему нет? Чем они все это заслужили? Той ночью чуткий нос Зверя уловил запах крови раньше, чем слух - короткий, сдавленный стон. - Какого черта?! - на его вопль никто не отозвался, и дверь пришлось выламывать ногой. Ворвавшись в комнату Профессора, Хэнк коротко поблагодарил Всевышнего за подаренную ему мутацию и обостренное восприятие, но на большее у него не было времени. Действовать пришлось быстро, и вскоре, переместив окровавленного Ксавье в лабораторию за рекордно малые сроки, Зверь порадовался, что раньше Чарльз редко сталкивался с физической болью и почти сразу потерял сознание. Иначе бы он продолжил начатый кошмар, и дело бы не ограничилось одной неудачной попыткой вырезать себе глаза. - Ты чертов псих! - заорал на него МакКой, когда Профессор начал приходить в сознание, и тут же скрючился, издав вопль. Видимо, даже под сильными обезболивающими, боль была невыносимой, - Ты абсолютный кретин, Ксавье!! Какого хрена?! О чем ты только думал?!! - О...нем... - Да пошли вы оба! - обычно сдержанного Хэнка просто прорвало, и только вид крови на хирургических инструментах, которыми он больше часа штопал израненное ножом для бумаг лицо, останавливало его от того, чтобы как следует вмазать глупому Профессору, тихо стонущему на лабораторном столе, - Ты и твоя психованная родственная душа! Два идиота! Придурка! Долбанутые на голову! Ты зачем это сделал?! - Они...не нужны... Звериную сущность Хэнка всегда было тяжело контролировать, и теперь молодой человек едва сдерживал ее от опрометчивых действий. Порвать Чарльза на кусочки он сможет в любое время, сейчас было гораздо важнее спасти его жизнь и не допустить заражения крови. В лицо! Глаза! Ножом для бумаг! Идиот! Ох, Хэнк был в ярости. - В смысле, не нужны?! Ты совсем рехнулся?! - Нет... - Ксавье с большим трудом поднял руку и коснулся своих закрытых век, перепачканных запекшейся кровью, - Не нужны. Зачем они мне, если он их видеть не может? - Господи, - Хэнк схватился за голову, отворачиваясь. Лишь бы не видеть истерзанного лезвием и болью лица, не слышать этих слов, звучащих слишком уверенно для того, кто час назад был при смерти, - Чарльз, умоляю тебя... - Я чувствую твою жалость, Хэнк. Слышу ее...вот здесь, - МакКою даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять: Чарльз коснулся своего виска указательным пальцем, - Слышу голоса их всех, они так плачут...так кричат...а ты...жалеешь. Каждый день. Невыносимо. Лучше бы ты тоже кричал... - Это не повод пытаться убить себя! - Я не пытался...я просто больше не хотел...видеть. Напоминания о нем. Вокруг слишком много стального. Ох, Хэнк... Зверь осторожно повернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть тонкую прозрачную каплю, скользнувшую по щеке и тут же смешавшуюся с кровью. Профессор прикрыл лицо рукой, сделал глубокий вдох и беззвучно разрыдался, сотрясаясь от боли, физической и душевной. - Бесполезный...я такой бесполезный... - Это не так, - Хэнк мягко сжал его плечо, - Ты нужен мне, нужен детям... - Детям? - отчаянный вопль взлетел к потолку и вновь потонул в слабых всхлипах, - Им нужен Профессор, а не бесполезный калека... - Ты не... - Я разваливаюсь, Хэнк. Распадаюсь по кусочкам. Больше не чувствую себя...целым... В его словах было слишком много искреннего, неподдельного разочарования. В себе. В Эрике. В мире. У человека, который всегда больше всех надеялся на лучшее, никакой надежды больше не осталось. Шприц с ампулой сам лег в руку. - Глаза не нужны...ноги тоже бесполезны...может, и их отрезать...? - Я верну тебе ноги, - пообещал Хэнк, вкалывая в плечо Профессора самое сильное снотворное из всех, что были в его лаборатории. *** Рейвен повезло: Чарльз всю жизнь защищал любимую сестру от любого вреда, который мог бы быть ей причинен. Даже в детстве, когда они носились по особняку, он следил, чтобы она ни обо что не стукнулась или случайно не упала с лестницы. Даже в битве на Кубе девушка не принимала прямого физического участия. Настоящие опасности начались, когда она ушла с Магнето, и тот научил ее по-настоящему драться, но даже здесь, в Братстве, основную ударную мощь на себя брали мужчины, а женщинам - Мистик и Эмме - доставалось остальное. Поэтому тот сон, такой реалистичный и ощущаемый, показался Рейвен важным знаком. - Как твое имя? - Мистик. - Настоящее имя. - Меня зовут Мистик. - Не испытывай мое терпение. Хочешь повторения вчерашнего? Нога неприятно заныла. Шрам от пулевого отверстия так и остался самым слабым местом в теле девушки, и враг постоянно этим пользовался, мучая лодыжку. - Я хочу знать, какое имя тебе дали при рождении, а не эту нелепую мутантскую кличку. - А вам зачем? - она дернула руки, прикованные наручниками к стальному столу, - Если хотите поболтать... - Хочу знать, что написать на твоей могиле. По спине пробежал холодок. - Забавная шутка. - Если засмеешься - сломаю хребет. Итак. Что тебе известно о Чарльзе Френсисе Ксавье? - Он мой друг. - Всё? - И один из лучших людей, кого вы когда-либо встречали. - Он не человек. - То, что ты рождаешься с определенным набором генов, не делает тебя человеком автоматически. Это звание нужно заслужить. Так что, он человек гораздо больше, чем вы. - Как жаль, что вы никогда больше не встретитесь, и ты не сможешь сказать ему это. Рейвен закрыла глаза. Эта пытка может продолжаться много часов. И будет продолжаться, пока она не сбежит отсюда.   Старый шрам продолжало дергать даже тогда, когда Рейвен открыла глаза. Она должна сбежать. Ее тянуло от обратного. Не к нему, а от него. Мистик никогда не любила желтый цвет, не полюбила его и теперь, встретившись с Азазелем. Ни его цветы, ни подарки, ни ласковые слова не могли привязать ее к существу, которое она никогда не любила. Ее сердце принадлежало другому, вот только он...а что он? Он будто заранее знал, что этот разговор состоится. Рейвен дождалась момента, когда Янош и Эмма отправятся на задание, уговорила Ангел отвлечь Азазеля («У тебя ничего не выйдет», - шепнула ей девушка, но помочь согласилась), и осторожно постучала по водосточной трубе, пересекающей подвал, который они временно заняли под убежище. Благодаря этой трубе помещение разделялось на два отсека: Один для них, второй - для Магнето. - Можно? - Ты и так уже вошла, - он стоял у бетонных плит, сваленных друг на друга и образующих импровизированный стол. - Неправда. Я соблюдаю приличия, - Рейвен, помедлив, все-таки переступила границу, оказавшись на его территории, - Поговори со мной. Пожалуйста. - Я говорю. - Издеваешься? Нормально поговори. Леншерр медленно повернулся лицом, взглянул на нее и скрестил руки на груди. - Я знаю все, что ты мне скажешь. - О, правда? - Ты хочешь уйти. Должна уйти. - Остановишь меня? Она должна уйти. Но оставляет шанс им обоим. Между «должна» и «хочется» расстояние, длинной в целую вечность. Одно откровение. Одно признание. - Нет. Если это твое решение, так тому и быть, - губы Эрика сложились в улыбку, но глаза остались холодными и острыми, как лезвие ножа, - Я не должен тебе мешать. - Не должен или не хочешь? - Не хочу. - Ох, - расстояние мгновенно сократилось от вечности до одного шага. Одного слова, - Ладно. Тогда...ты знаешь, почему я делаю это. - Ты соврала ему. - Что? - Рейвен была готова цепляться за любое слово, любую брошенную фразу, надеясь, что за этим последует заветное: «Не уходи». - Ты соврала в письме, - Эрик сделал шаг к ней, опуская руки, а затем еще один, поменьше, - Ты написала ему, что нашла свое место, но это не так. Мы никогда не были твоим домом. - Ты читал мое письмо? - состояние Мистик повисло где-то между сердитостью и крайним удивлением, - Зачем? - Хотел знать, что ты напишешь ему. - Зачем? - теперь уже Рейвен подалась вперед, оставляя между ними лишь небольшое пространство. Один шаг. Одно слово, - Ревнуешь? Магнето усмехнулся. - Может быть. - Может быть... - повторила Мистик, закусывая губу и заглядывая в белые, полупрозрачные глаза мужчины. Она могла менять лица, как другие люди - одежду, но лишь Эрик всегда безошибочно читал выражение любого из них, - Только кого из нас? Леншерр медленно поднял руку, коснувшись ее щеки. Он никогда не жалел о своем выборе. Это было не в стиле Магнето, жалеть о чем-то. Но иногда, когда Рейвен вот так на него смотрела - безнадежно, почти отчаянно - на долю секунды в глазах металлокинетика появлялось нечто, похожее на сочувствие. - Ты знаешь ответ, - шепнул он, - Я сказал его тебе той ночью, перед Кубой. - Знаю, - Мистик коснулась его руки, лежащей на ее щеке, и закрыла глаза, стараясь сдерживать эмоции. Гнев, слезы, желание броситься к его ногам и умолять не отпускать...он видел все это. Он знал. И она знала, что он все равно ее отпустит. Ее отпустит. - Просто хотела еще раз уточнить. Превращения всегда давались ей легко, как дыхание, и уже через мгновение перед Магнето стояла не Рейвен, а тот, кого он всегда желал видеть на ее месте, подле себя, своей правой рукой и верным партнером. - А так? - И на этот вопрос я тоже тебе уже отвечал, - мягко, насколько это возможно для него, произнес Эрик, большим пальцем очерчивая любимое лицо не Рейвен, - Ты можешь быть похожей на него, но кое-что ты подделать не в силах. - Глаза. - Прости, Мистик. Ты и сама все понимаешь. Понимает. Но пониманием разбитого сердца не склеить. Оставаясь в образе Ксавье, девушка нежно поцеловала сжатые губы, позволила волшебному мгновению продлиться чуть дольше, позволила себе на короткий миг поверить, что Эрик целует ее, а не своего любимого Профессора, но из подвала она выходила уже, как Рейвен. Она хочет уйти. Если ее место и есть где-то, то точно не здесь. Здесь она - всего лишь замена. Здесь она никогда не почувствует себя нужной, потому что ее глаза желтые, не синие. И если единожды, той ночью перед самоубийственной миссией на Кубе, Магнето позволил ей прикоснуться к нему (пусть и чужими руками), больше такого не повторится. Он ясно дал понять. Почему так больно? Почему у Рейвен такое чувство, что она заблудилась во тьме, и все это - страшный сон? Как справиться с этой болью? На лестнице ее поймал Азазель. Почувствовал. Конечно, он не мог не почувствовать. - Здравствуй, lubov' moya, - в руках у него был очередной букет и бутылка прозрачной русской...наверное, лучше не спрашивать, откуда он их взял, - Почему твое прекрасное лицо так печально? - Прекрасное, - презрительно фыркнула Мистик, резким движением вытирая злые слезы, - Конечно, оно тебе нравится, такое-то! - Что? - Такое! - Мистик без жалости ткнула тонким пальчиком в бледную худую щеку, - Оно всем нравится! Только Эрик говорил...а потом он...и... - Тсс, - прошипел мутант, прижимая сопротивляющуюся девушку к себе, - Неважно, что говорил Магнето. Ты красивая в любом виде. - Врешь, хвостатый. - Как я могу тебе врать, krasavitsa? - Азазель обвил руками ее талию, а хвостом - тонкие запястья, - Ты совершенство. Ярко-желтые глаза пылали такой неподдельной уверенностью, что Рейвен тут же захотелось все испортить, показать краснокожему, кто на самом деле прав. Она посмотрела на его хвост, обвивающий белые запястья, горько усмехнулась, и светлая кожа расползлась, как чешуя, открывая их взору темно-синее убожество. Рейвен ненавидела этот цвет. Однажды Хэнк сказал, что она никогда не будет считаться красивой с такой внешностью, и поверить ему оказалось слишком просто. Даже Чарльз всегда тактично избегал вопросов об ее истинном облике, давая расплывчатые ответы, вроде: «Ты же мой друг, я не могу судить объективно...» Лишь Эрик однажды сказал, что ее настоящее лицо прекрасно. Однако взял он ее под покровом ночи не в истинном облике, а виде того, кем действительно восхищался, кого считал прекрасным. Они все тайно презирали ее. И Рейвен подняла насмешливый взор, ожидая увидеть в янтарных глазах точно такое же презрение и отвращение. Черт. Азазель поцеловал ее синие губы в тот момент, когда Мистик подумала, что никогда раньше так не любила желтый.   И ночью она все поняла.   Когда утром Азазель проснулся, на подушке рядом с ним лежал клочок бумаги. Это не было прощальной запиской, признанием в любви или объяснением того, что в принципе произошло. Только три слова: «Сбежать. Необходимость. СОН». *** Хэнк старался работать в абсолютной тишине, потому что Чарльз стал вести себя очень тихо. Тихо. Но не спокойно. Наоборот, лучше бы он кричал, тогда Хэнк хотя бы знал, когда бежать на помощь с новой дозой снотворного. Это показалось Маккою лучшим решением - держать Профессора в постоянном бессознании, надеясь, что он однажды проснется и...что? Скажет: «Со мной все в порядке»? Хэнк ему больше не поверит. Ни с того ни с сего встанет, пойдет и простит Леншерра? Зверь не уверен, что хочет этого. Не исцеления Чарльза, конечно. Прощения. Магнето не заслужил. Черт возьми, всё это из-за него. Колба в руке лопнула, и Зверь сомневался, что дело в повышенной температуре. Но убирать осколки не было времени (хорошо, что кожа Зверя достаточно устойчива к порезам) потому что Чарльз снова проснулся. - Хэнк... - он редко звал Маккоя. Весь мир Ксавье сошелся на двух людях, и оба они неизменно присутствовали в его кошмарах, - Хэнк...! - Я здесь, - Зверь почти мгновенно оказался у постели Профессора, постучал по шприцу, и закатал его рукав, готовый в любой момент ввести снотворное, - Сейчас будет хорошо. - Хэнк, - Чарльз, бледный, растрепанный, с еще не до конца зажившим лицом и швами, худой, как воробушек, лежал в постели и глядел на него своими несчастными полупрозрачными глазищами. Каждый раз у Маккоя разбивалось сердце, поэтому он предпочитал большую часть времени проводить в лаборатории, изучать сыворотку, понемногу приближаясь к ее созданию. По крайней мере, Хэнк надеялся, что приближается. Надеялся, что он не бесполезен, - Хэнк? - Что такое? - где угодно, как угодно, лишь бы не смотреть в эти метущиеся, полубезумные, наполненные болью глаза. - Думаешь, серый цвет можно потрогать? - Чарльз... - Какой он? Холодный? Острый? - Чарльз, пожалуйста, - слабая рука Ксавье вцепилась в широкое запястье Зверя так, что оторвать ее, не причиняя боли Профессору, не было возможности, - Ты бредишь. - Заботливый? Мне кажется, я видел заботливый серый, но я не помню, где... - Пожалуйста, дай мне руку. Сейчас я сделаю тебе укол, и ты уснешь. - И там снова будет серый, - Чарльз отпустил руку Хэнка, а обе свои спрятал под одеяло, - Он везде. В реальности. Во снах. Раньше я злился на него, а сейчас начинаю забывать...это больно. - Перестань. - Меня как будто разорвали пополам. - Это не так. - Я больше не целое. - Нет, Чарльз. - Как выглядит серый? Он красивый? Злой? Тревожный? Ласковый? Острый? Колючий? Им можно вспороть тело? Можно раскрасить небо? Можно? - в таком состоянии Чарльз не мог долго оставаться сосредоточенным, и мысли его разбегались, расползались по сознанию, вырывая из него глупые, но тревожащие Зверя вопросы, - Можно я снова увижу его? - Сейчас увидишь, - Хэнк вытащил слабо сопротивляющуюся руку на свет и ввел шприц под кожу, - Скоро вы снова будете вместе. - Нет...это все фикция...обман... - Спите, Профессор. *** - Хэнк! Хэнк!! - Что?! - Зверь ворвался в комнату как есть, в рабочем халате, с перегонной колбой в руках, и увидел картину, образ которой позже хранился так же далеко, как и память об израненном Профессоре, заносящем над собой нож для бумаг, - Чарльз! - Я...не чувствую...ног... - Ксавье лежал на полу и пытался встать. Отчаянно. Упорно. Уверенно. Так, словно он должен стоять, - Хэнк, почему я их не чувствую?! Зверь протянул к нему руки, но телепат оттолкнул их и снова сам попытался поднять непослушное тело. - Почему я не могу встать? Что со мной?! - Чарльз, - говорить это было даже больнее, чем видеть, - Ты не можешь встать. - Почему? Я хочу! - Но ты не можешь. Дай, я помогу. - Нет! Я хочу сам! Я хочу ходить! Я хочу свои ноги назад! - Чарльз... - Я ХОЧУ СВОИ НОГИ НАЗАД! ЗА ЧТО ОН СДЕЛАЛ ЭТО СО МНОЙ?! Его пришлось перенести в комнату рядом с лабораторией. Хэнк, не спавший уже черт знает сколько времени, не хотел тратить время - и силы - на лестничные подъемы. *** - Знаешь, что он подарил мне? После ночных воплей из-за кошмаров и неадекватности днем, Хэнк даже подумал, что ослышался. Настолько осознанно звучал голос Профессора. - Что? - Смотри. Хэнк переложил шприц в другую руку и взял протянутую ему вещь. Чарльз сжимал ее в кулаке и не выпустил даже тогда, когда ее коснулись синие пальцы Зверя. - Цепочка? - тонкая и не очень длинная, обмотанная вокруг запястья. Хэнк не помнил, чтобы видел ее раньше. Или просто не замечал? - Это он прислал тебе ее? Хэнк и думать забыл о том письме. Как и о том, что под синей тканью должно было быть что-то еще...подарок? - Цепь, - поправил Чарльз так, будто это было очень важно, - Знаешь, из чего она? - Из железа? - Из стальной пули. Здесь даже вмятина сохранилась. - Ох, - Зверь с опаской покосился на Профессора, но тот выглядел на удивление спокойно. Поднял цепочку - цепь - к глазам, мягко потрогал ее свободной рукой. Кончиками пальцев, - Та...самая? - Больной ублюдок. - Не называй его так. - Прости... - Та самая. Так со мной еще не флиртовали, - усмехнулся Чарльз и на мгновение стал похож на себя прежнего, того, кем он был до всего...этого. Но потом уголки его губ поникли, взгляд потух, - Наверное, он имел в виду нашу связь. Наши судьбы переплетены, мы скованы цепями, а я не освободился от него. И никогда не освобожусь. Хэнк? - Да? - Зверь старался, правда, старался, чтобы его лицо не было таким потерянным и печальным. - Ты скоро сделаешь сыворотку? - Очень скоро. Клянусь. *** - Уверен, что мне не стоит переключить? - Оставь. Новости...успокаивают. Хэнк не знал, как именно могут успокаивать сообщения об убийствах и терактах, но спорить не стал. За просмотром телевизора Чарльз действительно вел себя тише и хотя бы что-то ел, а МакКой в это время мог немного вздремнуть. Первая проба прошла успешно, и сейчас у него на коленях лежали самые настоящие, человеческие руки с белыми пальцами, покрытыми еле заметной сеточкой мозолей и ожогов. Такие, какими их Хэнк не видел уже очень давно. Чарльз слабо, но ровно сидел в кресле. Он больше не пытался себя изувечить. Цепь, намотанная на запястье, стала почти неизменным его атрибутом, но ни одного из мужчин это не смущало. Можно было выдохнуть. Жизнь, кажется, налаживалась. - Никогда не смей так думать. После таких мыслей судьба специально дает тебе под зад. Чарльз рванулся вперед и упал на пол. Подтянулся на руках, пополз вперед, опираясь на локти, к телевизору, вцепился дрожащими пальцами в экран. Закричал. Хэнк даже не успел его остановить. А потом понял, что сам зажимает рот ладонью, сдерживая крик. Общий, единый стон пронесся над страной, и звон его еще долго звучал в рыдающей тишине. Президент Кеннеди мертв. Хэнк держал Чарльза за плечи, пока корреспондент, вещающий с экрана, старался сохранить официальный вид: - Путь в Даллас...снайперская винтовка...пуля загадочным образом поменяла траекторию... - Загадочным образом! - захохотал Ксавье, сотрясаясь всем телом у Хэнка на руках, - Ты слышал? Загадочным образом! - Я не понимаю... - Хэнк, они говорят, что пуля вильнула! - Маккой видел Профессора рыдающим, истекающим кровью, отчаявшимся, потерянным, почти безумным, но бьющимся в такой истерике - никогда, - Пуля! - Выстрел был под углом... - Вильнула, Хэнк! Стальная пуля! Кому, по-твоему, подчиняется сталь? Кто может заставить ее вильнуть? - горло его исторгало жуткий хохот, а глаза - слезы, - Вот же сукин сын, чертов больной психопат, что ему Кеннеди-то сделал…?! Черт, черт! Господи! Дьявол! Кто-нибудь мне объяснит, что с ним не так?! - Чарльз, - Хэнк уже устал повторять его имя. И просить успокоиться, - Пожалуйста... - Помнишь, как мастерски он пулями виляет? Я вот помню! - Ксавье ударил по бездвижным ногам, - Прекрасно помню! - Ты так уверен, что это он? - ужас подкрадывался медленно и незаметно. Если Магнето причастен к убийству президента, то его скоро поймают, а вместе с ним и всех сообщников...и Рейвен... - Рейвен! - Они все в опасности. Из-за него. - Нужно что-то сделать! - Мы ничего не можем! Ничего, - даже внутренний голос Чарльза звучал с истеричным надрывом, - Нам все равно никто не поверит! На меня вообще будут смотреть свысока, потому что я...мне нужны мои ноги, Хэнк! Ты обещал, что закончишь сыворотку! Не говоря больше ни слова, Маккой оставил его как есть, на полу, бросился в лабораторию и вернулся с шприцом, наполненным мутноватой жидкостью. Чарльз уже привычным жестом, как это много ночей подряд делал Зверь, закатал рукав. - Не в плечо, - остановил его Хэнк, - Нужна вена. Держи. Они перетянули предплечье жгутом и посмотрели друг другу в глаза. Истерика прошла так же быстро, как и началась. Прошло вообще все. Сейчас Ксавье был уверен. Спокоен. Он снова был Профессором. Только рука еще немного дрожала от слабости. - Ты точно готов? - Коли уже. Мы должны остановить его. Или помочь. Или...просто верни мне мои ноги, Зверь! - Если что-то случится... - Хэнк! Игла вошла в вену легко, с первого раза попав в нужное место. Маккой плавно ввел жидкость и замер, глядя в напряженное лицо телепата. - Профессор? Чарльз, не открывая глаз, что-то прошептал. Рука его дрогнула и сжала складки ковра. Пот выступил на лбу. - Профессор? Кадык дернулся, телепат сглотнул и вытянулся в полный рост, запрокинув голову, едва дыша. Хэнк и сам почти забыл, что делать это необходимо. - Чарльз? Он распахнул глаза, слепо глядя в потолок, а потом резко развернулся на бок, инстинктивно подобрав колени к животу, и исторг содержимое желудка на ковер. - Ох, прости, нужно ее еще доработать и... - Хэнк по привычке бросился на помощь, и лишь когда их взгляды встретились, Зверь понял. Чарльз...? - Я тебя не слышу, - шепнули они одновременно. И отпрянули друг от друга. *** Хэнк продолжил работу над сывороткой, но изменить ее структуру никак не выходило. Словно сама судьба давала Профессору выбор: ноги или телепатия. К окончанию каникул, когда дети стали возвращаться в школу, растерянные, напуганные последними событиями и глубоко обиженные не принимающим их миром, выбор показался очевидным обоим, и разговор об исцелении был временно прекращен. Профессор Икс должен помогать страждущим изнутри. Ходить для этого совершенно не обязательно. Возвращение детей (и возможно то, что Магнето достаточно быстро поймали, заперев в каком-то крайне секретном месте) сильно повлияло на Ксавье в лучшую сторону. Ему больше не нужно было снотворное для того, чтобы заснуть, и тем более, для того, чтобы контролировать себя. Профессор весь отдал себя преподаванию, имя «Эрик» звучало лишь в контексте обсуждения его преступлений, на «Рейвен» было наложено негласное табу, и лишь единожды у них со Зверем состоялся разговор, выбивающийся из контекста Друзья-Преподаватели. Это было вскоре после возвращения детей и ареста Эрика. Чарльз въехал в лабораторию Хэнка, шурша шинами. Стальная цепь с легким бренчанием покачивалась на его запястье. - Сильно занят? - Нет, - раз за разом, втайне от него, Маккой пытался улучшить сыворотку, но об этом - тем более, о постоянных провалах - Профессору лучше было не знать, - А что? - Нужен твой совет. - Как ученого? - Как друга. Память Профессора была похожа на огромную библиотеку-лабиринт. Он уверенно провел Зверя меж широких стеллажей и остановился у простой, железной двери. Обычная дверь, ничего особенного, но почему-то Хэнк знал, что за порог ему никогда не переступить. - Я запер его там. Внутри. Все воспоминания о нем. Боялся, что просочится хоть что-то, - в своей голове Чарльз мог ходить. Он положил ладонь на дверь, прижался к ней щекой, - Все наши дни там. Слова. Вопросы. Признания. Шахматы. Я запер его. В разуме Профессора присутствовала и цепь, но здесь она казалась более яркой и, как бы безумно это не было, более реальной. Край ее свисал с запястья и касался железной ручки двери, - А теперь другие заперли его. По-настоящему. Скорее всего, мы с ним больше никогда не увидимся. Хэнк не стал спорить. Зачем, когда они оба так думают? - Мне бы стоило забыть. Я могу просто уничтожить все, что связывает нас. Так будет легче. - Ты хочешь? - Нет. Но так будет легче, - повторил Профессор, отстраненно глядя на дверь. Сквозь дверь, - Сделать так. Он шагнул назад, и дверь занялась пламенем, причем - Хэнк даже не сомневался - горела не только она, но и все, что внутри комнаты. - Огонь может забрать все воспоминания и мне больше не будет больно, - глаза Чарльза пылали тоже. Огнем. Гневом. Отчаяньем. Всем вместе. Но больше всего - болезненно обиженной любовью к тому, кого Профессор Икс запер в пылающей комнате. Хэнк знал, что так будет легче. И Чарльзу, и ему, и всем вокруг. Может, даже можно было бы увеличить мощность Церебро и стереть память об Эрике всем, кто когда-либо встречался с ним. Даже ему самому. Без Магнето будет проще. Но что-то заставило Хэнка произнести: - Не стоит. Огонь тут же исчез. И Чарльз поник. - Знаю. Сам понимаю, что если сделаю это, то случится что-то непоправимое. Не будет боли...вообще ничего не будет. Обещай мне, Хэнк. - Что? - Не дай мне сделать этого. Если вдруг снова захочется...я попрошу тебя остановить меня. Останови. Любой ценой. - Почему ты так уверен? - Просто обещай. Знаю, что многого прошу, но ты единственный, кто остался со мной. Больше не на кого рассчитывать. Пожалуйста. Пообещай мне, Зверь. - Я...ладно. Обещаю. *** Чарльз взял с Хэнка обещание не дать ему отказаться от Эрика. Но, видит Бог, каких трудов Зверю стоило не выгнать Магнето, когда тот глубокой ночью постучал в двери особняка Ксавье. - Здравствуй, Хэнк. - Что ты здесь делаешь? - прошипел Зверь, оглядываясь через плечо. Все в особняке давно спали, и лишь он один неизменно трудился в лаборатории, - Как ты вообще...?! - Долгая история. Мне удалось сбежать. Пустишь? «Ты чертов психопат! - хотелось крикнуть Маккою, - Мерзкий убийца, погубивший лучшее, что было в этой стране! Убирайся вон!» Но на все это Магнето плевать. - Чарльз не будет рад тебе, - да, а вот это заставило лицо Леншерра помрачнеть. - Он поймет. - Нет, не поймет. Он только... «Он только пришел в себя, а ты снова хочешь все разрушить!» - Только...? - ох, как же Хэнка раздражала эта самоуверенная ухмылка! - Только лег спать. Он очень устал. - Думаю, я сумею его утешить. Рывок. Зверь вернул свой человеческий облик, но силы остались при нем, и Магнето не удалось распахнуть дверь. - Сомневаюсь. Он очень зол на тебя. И если у тебя нет машины времени, чтобы исправить все, что ты натворил... Этот урод разбил сердце Рейвен. Разбил сердце Чарльзу. Убил лучшего президента на свете. Хэнк не обязан перед ним отчитываться. - Просто уходи. Так будет лучше всем. - Рейвен говорила, что ты будешь упорствовать. Хэнк вздрогнул, и дверь сама собой немного поддалась под напором Леншерра. Совсем немного. - Рейвен? Она с тобой? - глупый вопрос, Хэнк и сам знал, Эрик не стал бы прятать ее за спиной, но справиться с собой Зверь не мог, - Где она? - Не здесь. Сейчас Мистик в другом месте, и предполагаю, ей там не слишком хорошо. Из-за нее я и пришел. - Из-за Рейвен? Магнето вздохнул и кажется едва ли не закатил глаза. - Да, Хэнк. Из-за Рейвен. Можно мне теперь войти? - Зачем тебе нужен Чарльз? - Потому что он один из самых умных людей, кого я знаю, неужели не понятно?! - воскликнул Магнето, но под уничтожающим взглядом Хэнка сбавил тон, - И потому что я хочу увидеть его перед тем, как снова уйду. - Я мог бы позвонить в полицию, - Хэнк чувствовал, что медленно сдается под чужим напором. И чертов металлокинетик тоже чувствовал это. - Но ты это не сделаешь, верно? - пальцы Магнето пробрались между косяком и дверью, так что теперь, если Хэнк решил бы захлопнуть ее, то прищемил бы чужую руку, - Ты не лишишь нас возможности встретиться, а себя - узнать о Рейвен. Пусти меня, Зверь. - Ты такая свинья. - Очень гостеприимно с твоей стороны. Проклиная себя за то, что делает, Хэнк провел Магнето по тихим коридорам, мимо комнат спящих учеников. Однажды, в одном из этих закоулков, Маккой застал Эрика с Ксавье, и тогда, кажется, познал предел человеческого смущения. Для него было немыслимо, что Профессор и такой редкостный засранец, как Магнето...А сейчас он сам вел этого монстра на свидание с Чарльзом. Который спал и представить себе не мог, на что его обрекают без его ведома. Это плохая идея. Очень плохая, Хэнк. - Он не в спальне? - Магнето замер на полпути, с подозрением глядя на Зверя, - Куда ты меня ведешь? - Я не пущу тебя в его спальню, - Хэнк одарил Леншерра еще одним - о, как же приятно делать это! - уничтожающим взглядом, - Подождешь в кабинете. - Считаешь меня настолько больным? - Я уже не знаю, кем тебя считать, Эрик. Немного времени Хэнку потребовалось, чтобы разбудить Профессора, и намного больше - убедить его, что это не сон. - Как он мог выбраться?! - Не знаю, сам у него и спросишь, - ворчливо отвечал Хэнк, толкая вперед коляску. Хотя Чарльз мог ехать и сам, он позволил другу делать это, думать, что он делает хоть что-то. Решает хоть что-то. - Как я выгляжу? - Чарльз, бога ради... Хэнк толкнул коляску через порог, закрыл дверь и остановился в углу, скрестив руки на груди, не отводя пытливого взгляда от Магнето, который сидел перед столом, расслабленно закинув ногу на ногу. Когда дверь закрылась, он не повернулся, лишь повел плечами. - Здравствуй, Чарльз. - Эрик. И Зверю тут же захотелось провалиться под пол, столько невысказанной боли было в одном-единственном слове. - Прости, что разбудил. - Ничего, я не...зачем ты пришел? - Чарльз приблизился, но Леншерр так и остался сидеть к нему спиной, - Хэнк сказал, что дело в Рейвен. - В ней тоже, - чем дольше Магнето сидел спиной, тем несчастнее становился Чарльз, и тем больше злился Зверь. Как будто Леншерр специально пришел поиздеваться над чувствами своей родственной души, - А еще в тебе и во мне. И в Хэнке тоже. В нас всех. - Либо отвечай, не увиливая, либо выметайся, - вскипел Зверь, но был остановлен мягким взмахом руки. - В нас - в мутантах? - как будто не было Кубы, расставания, перебитых ног, убийства Кеннеди и других ужасных, непростительных вещей, отвративших бы от Магнето кого-угодно. Любого. Кроме Профессора. Он говорил так, будто они расстались только вчера, - Кто-то хочет причинить нам вред? Плечи Леншерра дрогнули. - Все хотят, Чарльз. Они боятся нас. - Но некоторые больше? - Это сложно. - Просто прочти его мысли! - Я пытаюсь...что-то мешает. Как барьер. Он закрылся от меня. - Такое разве возможно? - Раньше мне казалось, что нет. - Не думаю, что это так сложно, - Чарльз подъехал еще ближе, почти вплотную, и осторожно положил руку на плечо Леншерра. Тот снова вздрогнул, - Ты не можешь что-то сказать вслух? Что-то мешает тебе? - Возможно. - Все хорошо. Не бойся, Эрик, ты уже здесь, в безопасности, с нами. Со мной. Ты вернулся, а значит, хочешь все исправить, так? - Нет, Чарльз. - Что? Магнето не сбросил - мягко сдвинул чужую руку со своего плеча, перед этим слегка сжав пальцы возлюбленного, и встал. Теперь они снова были на разных уровнях. В разных пространствах. Временах. - Я не вернулся. Он наконец повернулся к Чарльзу лицом, твердо посмотрев ему в глаза сверху вниз, произнес: - И никогда не возвращался. А Профессор открыл было рот, но не вымолвил ни звука. Только вздрогнул - едва-едва, почти не заметно - и вздохнул. Взгляд его был прикован к лицу Магнето, и в полупрозрачных глазах читалась такая сложная смесь чувств, что Хэнк ощутил, как его эмоциональный диапазон падает до уровня одноклеточного. - Боже... - Твоя сила очень важна для них. Они будут использовать ее. Ты должен не позволить им. - Твой разум... - Это только начало. Они уже наверняка поняли, что я здесь, и идут за мной, но я выиграю немного времени. Будь готов, Профессор. Мы все должны быть готовы. - Я... - Нет времени. У меня его вообще не осталось. Удачи, Чарльз, - Эрик наклонился, поцеловал Ксавье в бледный лоб, обогнул коляску и направился к выходу, по пути одарив Хэнка искренней, совсем не свойственной Магнето улыбкой. - До встречи, Хэнк, - и вышел. - Эй! - МакКой бросился за ним, но снова был остановлен тихим: - Не надо. - Он же снова уйдет! - все эмоции, сдерживаемые на протяжение этого странного разговора, подступили к горлу. Зверь почти рычал, - Он так и не сказал, как сбежал! - Никто ниоткуда не сбегал, Хэнк, - Профессор так и остался сидеть спиной к выходу. Он медленно поднял руку, провел ладонью по лицу, закрыл ею рот и выдохнул, вздрогнув. Следующие его слова, произнесённые в ладонь, звучали глухо, - За последний год Эрик Леншерр ни разу не навестил меня...и, наверное, никогда больше не навестит. - Но ведь... - недоумевая, Хэнк еще раз с тоской взглянул на закрывшуюся дверь и подошел к Чарльзу, присев возле него, заглядывая в бледное, напряженное, до боли несчастное лицо, - Профессор? - Глаза, Хэнк. Их невозможно подделать, - он снова вздрогнул, зажмурился и убрал руку от лица, сжав плечо МакКоя, - Скажи, ты сумел сделать так, чтобы сыворотка не забирала мои способности? - Профессор, я правда пытался, но там такой сложный состав и... - Нет? - Нет. - Хорошо, - Чарльз сделал большой вдох, уголки его губ напряженно дернулись и в полупрозрачных глазах промелькнуло что-то очень... Страшное. - Неси все, что у тебя есть.