Голова может ошибаться, но кровь — никогда.
В приюте Ацуши дружил с одной девочкой по имени Йоко. У неё были большие-большие глаза и смешные брови: росли как-то неправильно, не одна к другой, а в разные стороны. Мальчишки дразнили её лупоглазой, а другие девчонки не любили за слишком острый язык, и хотя частенько точила она его именно об Ацуши, кошмарную манеру огрызаться на каждую попытку заговорить Накаджима находил милой. С ним вообще всегда было что-то не так.* * *
Хотя, конечно, не так сильно, как с Дазаем и Рампо, но… — Он не похож на подрывника. — Тыква. — Овощ или фрукт? — Такса. Так как тебе мысль использовать вертолётную площадку? — Сработает. Я на пульте, не пропадай. — Хорошо. [1] Нет, всё же не так.* * *
Ацуши был уверен: везение и случай в тот вечер были ни при чём. Несмотря на то, что Дазай иногда вполне походил на человека, который мог сигануть в речку и совершенно случайно попасться на глаза как раз тому самому тигру, дело скорее было в тыквах и таксах, о которых они частенько говорили с Рампо. Во всех тех странных штуках, понятных обычным людям дай бог со второго раза, замаскированных приказах и очень внимательных глазах. Цепких, тёмных и (Накаджима это чуял) опасных. Это немного пугало, но куда больше восхищало, и нет, не подумайте, Ацуши не считал все эти закидоны с самоубийством здоровыми. Вовсе нет, он, признаться, по этому поводу весьма тревожился и порой взаправду не мог разобраться, когда Дазай серьёзен, а когда петля — часть тщательно продуманной клоунады. Он часто сбивал с толку, но потом Накаджима вспоминал Йоко, и всё сразу вставало на свои места. Потому что на самом деле её звали Цукико. Она ревела в туалете после того, как приютская шпана закидала её желудями, корила себя за злой язык и боялась осуждения. Аналогия, конечно, дурная, но суть в том, что Дазай не был тем, кем казался, и не казался тем, кем был. Тигр внутри Ацуши при виде него припадал к земле, трусливо прижимал уши к холке и тут же, противореча самому себе и здравому смыслу, подставлялся под обманчиво ласковую ладонь. Ацуши думал об этом ровно месяц, а потом во время одной из перепалок Куникиды и Дазая, нечаянно встретился с Осаму взглядом. Плохие люди, по его мнению, не умели так улыбаться. Накаджима был в этом уверен и к этому больше не возвращался.* * *
С намёками у Ацуши было хуже, чем с Дазаем. В том смысле, что он их не понимал. Поэтому, если Монтгомери была на него обижена, то ей следовало так и сказать. Не буравить злющим взглядом, не вырывать важные листы из документов, не топить их в чёртовом заливе и не… Кхм. Не смущать его любыми доступными способами, даже если, в теории, инициатором крайне глупой затеи была не она. В этом отношении прямота Кёки импонировала ему куда больше, но то ли дело в женской солидарности, то ли в том, что женщин во множественном числе он понимал ещё хуже, чем намёки, но рядом с Люси Кёка становилась такой же непонятной, как Мод. Однако если у Ацуши проблемы были только с намёками, таксами и тыквами, то Акутагава Рюноскэ не ладил со всем, что так или иначе касалось Дазая. И ладно бы, плевать. Просто как-то так вышло, что к этой категории относился и Накаджима тоже, а Ацуши терпеть не мог не нравиться людям. Ибо хлопотно, и иногда от этого кончалась еда. Акутагава же за это горбушки не отнимал, всё больше калечил, и вроде тоже не беда — ноги отрастали довольно быстро, но Накаджима хоть и ангельского терпения человек, святым его было не назвать. Злиться он умел, и, видит Бог, в этот раз Рюноскэ его доконал. — Одного понять не могу. — Ацуши сплюнул кровь и, поморщившись, языком потрогал дырку из-под выбитого зуба. — Неужели поговорить труднее, чем пытаться размазать меня по стене? Расёмон чихнул снопом красных искр, Акутагава зло фыркнул и прислонился к стене. Дышал он при этом как взобравшийся на Эверест астматик, а кровь на прижатом к губам белом платке беспокоила Ацуши чуть сильнее, чем должна была. — Не о чем мне с тобой говорить. — Я о Дазай-сане. Рюноскэ сверкнул недобрыми глазами из-под растрёпанной чёлки и не слишком уверенно выпрямился. Первый шаг дался трудно, второй вышел твёрже. Чёртов берсерк собирался просто уйти, но Накаджима и так долго это терпел: либо он прямо сейчас добивается мало-мальски связного ответа, либо в следующий раз тащит этого маньяка-убийцу в Агентство в разных пакетах. — То, что ты боишься с ним заговорить, не значит, что он тебя не выслушает. — Ты плохо его знаешь, — вяло огрызнулся Акутагава. — Его совсем не знаешь ты. Честным будет заметить, что о последствиях Ацуши подумал не сразу. Зуб только-только прорезался, когда Акутагава выбил его снова.* * *
— Дазай-сан. — М-м? — Вы, чисто теоретически, могли бы просто сказать Акутагаве, что он, ну, молодец? Ещё раз, я имею в виду. Куникида закашлялся и выплюнул кофе прямо на клавиатуру ноутбука. — А он, Ацуши-кун, не это хочет услышать.* * *
Рюноскэ хотел услышать, что всё делал и делает правильно. А это никогда таковым не было и до сих пор не стало — Накаджима не вдавался в подробности, но высокопоставленные чины Мафии не становились детективами просто так. Люди не улыбались за двоих, просто потому что им так хотелось, а Ацуши знал не самого Дазая — он догадывался о том, что с ним стряслось. Это, звериное чутьё, интуиция, щепотка слепой веры и совсем немного — помощь Накахары Чуи. В конечном итоге, Накаджима порядком устал выращивать новые зубы.* * *
Произошло всё на старом металлообрабатывающем заводе, склад которого использовался подпольными торговцами меди в качестве перевалочного пункта. Агентству поручили поймать контрабандистов на горячем и передать их правительству; Мафия же перекупщиками была недовольна по своим причинам: те тайком сбывали поставляемую Мафией медь и складывали деньги в свой карман. Конфликт интересов налицо, но поводов собачиться снова у Акутагавы и Ацуши не было. Накаджима это понимал. Схвативший Рюноскэ за шкирку рыжеволосый парень — тоже. — Уймись, — хмуро проворчал он. Акутагава дёрнулся, вырываясь из затянутых в чёрные перчатки рук, но промолчал: примечательно, особенно если учитывать, что приструнивший его мафиози на полголовы уступал ему в росте. Танизаки сделал шаг назад, рассчитывая, судя по всему, отвлечь их иллюзией, но Ацуши еле заметно покачал головой. — Мы передадим их в руки полиции, — твёрдо проговорил он, покосившись на застывших в ужасе контрабандистов: раскалённые пули висели точно напротив их лбов. Рыжий вздёрнул бровь, осмотрел его с ног до головы и негромко фыркнул. — Ты мальчишка-тигр. Новый протеже Дазая. Старое угрожающе зарычало, но что-то Ацуши подсказывало, что опасаться в данном случае следовало не его. Собрался было переступить с ноги на ногу, но не тут-то было: ступни вросли в пол, словно пустили корни. «Гравитация, шкет», — голосом Куникиды-сана прозвучало в голове, и, оглядываясь назад, мысль была не очень умной, но остановить себя Ацуши не смог: — А вы Накахара Чуя? Тот цокнул языком и скрестил руки на груди. — Я убью Дазая. — И сделаете ему одолжение, но не могли бы вы, чисто теоретически, сказать ему, — кивок на насупившегося Акутагаву, — что он, ну, всё делает правильно? Сшибленная Танизаки бочка с грохотом прокатилась по бетонному полу завода. Недоумение в глазах Накахары поменялось местами с мрачным весельем, злость во взгляде Рюноскэ — с откровенным бешенством, и именно этот момент выбрал один из контрабандистов, чтобы чихнуть. Пули, все как одна, упали. Чуя улыбнулся тонко, быстро, поправил шляпу и дал застывшему в гневе Акутагаве знак уходить. Когда полы чёрного плаща скрылись за поворотом, Чуя подошёл к Ацуши впритык и, вздорно вздёрнув подборок, спросил: — Как по-твоему, Дазай хороший человек? — Разумеется, да, — почему-то оскорбившись, тут же ответил Накаджима. Танизаки нервно сглотнул. Накахара — рассмеялся. — Всё правильно делаешь ты, — сказал он. — А Акутагаве ещё учиться и учиться. До мурашек знакомо запихнул руки в карманы и пошёл к выходу. — Дазаю привет. Ацуши хотелось сказать, что он очень устал выращивать новые зубы. Но когда они с Акутагавой встретились в следующий раз, тот целился в глаз.* * *
— Вы на глазах у подчинённых вздёрнули меня как мальчишку. — Им сидеть дольше, чем тебе жить. И, Акутагава… — Хорошего человека в Дазай-сане видел не только ваш Одасаку, — вдруг обиженно прорычал тот. Чуя запнулся, мазнул взглядом по садящемуся солнцу и сел в машину. «Глупо, конечно», — мысленно добавил он. Мальчишка-тигр так же мысленно возмутился в ответ.