Счастье есть

— Отойди от неё! Искрис фронтис дублицио! Зашипев, безобразная старуха в желтом плаще отшатнулась от маленькой Тани. Искра Леопольда Гроттера лишь опалила ей плащ, но поток светлой магии сделал своё дело — выпил у некромагини ее последние силы. — Соня, беги! — крикнул Леопольд, осыпая мерзкую старуху градом искр из кольца. — Бери Таню и беги! Немедленно! — Нет! Софья Гроттер вскидывает кольцо. Однако Чума не стала дожидаться, пока с кольца молодой волшебницы сорвётся искра. Зашипев от ярости, она выкрикнула: — Вы ещё вспомните меня, жалкие Гроттеры! — и растворилась в пустоте… Таня, резко вскрикнув, проснулась. Вот уже который раз за неделю девочке снился этот ужасный сон. Порой Тане казалось, что он будет сопровождать ее всю оставшуюся жизнь. Сон определённо был порождением воображения, соединённым с впечатлениями от рассказов родителей. Иначе как объяснить то, что Таня помнила о произошедшем с ней ещё в далёком детстве? Из размышлений малютку Гроттер вывело появление как всегда неунывающего и как никогда всеми любимого Баб-Ягуна. Насвистывая, он заглянул в комнату и с притворным удивлением, умело переплетенным с клоунадой воскликнул: — Мамочка моя бабуся! Посмотрите, кто здесь! Величайшая драконболистка всех времён и народов Татьяна Гроттер! — и тут же, практически без перехода поинтересовался: — Тань, ты на завтрак-то идёшь? А то скоро родительский час, а у нас ещё ни в одном зубе нет утренних следов еды! «Родительским часом» в Тибидохсе называли часы посещения родителей, проходившие каждый третий понедельник месяца. Вспомнив об этом, Таня улыбнулась. Мысль о том, что она увидит родителей, приподняла ей настроение. — Иду, — кивнула Таня, мыслями все ещё пребывавшая в своём сне. — Ягун, а в Тибидохсе есть… Ммм… Толкователи снов? Играющий комментатор с изумлением посмотрел на подругу. — Ты не считаешь этот вопрос несколько странным для человека, прожившего в Тибидохсе несколько лет? — с иронией поинтересовался он. Таня, было собравшаяся встать с кровати, споткнулась на ровном месте. — Кажется, малютка Гроттер не выспалась… — мрачно прокомментировала она. — Вот-вот, — кивнул Ягун, внимательно наблюдая за подругой. Помолчав некоторое время, он добавил: — Так, Танька, колись. Я тебя знаю страшно подумать, сколько лет. Да столько не живут вообще! Так что меня не обманешь. Давай, рассказывай. Что тебе снилось, крейсер «Аврора»? — Ягун, ты хоть иногда бываешь серьезным? — полушутя поинтересовалась Таня, уже предполагавшая ответ друга. Играющий комментатор невозмутимо надул и без того немаленькие щеки. — Нет. Зачем мне это? Все, кому надо и без того любят меня таким, какой я есть. Все, пошли, а то завтрак — он, мамочка моя бабуся, такой парень, что ждать не будет. Про сон можешь у бабуси спросить. И не надо говорить, что ты об этом не подумала! — добавил он, ещё раз посмотрев на Таню. Таня, и в самом деле не подумавшая об этом, поперхнулась от неожиданности. *** Завтрак в Тибидохсе — явление довольно сумбурное и не подчиненное какому-то определенному порядку. Как высказался некогда Шурасик, «в контексте бытовых проблем уровень громкости звуковых волн при потреблении пищи играет довольно значительную роль, нарушая внутренний комфорт индивида». А уровень громкости звуковых волн в Зале Двух Стихий за завтраком просто зашкаливал. Таня появилась относительно вовремя — народ только-только расселся, а молодцы из ларца ещё не начали расстилать самобранки. Так что опоздание было весьма условным. Проходя между столами в поисках свободного места, Таня случайно услышала со стороны преподавательского стола обрывок фразы Великой Зуби: — Та-Кого-Нет ещё жива, Сарданапал. И к тому же, насколько я знаю, она так и не получила Талисман Четырёх Стихий, а это значит, что Гроттеры все ещё в опасности. Вы говорили с Леопольдом? — Нет, — в голосе академика слышалось недовольство, — сразу после нападения Чумы они с Софьей скрылись и даже сейчас, спустя столько времени, я еще не получал от него вестей. Что же, может, это и правильно… Это было все, что успела услышать Таня. Вскоре она уже вновь лавировала в толпе учеников, отыскивая Ягуна и Валялкина. Играющий комментатор обнаружился в третьем ряду, где, пунцовея ушами, приставал к Кате Лотковой. — Кать, если я говорю, что это было в последний раз, значит, было в последний раз! И вообще, по статистике пылесос ломается не чаще раза в месяц! Просто в этот раз случился большой вселенский сбой! — вопил он, едва не подпрыгивая от возбуждения. — Ягун, а я тебе в сотый раз говорю, что если между мной и своим пылесосом ты выбираешь последний, то мы не сойдёмся! — томно ответила Катя и, поднявшись, пересела за другой стол. Ягун собрался было что-то вякнуть вслед, но лишь уныло опустил голову. — Женщина должна понимать хотя бы сама себя. Это создаст предпосылки к тому, чтобы ее понимали другие, — невесело произнёс он, обращаясь уже к Тане, — если же она сама себя не понимает, то как ее могут понять окружающие? Над этой загадкой уже много лет ломают голову величайшие учёные планеты. И все никак! — Может быть, дело в том, что ты слишком несерьёзный? Катя это чувствует и не доверяет тебе, — предположила Таня. — Это только подтверждает мою теорию, — кивнул Ягун. — Девушкам, видите ли, нужны серьёзные молодые люди с чувством юмора! А как это вообще сочетается, а? Покипев от обиды еще какое-то время, играющий комментатор успокоился. В конце концов, это была далеко не первая размолвка с Катей Лотковой. Дождавшись, пока он успокоится, Таня спросила: — Слушай, а где Ванька? Я его не видела в зале. — У Тарараха. Лернейскую гидру бревном придавило, вдвоём лечат теперь. Зверушка нервная оказалась, чуть Тарараху берлогу не разнесла, — пояснил друг. Таня кивнула. Все ее мысли сейчас были о предстоящей встрече с родителями, поэтому даже любимый Ванька отошёл на второй план… *** Стараниями лауреата премии Волшебных Подтяжек, пожизненно-посмертного главы Тибидохса академика Сарданапала Черноморова родительский час был сокращён до сорока пяти минут, а сама встреча проходила в холле школы. Однако даже здесь и даже за такое короткое время трудновоспитуемые волшебники порой успевали неслабо накуролесить. Поклёп в таких случаях, брызжа слюной, грозился отменить добрую традицию встреч родителей и учеников, но почему-то все раз за разом оставалось по-прежнему. Видимо, академик все же пересиливал стремление завуча к членовредительству. Сейчас Таня пробиралась через толпу, отыскивая своих родителей. Холл был буквально переполнен донельзя, и это создавало определенные трудности в продвижении. Шум вокруг не давал ни на чем сосредоточиться, рассеивая внимание. — Таня, мы здесь! Иди к нам! — внезапно раздался крик с противоположного конца коридора.