Путешествие в Гардарику

Первое впечатление о Гардарике было не самым приятным. Рыхлое серое небо низко нависало над мрачными лесами с зеркалами озер и венами рек. Временами острые пики деревьев прорывали его, и тогда с занудным хлюпаньем на землю изливался дождь, а тучи облегченно вздыхали и ненадолго рассеивались, давая тусклым солнечным лучам возможность обласкать Гардарику. Именно так, Страной городов, именовали боги эту землю и разделяли ее на три мира: Правь, Явь и Навь. Сами они предпочитали селиться в Прави, иногда появляясь в Яви, и лишь некоторые жили в Нави. Правь отдаленно напоминала Олимп и Афине понравилась, а про Навь вскользь упомянула Макошь, когда рассказывала о тех, кто явился на свадебный пир. – Чернобог, – Макошь указала на черноволосого мужчину с проседью в висках и седыми же усами. – Редкий гость, предпочитает не покидать подземный мир. Афина слегка вздрогнула под пронзительным взглядом черных глаз – словно кто-то ледяной ладонью вдоль спины провел. Потом Афина еще несколько раз украдкой поглядывала на него и решила, что он чем-то похож на Аида – такой же неулыбчивый, немного мрачный и… да, завораживающий. Именно так. Афина помнила, как впервые осознала, что видит в Аиде мужчину, за которым могла бы пойти и с которым могла бы быть счастлива. В тот день Зевс недовольно рокотал, поглядывая то на брата, то на сестру, Деметра же кричала, и, пожалуй, не удерживай ее Гефест, вцепилась бы в волосы Аида. Тот стоял, спокойно глядя куда-то поверх плеча Зевса, словно не замечая родственников. – Прокляну, – наконец выкрикнула Деметра, но Аид коротко на нее взглянул, заставив подавиться словами. – Твоя дочь выросла, – веско уронил он. – Не для тебя растила! – Попробуй уведи, – криво улыбнулся Аид и разжал кулак. Гранатовые семена посыпались на мраморный пол, раскатились по нему, словно горсть драгоценных камней, и Деметра, разом обмякнув, безутешно и тихо заплакала. А юная Афина во все глаза смотрела на Аида – посмевшего поступить так, как велело ему сердце, не испросившего совета брата и не получившего дозволения у сестры. И поняла, что немного завидует Персефоне… «Интересно, есть ли жена у Чернобога?» – мелькнула шальная мысль. Хозяин дома, Купала, с радостью принял дар Афины, велел «приготовить как должно» и поставить на пиршественный стол. – Идем, я провожу тебя, – проговорила Макошь, с такой гордостью поглядывая на Купалу, словно он был ее сыном. – Скоро уже всех гостей дождемся, тогда и за свадебный стол сядем. Афина поблагодарила женщину за заботу и вошла в отведенную ей комнату. Все вокруг было чужое. Дома, одежда, запахи – все напоминало о том, что дом далеко. Сердце на пару мгновений сжала ладонь тоски – когда Афина вспомнила про Медузу. Афина подошла к окну. Прозрачное светлое озеро отражало голубое небо, пускало ласковые солнечные зайчики и шло едва заметной рябью. Даже не верилось, что совсем рядом есть темный лес с колючими высоченными деревьями и вечным сумраком под раскидистыми ветвями. Именно туда опустился Гермес, когда принес ее в Гардарику. Принес, дождался, когда подойдет встречающий, попрощался и ушел дромосом. И только тогда Афина задумалась о том, почему он сразу не открыл сюда дромос, зачем ему нужен был этот полет? В дверь постучали, и Афина отвернулась от окна. – Не хочешь прогуляться? – спросила стоящая на пороге Кострома. Она чем-то неуловимо напоминала Артемиду. Или это Афине только показалось? Артемида, например, предпочитала простые прически, а на голове Костромы коса была так затейливо уложена, что напоминала диадему. – Хочу, – согласилась Афина. – Если это не отвлечет тебя… Кострома качнула головой и пояснила: – Мать не даст мне сейчас работать по дому, да и Макошь здесь – она поможет. Некоторое время они шли молча, потом Кострома спросила: – На что похожа твоя родина? Афина улыбнулась и ответила: – Она разная… И стала рассказывать – про Элладу, ту, которую она знала и любила, стараясь вспоминать самое светлое. И молчала про кровь на мраморе храмов и скорбные тени смертных, идущих в Аид, про титаномахию и Тартар, ожоги на руках отца и тяжкую поступь гекатонхейров. – А у нас тебе нравится? – Сначала не понравилось, – честно ответила Афина. – Меня Гермес принес в чащу, она мрачная, холодная… – А кто такой Гермес? – заинтересованно уставилась Кострома на Афину. – Мой брат. Один из братьев… Кострома слушала рассказ Афины об олимпийцах с еще большим интересом, чем раньше, по окончании печально вздохнула и произнесла: – А у меня нет ни братьев, ни сестер. – Порой я так этого хочу, – честно призналась Афина. – Но… сейчас я понимаю, что каждый из них мне по-своему дорог. В следующий раз Кострому она увидела уже перед свадебным пиром, когда вместе с другими девушками и женщинами участвовала в облачении невесты. На Кострому надели белое, покрытое серебряной вышивкой свадебное платье. Плат же, которым покрыли ее голову, был темно-красным и навевал на Афину не очень приятные воспоминания. Именно такого цвета была кровь, уже вытекшая из тела, но еще не успевшая свернуться… Сам пир был похож на те, на которых довелось побывать Афине. Гости вовсю веселились, одаривая молодых советами и поздравлениями, молодые улыбались им, иногда смущаясь, отвечали на шутки: Купала с озорным огоньком во взгляде, а Кострома с достоинством и осознанием своей красоты. Впрочем, когда ближе к концу пира с невесты сняли плат и стали расплетать одну косу и заплетать две, все притихли и молча наблюдали за действом. Афине это было внове, и она внимательно следила за происходящим, решив, что еще будет время поговорить с Макошью и расспросить о том, что да как. Но Макошь словно почувствовала интерес Афины и сама подошла – когда молодые в сопровождении нескольких мужчин с обнаженными мечами пошли к небольшому домику. – Это специально для них построили, – тихо пояснила она. – И тот дом, где пир был тоже. Чистое все должно быть, новое. А дружки охраняют, зло отгоняют… Купала у самых дверей дома подхватил на руки Кострому и шагнул за порог, сопровождающие тут же прикрыли за ними дверь и встали по обе стороны от нее. – Утром будет величальный пир, – продолжила объяснения Макошь. – После него молодые уже в свой дом пойдут, а эти дружки сожгут. А как у вас происходит? Ответить Афина не успела – из дома раздался громкий пронзительный крик Костромы, а вслед за ним – голос Купалы… Когда Афина, сердясь на себя за то, что надела здешний женский наряд, вбежала в дом, там уже были и дружки, чьи мечи не смогли отвести беду, и хозяева – боги Гардарики, и часть гостей. Собственно, дом состоял из одной комнаты, обставленной по-спартански – лавка, на которой лежала одежда молодых, да кровать с темно-красной лентой. – Кострома! – заламывая руки, закричала Купальница. – Доченька! Макошь тут же поспешила увести ее, тревожно оглядываясь и хмурясь. Вскоре весть о случившемся несчастье облетела не только присутствовавших на пире, но и округу. К домику молодых подходили все новые и новые обитатели Прави, мрачно переговариваясь и на все лады обсуждая произошедшее, и через некоторое время на поляне собралась довольно большая толпа. Афина, стоящая у самого порога, поглядывала то на нее, то на тех, кто был в доме. Перун, повелитель Прави, старший из богов Гардарики, еще несколько местных и присоединившиеся к ним гости (чьих имена Афина не запомнила, разве что огненно-рыжего Локи из Асгарда – из-за улыбки, делавшей его похожим на Гермеса) внимательно осматривали дом изнутри и снаружи. – Нездешнее колдовство чую, – пробормотал Дажьбог, стоя у кровати и поглядывая на нее. – Не пойму, злое или нет, но не наше. – И не наше, – тут же произнес Локи, подходя к нему и почти касаясь ленты Костромы. – Хотя и похоже… – Он нахмурился, поводил ладонью туда-сюда и добавил: – Старое оно очень. – Давнее? – удивился кто-то. – Но ведь все сделано недавно, к этой свадьбе. – Нет, – мотнул головой Локи. – Так колдовали когда-то давно… Но чары наложены недавно, свежие они. – Как и руны, – воскликнула одна из женщин. – Вот, как ворон скакал. И здесь тоже, – она поочередно указала на ножки кровати. Кто-то из толпы услышал ее, крикнул в ответ: – Поди Чернобога руна? – Без него не могло обойтись, – раздался еще один голос. Афина отыскала глазами Чернобога. Тот спокойно стоял неподалеку, опираясь на резной посох, с которым не расставался. Когда на пороге показался Перун и мрачно уставился на Чернобога, он покачал головой и нахмурился. – Да разве он сознается, – снова закричали из толпы. – Сам, небось, на девку глаз положил… Чернобог не отводил взгляда от все более мрачнеющего повелителя Прави. Афина вновь подумала о том, что он похож на Аида. На того, кто не способен на подлость… …– Не тебе, злоязыкий, трепать имя моего супруга! – презрительно бросила в лицо Мому Персефона. – Я хоть и злоязык, но не опускаюсь до кражи, – ухмыльнулся он. – Небось, любимый племянничек подсказал, как дотянуться до чужого. Персефона отвернулась и пошла к выходу, на пороге обернулась и негромко произнесла: – Вы вправе думать что угодно, но Аид брал меня не против моей воли. Да и гранат из его рук я взяла сама. И о выборе своем не жалею… Афина сделала несколько шагов в сторону Чернобога. Толпа между тем все более распалялась, недобро поглядывая на него, и Афина поняла, что еще немного – и жаждущие покарать виновного в несчастье боги и смертные обратятся против Чернобога. Она крепко сжала в ладони врученный Гермесом кулон, надеясь, что сумеет быстро докричаться до брата, и когда стоящие в первых рядах, потрясая кулаками, бросились на Чернобога, пробежала разделяющие их два шага, хватаясь за него свободной рукой и выкрикивая: – Гермес! Трикефал! Брат не подвел. Афина почувствовала, что ее затягивает в открытый дромос, и покрепче вцепилась в Чернобога уже двумя руками.