Новый путь. Начало!

      Меня зовут Алексей Тигров, мне 17 лет с хвостиком, и я с нетерпением жду своего 18-го дня рождения, чтоб свалить из места, зовущегося «домом». Живу я в России, у тёти Натальи Тигровой и дяди Ивана Вредова, бабушки Софьи и дедушки Бориса Тигровых, и наконец с моей матерью: Кристиной Тигровой. Мы все вместе живём на улице Сербской, в доме под номером 4¾, на первом этаже в четырёхкомнатной квартире. У меня разноцветные как у кота глаза, левый голубой, как безоблачное ясное небо, а правый цветом словно расплавленный янтарь или мёд, разрез глаз был как у анимешных персонажей, зрение у меня не то что бы хорошее, а где-то на отметке плохо и средне, из-за чего приходится носить очки. Мои волосы очень густые и всегда в причесоне «А-ля взрыв», а необычный белый, словно снег, цвет привлекал внимание, что иногда бесит жутко. Я невысокого роста 1.63, из-за чего меня обзывают коротышкой и лилипутом и иногда бьют больно, я собой представлял тощего (А: скелета), зашуганного (А: кролика) и забитого ботаника-дрыща. Закончил школу в 16-лет с красным дипломом и золотой медалью, на данный момент учусь в университете имени Сталина на инженера-химика-физика (А: вы представили себе такого зверя?), из-за чего насмешек стало вдвое больше. Сейчас каникулы (А: летние, я даже завидую) и я нахожусь на даче у бабушки и дедушки, сижу на полу у кресла-качалки, в которой сидит бабушка Софья. Тётя, дядя и мать улетели в Германию на три недели, оставив меня на дедушку и бабушку, и те были очень мне рады. Из всей семьи меня любят и гордятся моими успехами, будь то хорошо сданная контрольная, экзамен или просто так, только бабушка и дедушка, а остальная семья открыто ненавидит, брезгует, словно я заражённый радиацией упырь или ещё что похуже, и презирает. За что? А за то, что я родился не таким, как все. А ещё за то, что мой отец бросил нас, едва узнав о беременности матери. На веранде было немного прохладно, а вот за верандой палило жаркое солнце. — Ба, за что они так со мною?! — спросил я, положив голову ей на колени и прикрыв устало глаза. — Ох, внучок, ты ведь знаешь, что ненависть к твоему отцу передалась к тебе... — ответила бабушка. — Но ведь это глупо! — воскликнул я, открыв глаза, и почувствовал, как бабушка гладит меня по голове. — Так часто бывает. Многие не любят детей от нелюбимых или предавших людей! — ответил дедушка, сидевший до этого рядом с бабушкой на другой качалке.       Дедушка встал и медленно пошёл к качелям, что были в саду под вишней. Качели выглядели как скамейка, но сделанные вручную и расписанные разными узорами, слегка раскачивались из-за порывов ветра. — Ты точная копия своей прабабушки Виктории Тигровой, моей старшей сестры! — отметил дедушка, я чуть помедлив сел между дедом и бабушкой, меня тут же приобняли с двух сторон за плечи. — Правда? А какой она была?! — спросил я, навострив в любопытстве уши. — О, Вика была невероятной и красивой девушкой, вся наша деревня стояла на ушах от её выходок! — хихикнул весело дед, смотря на меня своими голубыми как льдинки глазами, в которых плескалось веселье. — Да, Вишенка была девушкой с бойким, вспыльчивым, немного трусливым, но добрым, дружелюбным характером и умной! — сказала бабушка, прикрыв глаза вспоминая весёлое детство. — Вишенка? Откуда эта кличка?! — хихикнул я. — Хи-хи-хи, как-то раз наши родители насобирали целый бассейн черешни и вишни, Вика, увидав любимое лакомство, прыгнула в бассейн, чумазая через час выбралась от туда со словами: «Усё, можно с чистой совестью умирать»; Пол бассейна выжрала, от неё потом неделю несло вишней так, как будто вылила на себя канистр две духов, из-за чего и прозвали Вишенка! — хихикал дед. — А чем же я на неё похож?! — задал я интересующий меня вопрос. — С самого рождения Вика была не такой как все остальные люди! — вздохнула бабушка! — белые как снег волосы, анимешные глазки разного цвета, невысокий рост, хрупкая и ОЧЕНЬ умная. — Её настоящий характер она прятала за маской девушки-сорванца, истинный характер был совсем другим, она была серьёзная, храбрая, добивающаяся своей цели до конца своими силами! — сказал дед. — Ты же у нас копия Вики, но с более мягким характером. — Но при чём же тогда успех?! — спросил я, вздохнув приятный вишнёвый запах. — Ей всегда везло: в учёбе, в друзьях, в работе, в деньгах, ей много кто завидовал, из-за чего появлялись те кто хотел убить Вику! — сказал дедушка. — Её раз десять пытались убить, но ничего не выходило, Викина удача спасала её каждый раз от всего плохого. — Вау! — только и смог сказать я, представив девушку, как две капли воды похожую на меня, в костюме супер-героя и легко уходящую от пуль. — Запомни, Ал, даже если нас не станет, мы всегда будем за тобой присматривать, будем горды тобой и счастливы, что ты у нас такой! — сказала бабушка. — Ба, деда… Спасибо! — из моих глаз полились слёзы счастья, я крепко обнял их, как и они меня в ответ.       Через три недели прилетела наша семейка и с воплями утащила меня в город. Сейчас я иду в магазин за продуктами, так как эти сволочи сами сходить не могут. Было обидно слушать упрёки каждый божий день, но потом я привык, и стало всё равно. Так вот, перехожу, значит, дорогу на зелёный, чтобы потом через парк добраться до магазина. Я настолько погрузился в свои мысли, что не сразу услышал визг тормозов. Поворачиваю голову налево и вижу двух детишек, одной на вид двенадцать, а второй семь, а на них мчится Великий Грузовик-сама. За секунду я подбежал к ним и оттолкнул вперёд, а дальше на мгновение была адская вспышка боли, а после блаженная тьма.

13:36 Больница. Палата №666

      На койке лежал замотанный (А: словно мумия) бинтами и с множеством трубок юноша. Его состояние было катастрофически критическое из-за сломанных рёбер, проколотого лёгкого, средней степени сотрясения мозга, трещины в черепе, сломанной правой руки с запястьем, вывихнутого левого плеча, носа, ноги, повреждённого желудка, селезёнки, почки и печени. Две девочки, Марьяна и Маргарита, отделались лишь парой синяков и шоком (Автор: хотя они были в ужасе от окровавленного Алекса). — Как он?! — спросила Софа, с нескрываемой болью и надеждой в глазах смотря на лучшего хирурга в стране. — Плохо, его состояние в ОЧЕНЬ критическом положении, каждые пять минут еле успеваем откачивать, шансы, что ваш внук выживет, уменьшаются с каждой минутой! — сказал врач, с горечью и пониманием смотря на пожилую пару.       Тут к ним подбежала запыхавшаяся от бега медсестра, следящая за Алексеем. — Михаил Семёныч, он очнулся! — вскрикнула она, все трое побежали в палату в Алексу.

***

      Я резко открыл глаза, но из-за яркого света глаза заслезились и кольнули болью. Всё плыло и двоилось, как будто я побывал на американских горках и впридачу покатался раза 6-7 на бомбере (А: те, кто пробовал этот актрацион, поймут меня), да и состояние было как у наркомана, принявшего большущую дозу. Тело болело, ломило и горело адским огнём. Минута. Две. Три. Зрение восстановилось, но боль и жара никуда не делись. — Внучёк! — услышал я где-то слева голос бабушки.       Еле сумел чуть-чуть повернуть голову в право, хотя мне казалось, что моя голова вот-вот взорвётся от простреливающей как и во всём теле БОЛИ, я еле-еле улыбнулся. — Ба…бу…шка…! — кое-как прохрипел я. — где… я? — В больнице, ты спас двух детишек, а сам попал под автомобиль! — сказал деда. — Тш-ш-ш, не говори, не трать силы… — Те…ло… горит… Боль…но…! — прохрипел я, из глаз полились слёзы.       Вот после этого и говори, что мужики не плачут и что это позор для них, но бывают такие ситуации как, например, моя, что плакать можно, и никто при этом не скажет ничего. — Что? Мы ввели ему две дозы обезболивающего, этого хватило бы с головой, это даже опасно — столько обезболивающего вкалывать…! — удивился врач, по-настоящему без фальши и наигранности сочувствуя мне.       В голове шум, как от старого радио, веки начали тяжелеть, словно наливались свинцом, при этом сознание пыталось капитулироваться от всей этой херни, что вокруг творится в данный момент. Но я старался не отключаться, старался ради двух людей в этом мире, что любят меня, ради бабушки и дедушки, я старался из-зо всех сил, что ещё у меня были (А: держись бро, мы тоже с тобой ᕙ(⇀‸↼‶)ᕗ). — Бгха…! — я закашлялся кровью. — Срочно в операционную! — заверещал как истеричка врач.       Я отрубился от очередной волны невыносимой боли.

Спустя неопределённое время

      Я открыл глаза, вновь лицезрея этот грешный мир, но боли и жара я уже не чувствовал, я вообще ничего не чувствую кроме своей головы и левой руки. Вдруг слышу скрип двери и топот множества ног. Только не они (А: вспомни говно вот и оно). Боже, прошу тебя, забери меня от этих тварей куда-нибудь. — Как ты посмел попасть в больницу! — о, пискляво-скрипучий голос мамы. — Мы тебя кормим, одеваем, даём всё чтобы ты жил, а ты вот как нам отплатил! — ох, тётин грубый скрипучий басок. — Кто теперь будет работать и зарабатывать?! Нам ещё и за твои операции платить придётся! — ух, дядин скрипучий, как старая дверца шкафа, голос.       Они орали на меня как обезумевшие. И только сейчас я понял, что моё терпение наконец-то лопнуло как воздушный шарик, и что терпеть все их побои и крики сил больше нету. Как же вы меня бесите, суки (А: правильно, убить их нужно ٩(╬ʘ益ʘ╬)۶)! — Ха…ха… ха…! — тихо засмеялся я, походу, и я становлюсь безумцем вместе с этим блядским миром.       Они заткнулись и уставились, а меня как бараны на новые ворота. Как же я вас НЕНАВИЖУ. — Хахахахахахах! — в голос засмеялся я, смех получился очень пугающим, как из фильмов со злыми героями! — вы… мне… Проти…вны… Ничтоже…ства… — Да как ты посмел, сучонок! — взревела мать, ударив по моей левой ноге! — ты не смеешь так разговаривать со мной, я тебя родила!       Сука, чтоб ты сдохла в адском пламени Дьявола. — Вы… Без меня… ничего… не… можете… Я, бабуш…ка и… дедуш…ка соде…ржали вас… ВЫ же… пальцем… не шеве…лив… НИЧЕГО …не дела…ли… сидели…дома, когда Я… Кха-кха…*Пип-пип-пип-пип*… учась… и рабо…тая… на… трёх… работах… с… четырнадцати лет (А: и то это были подработки после школы)… содер…жал… ВАС…! — шипел я, кашляя и захлёбываясь собственной кровью, под противное пиликанье датчиков жизнеобеспечения. — ВЫ… мне… больше… ни…кто… и знать… я… вас… не… хочу… *Пип-пип-пип-пип* Я… прокли…наю… ВАС… на… всю… вашу… и… последую…щие… жизни… НАВСЕГДА…чтоб… ВЫ… ГХА… ГОРЕЛИ В АДУ! — последнее я проорал, и меня вырвало кровью, литр, не меньше, окропив пол с кровью. (А: Ад готов к новым грешникам ψ(▼へ▼メ)～→)       Тут в палату влетели врачи и бабушка с дедушкой. Ба и деда подбежали по мне со слезами на глазах. Остальных оттеснили, и я услышал, как кто-то сказал: "Алло, это полиция?!" — Ба… Деда… Сил… Больше… Нету… — Не говори, ты поправишься и мы заберём тебя! — сказала плача бабушка, она прям на глазах постарела ещё на лет двадцать - двадцать пять. — Не… Попра…влюсь… Хочу… Покоя… Прошу… — Не разговаривай, внучок, всё будет хорошо! — плакал дедушка. — Будет тебе покой, только прошу, не… — Спасибо… Что… Всегда… Были… Со мной… Дедушка… Бабушка… Не… Плачьте… Я вас… Очень люблю…! — улыбнулся я. — Не говори таких слов… Ты поправ-вишся, и всё б-будет хорошо! — сказал дедушка. — Мы тоже тебя любим и гордимся тобой! — всхлипнула бабушка, держа меня за правую руку. — Я рад… спасибо… за… всё… Gratias omnia, te amo! — улыбнулся я, сказав на латыни.       Дед с бабушкой поняли мои слова и разрыдались ещё сильнее. Стало тепло и спокойно, и с души как будто скал штук с двести упало. Я закрыл глаза со счастливой улыбкой на потрескавшихся от ветра окровавленных губах, стало как-то лениво, сонливо и в следующую секунду я отправился в спасительную и как будто родную тьму. (А: отдыхай, а мы сторожим твой покой (￣^￣)ゞ) — "Пиииииииииииииии"! — раздался протяжный писк.       Софья рыдала в три ручья, а Борис впервые в жизни на пару с Софьей лил слёзы. Алексея пытались спасти, но все попытки были безрезультатны. Он умер со слезами на глазах и со счастливой улыбкой. Умер, но стал Героем для двух маленьких девочек и Софьи с Борисом. Мать Алекса и её брата с сестрой посадили в тюрьму. С того дня Софья и Борис Тигровы отреклись от своих детей и переписали завещание, отдав его нотариусу, собрали все вещи, продали дачу и уехали в Италию. 17 июля стало траурным, чёрным днём для семьи Тигровых.