Родное тепло

      Как Лея и думала — их подняли на рассвете. Завтрак? К чёрту завтрак, проверка важнее всего, ибо только она прямо сейчас решит судьбу кадетов, а уж тем более и судьбу брюнетки: отправится ли она на поля, как рабочая сила или ей светит иная участь, а именно легион разведки.       Кис Шадис всё ещё смотрел на неё, как на полоумную. Три прототипные модели УПМ стояли перед кадетами. Это самая основа всего. Как им объяснили, эти приборы будут проверкой равновесия. Кто не удержится — отправляется в хозяйственный блок. Лея оглядела приборы и отметила для себя, что выглядят они сурово. По лицам многих было ясно: в хоз.блок идти мало кто желает, но это не им уже решать. «Значит, это то, на чём будут проводить тесты? Недурно слеплено» — подметила ещё раз брюнетка. Она шла в списке первых трёх «счастливцев». И тут Аккерман внезапно вспомнила дядю Кенни, с которым она и её старший брат Леви жили. Он учил их обоих некоторым тонкостям управления УПМ, а также держать равновесие. «Центр тяжести необходимо переместить в ноги», — говорил он, когда Лея падала, перекручивая тросы.       Сероглазая подошла к одной из конструкций, ассистент закрепил на ремнях тросы. Девушка брезгливо смотрела на помощника инструктора, который просто выполнял свою работу. Лея подавляла свою ярость и желание заехать ни в чём невиновному ассистенту по зубам. Ну ненавидела она, когда прикасаются к ней.       Аккерман сместила центр тяжести в ноги, как только оные чуть оторвались от земли. Брюнетка хорошо держалась, ровно, почти не шатаясь, в то время как кто-то из вышедшей троицы, по всей видимости девушка, перекрутив тросы, покачнувшись, рухнула лицом в землю, не слабо приложившись головой, разбив губу и, кажется, сломав себе нос.       Где-то вдалеке за Леей наблюдали. Вчера она не заметила этого, а сегодня внимание неизвестного к её жалкой и скромной персоне сильно напрягло. Она стала анализировать: кому же она могла приглянуться. Присутствие неизвестного немного пугало настораживало, но Аккерман решила не забивать себе этим голову. «Что ему нужно? — и, как назло, этот вопрос возник сам по себе, — эти голубые глаза… Мне кажется, я видела их раньше. Да, они наблюдали за мной на построении вчера. Интересно, кто он такой?».       Неизвестный, поняв, что его заметили, поспешил скрыться с глаз долой, чтоб не привлекать к себе большего внимания. Теперь у кадета не осталось никаких сомнений — за ней решили вести наблюдение, но зачем? Этого Лея не понимала. Она была уверена, что особо не выделялась, тогда зачем кому-то следить за ней? Был ли в этом хоть какой-то смысл?       С девушки сняли крепления с тросами, и она отошла в сторону. Всё, что ей оставалось теперь — просто наблюдать за остальными, помечая для себя, кто мог бы быть годен, а кто нет. Теперь Это стало её любимой игрой. Во всяком случае, это убивало время, ибо смотреть на тестируемых кадетов, чьё количество достигало более двух сотен человек, было жутко утомительно, а стоять тут ещё неизвестно сколько. Были и девушки её возраста, и старше, но их было ничтожно мало. В этот момент в голове Леи возникла шальная мысль, которую она поспешила выкинуть из головы.       Прошло около часа, может, даже больше. Из той огромной кучи людей осталось ничтожное количество — человек восемьдесят или чуть больше. Брюнетка даже разочарованно вздохнула — она-то думала, что будет, хотя бы, чуть больше сотни, а нет. — Поздравляю тех, кто справился, — проговорил громко инструктор, осматривая кучку ещё нервничающих кадетов, которые, по его словам «умеют твёрдо стоять на ногах». Он не избавился от этой своей манеры смотреть на человека, как на пустое место или на пушечное мясо. Ровно таким же взглядом он осматривал вчера всех, — но не зазнавайтесь, засранцы. Завтра вас ожидают настоящие УПМ. Не облажайтесь.       Оставшиеся новобранцы разошлись, а сероглазая так и осталась стоять на своём месте. Шаг сделан, назад дороги уже нет. Теперь только полный вперёд. Стоя в стороне, Аккерман заметила, что к Шадису подошёл кто-то в плаще. Разглядеть его лица она не могла — мешал капюшон. Неизвестный начал что-то спрашивать у Киса, ибо тот, немного нервничая, отвечал на заданные вопросы. Именно в этот момент Лея была сравнима с ребёнком — уж дико было интересно, что такого сверхсекретного спрашивал человек в капюшоне, из-за чего самый суровый инструктор, нет-нет, а занервничал.       Неизвестный ещё что-то спросил, кивнув в сторону брюнетки. Это она поняла по тому, как шелохнулся капюшон. Наблюдательность у неё была от брата. Он в детстве научил её замечать то, чего не видят другие, улавливать то, что другие не могут. Что ни говори, а Лея училась быстро. Жаль, что её наблюдательность не сработала в тот день. Она была бы как раз кстати. Кто знает, может, она бы сейчас жила вместе со своим любимым старшим братом и не знала бы всех тех ужасов, что ей пришлось пережить за эти кошмарные четыре года.       Она старалась не думать о том ужасном прошлом — начался новый этап в её жизни, который закончится быстро, как и вся её жизнь в целом. Она была готова к этому, и было абсолютно плевать, сожрут её, просто размажут по стенке или разорвут. Разорвут причём на мелкие куски.       Почему-то именно в этот момент кровавая картина была, как никогда ранее, яркой и чёткой. Девушке рисовалось жуткая картина: она лежит в луже собственной крови, у неё отсутствует голова или вообще какая-либо половина тела. Тело посиневшее, появляются первые трупные синяки, а её внутренности «украшают» улочку, в которой она и полегла, а в глазах нет ни капли сожаления или страха. Видимо, сознание ещё не успело понять, что мертво. А пару часов назад её размазало по стене, а тело рефлекторно ещё пару раз дёрнулось — мозг проверил: жива ли его хозяйка. А дальше, лицезрение со стороны: кучи трупов, реки крови и несметное количество братских могил. Жутковато, ничего не скажешь, но такова уж эта суровая реальность, и никуда ты от неё не сбежишь.       Очнувшись, Лея решила, наконец, сменить свою дислокацию и ретировалась в столовую на завтрак. Завтрак после проверки — идеальная компенсация за расшатанные нервы. Кадетов и без того со вчера запугали по полной программе, а сегодняшнее тестирование и вовсе заставило всех напрячься. Каждому хотелось попасть в те ряды, в которые они планировали с самого начала, но не все смогли даже и шагу сделать на пути к своей мечте.       С завтрашнего утра кадеты будут допущены до настоящих УПМ, так сказал инструктор. Что ж, если Лея решила идти в легион разведки, чтобы там поставить жирную точку в своей никчёмной жизни, то необходимо идти до конца. Не было сожаления. Сероглазая не жалела о её неистовом желании проститься с этим грязным грешными миром. Можно было бы совершить суицид, но это ниже её. Раньше Саманта* молилась и полагалась на Всевышнего. Она часто просила о такой мелочи, как избавление от кошмаров, но её никто не слышал там, наверху, поэтому на молитву Лея давно махнула рукой, и при каждом «Саманта, этот джентльмен заплатил крупную сумму за тебя. Позаботься о нём», вздрагивала и ненавидела и себя, и эти голубые небеса, что так манили к себе своей чистотой. Чем она заслужила такую жизнь? Что она сделала такого в своей жизни, что до самой смерти должна растачиваться? То, что она незаконнорожденный ребёнок — ещё не самое ужасное преступление. То, что мать умерла, подарив второму ребёнку жизнь? Так она сама решила, что девочка должна увидеть свет. Лея не виновата, что, родившись на свет, она забрала жизнь у той, кого не успела ласково назвать «мама» хотя бы один раз за свои юные годы. Кенни винил малютку в смерти Кушель, а ещё винил саму Кушель, что та не отказалась от Леви с самого начала, а дала первенцу жизнь. «Мама, — Лея глянула в потолок, — если ты слышишь меня, мне очень жаль, что своим рождением я сгубила тебя. Честно говоря, я не помню твоего лица, но, думаю, я и мой братик такие же красивые, как и ты».       К еде брюнетка не притронулась — мысли о матери, которую она даже не помнит, поглотили девушку целиком. Сероглазая думала: какая же она была. Какие глаза у неё были, какие волосы, какой голос. Пела ли она старшему брату. Лея жалела ещё о том, что рядом нет старшего брата. Он бы точно рассказал ей об их маме, если бы захотел. Сколько она его помнила, он был тем ещё врединой с ней, но это было лишь для блага его младшей сестрёнки. Он хотел защитить её. Поэтому Леви стремился ограничить её любопытство, чтобы не подвергать младшенькую опасности, а сегодня она добровольно идёт в пасть смерти, гордо расправив плечи. Лея не боится смерти, ведь считает, что умирать быстрее, чем засыпать. Странно, что она проводила параллель между этими двумя состояниями: смертью и сном.       Ты засыпаешь ночью, а просыпаешься утром. Так и со смертью: ты «засыпаешь» в этом мире, а «просыпаешься» в ином. Правда, с «лучшим» Лея бы поспорила. Не было гарантий, что после всего она уйдёт в свет. Ей была уготована одна участь — путь во тьму к её же демонам. А, может, не найдёт она покоя и будет бродить по этому миру среди живых, как бесплотный дух.       Отбросив все эти ужасающие мысли, Аккерман всё же решила, что стоит поесть перед тренировкой. Быстро съев свою уже остывшую окончательно похлёбку, она отнесла пустую тарелку, и поспешила покинуть столовую, что навевала на неё очень странные мысли, заставляющие сожалеть о своём существовании в целом, а она жалела. Очень горько сожалела об этом.       На рукопашке тоже присутствовал тот неизвестный в плаще с капюшоном на голове. Почему-то Лее казалось, что тот, кто был на рассвете во время тестирования и тот, кто наблюдает сейчас — один и тот же человек. И всё же наблюдательность — хорошая вещь. Девушка не раз поблагодарила старшего брата за эту, условно названную, способность.       Девушка отвлеклась, но, быстро сориентировавшись, ушла из захвата. Всё, её разозлили, а это значит, оппоненту мало не покажется. Схватив своего соперника сзади и с криком «Не смей меня касаться!», брюнетка перекинула его через себя, встав на германский мостик. К счастью для бедолаги, тормоза у Леи были, поэтому она, посчитав, что с него достаточно, шустро ретировалась в сторонку. Тут-то её и подозвал мистер сама суровость и дисциплина.       Поднявшись к нему, она шустро огляделась. Со стороны, с коей он наблюдал за кадетами, было видно всё и всех. Девушка снова ушла себя, задумавшись: каково же там, за стенами. Брюнетка плохо слышала Шадиса, будто в уши напихали ваты, не пожалев последней и грамма. — Эй! Кадет Лея, ты слушаешь меня вообще? — донеслось до сероглазой. У неё перед лицом поводили рукой, чтобы окончательно привести девушку в чувства. Она вздрогнула и уставилась на инструктора, — командующий легионом разведки подал прошение о твоём немедленном переводе в их отряд. «Неужели, — сероглазая выпала в прострацию: её переводят, — они решили, что во мне что-то есть? Так быстро?! Неужели это правда?» — Ты поняла меня, кадет Лея? — донесся до неё вопрос. Брюнетка похлопала ресницами, — сейчас ты собираешь свои манатки и завтра рано утром за тобой придут. — Так точно! — Лея отдала честь и медленно побрела в сторону барак. Это был её последний день здесь, поэтому она хотела насладиться ими затомнить это место, ибо больше она здесь не появится. Никогда. Почему-то именно в этот момент Лея была безгранично счастлива. Она чувствована себя живой. Только чуяло её нутро: этим дело не закончится. Есть ещё что-то, о чём она узнает потом.