Only fairy tales have happy ends

Прислонив трость к краешку кровати, Луи присел на мягкий стул у детской кровати и широко улыбнулся уже сонному мальчику, что лежал на ней под покрывалом с логотипом Супермена. Дверь за его спиной скрипнула — Лиам, как порядочный дедушка, прикрыл ее, чтобы ребенок не видел света из коридора и уже побыстрее засыпал. — Доброй ночи, малыш, — почти шепотом проговорил Луи, привлекая внимание мальчика. Тот сразу же распахнул огромные глаза и, привыкнув к темноте, вгляделся в лицо пришедшего, чтобы через пару мгновений широко улыбнуться и воскликнуть: — Дядя Луи! — маленький Гарри почти вскочил на кровати, чтобы обнять своего любимого крестного дедушку, но Томмо остановил его, наклоняясь и целуя в лоб. Этот малыш заставлял его чувствовать себя молодым даже в свои шестьдесят четыре. — Да, Хаз, это я, — усмехнулся мужчина и откинулся на спинку стула. — Дедушка Зейн попросил меня уложить тебя спать, непослушный маленький бастард. Гарри лежал на самом краю подушки, подложив под голову руку, и одеяло было зажато между его коленок, а короткие еще кудряшки — недаром от дедушки Лиама достались, тот в свое время ходил, как неостриженный пудель, — солнечным ореолом раскинулись по подушке. Гарри лежал к нему спиной и прижимался теплой широкой грудью, мирно дыша. Его длинные шоколадные кудри были абсолютно везде, даже во рту самого Луи, но для него спящий Гарри казался чертовым ангелом — таким красивым, прекрасным, идеальным. Так что обведя по памяти контуры ласточек на груди, Томлинсон лишь уткнулся носом в шею Стайлса, обнял по крепче и провалился в сон, засыпая с широкой улыбкой на лице. — А что такое бастард, дядя Луи? — с огоньком любопытства в глазах пролепетал Гарри. — А вот это тебе еще рано знать, — отнекался Луи, чтобы не начинать рассказ о диком пристрастии его дедушек к горяченькому под горяченькое в сериалах (да, под олдскульное и старое горяченькое, но даже к 2055 году те самые сцены сняты лучше, чем в небезызвестном перезапуске 2049 года). По крайней мере, других идей о том, где же уже немолодой Зейн нахватался таких прелестных доселе неслыханных им слов. — Но только не обижайся на дедушку Зейна, он не всерьез говорит. — Хорошо, дядя Лу, не буду, — улыбнулся Гарри и громко зевнул, прикрывая своим огромные зеленые глазищи — весь в отца. — Я же могу звать тебя дядя Лу? — Лу, подойди, — крикнул из кухни Гарри под звуки работающей плиты и шкварчащего масла. По квартире разнесся прекрасный запах чего-то терпкого и мускусного, и Луи со всем возможной ему скоростью спустился вниз. * — Хей, Лу, я поймал нам облако, — рассмеялся Стайлс и показал Томлинсону зажатый в руке кусок ваты, вылезший из старой плюшевой игрушки, которую они нашли на этой крыше. — Как думаешь, там, на облаках, мы будем вместе? — Да, Хаз, обязательно. * Фотография загружена пользователем в 10 a.m. "Лу — мое солнышко."* * — Лу, знаешь что? — шепнул на ухо Луи Гарри, поглаживая его талию большими пальцами и стоя прямо перед ним. — Что, Хаз? — томным голосом ответил Томлинсон, запуская пальцы в волосы своего Гарри. — Я люблю тебя, — рассмеялся Стайлс и на пару сантиметров отпрянул, чтобы увидеть блаженность на лице Луи, которая появлялась каждый раз после этих слов. Я люблю тебя, Лу. — Я тебя тоже, — улыбнулся Томмо и прижался губами к губам Гарри, чувствуя себя хотя бы в этот миг самым счастливым человеком на свете. Хотя бы один раз в неделю, но самым счастливым. — Да, Гарри, ты можешь звать меня Лу, — ответил Луи и даже не стал скрывать мечтательную, но грустную улыбку, появившуюся на его лице при промелькнувший в голове воспоминаниях. — Дядя Луи, расскажи мне сказку, — попросил мальчик и поморгал своими прекрасными ярко-зелеными глазенками, глядя прямо на Луи. И кто же он такой, чтобы отказаться? — Сказку так сказку, Хаз. Слушай, — Томлинсон на секундочку прервался, чтобы освежить в памяти воспоминания, наклонился, упираясь локтями в острые колени, и вздохнул, начиная рассказ: — Жили когда-то на свете два прекрасных счастливых принца. — Хаз, ты ведешь себя, как принцесса! — без намека на шутку или счастье кричал раздосадованный и уставший Луи, закрывая лицо руками. — Я не могу ничего поделать с этим! Я не могу сказать им о нас! Они очень сильно любили друг друга, настолько, что мир сиял, когда они были рядом, солнце выходило из-за туч, и они ощущали себя так, будто на них смотрел весь мир. Луи воровато оглянулся, схватил Гарри за манжет рукава и утянул в темную подворотню, прижимаясь губами к таким желанным губам, жадно сжимая в руках его талию и сильно ударяя о стену спиной, но зато чувствуя волну нестерпимого наслаждения от ответной страсти Стайлса. Старший принц был на два года старше, чем младший. У него были яркие, сверкающие голубые глаза, шелковистые волосы и приятный голос, немного высоковатый для его возраста. Второй же принц сиял, словно солнце, его идеальные шоколадного цвета кудри струились по плечам и блестели, как капли росы в ясное утро, изумруд глаз был ярче любого драгоценного камня, а глубокий, прекрасный голос заставлял мурашки бегать по телу. — И если у тебя есть минутка, почему мы не уходим в то место, о котором только мы знаем? — раздался в тишине комнаты голос Гарри. — Это могло бы быть концом для всего. так почему мы не уйдем? Почему бы нам не уйти?** Они были глубоко несчастны до тех пор, пока не встретили друг друга. Старший принц рос в очень грустной семье, где у него не было отца, но зато было четыре сестры, а младшего все унижали. К сожалению, такие люди были, но потом они встретились, нашли друг друга и мир озарился яркими красками, как только их взгляды пересеклись. — Не прикасайся ко мне, — с отвращением процедил Гарри и оттолкнул Луи от себя, хотя тот просто попытался помочь Стайлсу поднять упавшие от толчка одноклассника на пол конспекты. Томно вздохнув и поправив огромные очки на носу, Луи отвернулся и провел вспотевшими ладонями по колючему джемперу, что его заставляла носить мать. — Ой. Ты не из дружков Ника. Прости. — подняв с пола взгляд, тут же исправился Гарри, не зная, как скрыть румянец на щеках. Жесткая ткань отглаженных штанов, купленных по приказу отчима, чтобы "поддерживать свой имидж, тебе же еще в официальные круги идти", ощущалась слишком тяжелой, потому что ноги Луи подогнулись, как только кудрявый мальчик поднял на него взгляд. Похотливое вожделение тут же разлилось в груди, хотя Томлинсон пытался закопать это в себе — такие ощущения, когда в животе скручиваются узлы, при виде мальчиков. — Ничего страшного, — пробормотал он и быстрым шагом удалился по коридору, едва ли не дрожа. Луи пытался держать себя в руках изо всех сил, но не смог, и возле поворота обернулся, встречаясь взглядом с теплыми зелеными глазами кудрявого парнишки. И в тот момент он понял, что все наставления отчима о "любви к девушкам" и "геям суждено гореть в Аду, так помолимся за них", полетели в бездну, потому что от этого мальчика в его груди загорался пожар. Их любовь сияла ярко, непримиримо, весь мир видел это и понимал, что они никогда не поймут, как можно любить кого-то так сильно, как эти двое любили друг друга. Они встречали рассветы вместе. Гарри осторожно открыл глаза, уже заведомо ощущая холод и зная, что он увидит первым, только проснувшись. Ничего — вот что. Пустая кровать, потому что Луи опять ушел с утра, а на его подушке снова записка этим мягким почерком со смайликом в конце: "Прости, Хаз, я не могу ставить тебя под удар. Они не должны подозревать меня в чем-то, иначе я рискую потерять тебя навсегда. Надеюсь, ты меня поймешь. Твой, Лу. Люблю." Лишь раздраженно вздохнув, но не позволяя себе даже задуматься о злости на Луи, Гарри бросил записку в ящик к сотням других, понимая, что в следующее воскресенье, засыпая в обнимку с любимым человеком, он также проснется один. Они демонстрировали людям свою любовь. — Хей, скажи ему, — улыбнулся Найл, набивая рот картошкой. — Что? — не понял Луи и отвел взгляд от Гарри, сидящего в одиночестве на противоположной стороне столовой. — Ну, скажи Гарри, что влюблен в него по уши, — как маленькому ребенку, объяснил Хоран. И прежде, чем Луи начал возражать, продолжил: — Ой, брось, это и так видно. Я уверен, он и так знает. Как и ты знаешь, что он по тебе сохнет. Вы два долбана маленьких, признайтесь друг другу уже, всем надоели ваши любовные страдания. А Томлинсон мог лишь с ужасом смотреть на Найла, думая только о том, как же он мог так проколоться, и теперь вся школа знает, что он еще чертов гей. Они смеялись опасностям в лицо. Луи слышал из-за двери приглушенный голос врача и видел сквозь матовое стекло, как Гарри в панике грыз ногти: — Переломы двух ребер, легкое сотрясение мозга, многочисленные ушибы, а еще вывих плечевого сустава. Вы уверены, что хотите видеть его? — Луи только закатил бы глаза, если бы мог, на такое заявление врача. Конечно, Гарри хотел. А еще он наверняка хотел наорать на Томлинсона за невнимательность и все то волнение, что он испытал, услышав по телефону "Луи Томлинсон находится в больнице с многочисленными травмами, а вы являетесь его экстренным контактом". — Да, я уверен, — дрожащим голосом ответил Гарри врачу, и в следующее мгновение дверь распахнулась. Стайлс влетел в палату, тут же замирая на месте, глядя на лицо и руки Луи — единственное, что виднелось из-под одеяла, — усыпанные багрово-фиолетовыми синяками и ссадинами. — Луи! — юноша бросился к койке и упал рядом с ней на колени, боясь притронуться к Луи, чтобы не сделать ему еще больнее. — О, Боже. Ты в порядке? Хотя как ты можешь быть в порядке, Господи, я так сильно волновался, я уже боялся, что все непоправимо, о мой Бог, я люблю тебя... — Хаз, чшш, со мной все в порядке, — перебил его Луи, слабо улыбнувшись. — Правда. Все в порядке. — Это он, да? Это Ник? — с огоньком злости в глазах спросил Гарри и сжал в пальцах простынь. — Только скажи, я его разорву на части. Луи молчал. — Не молчи, Лу! Это он, да? Это все он! — взорвался Стайлс, вскочил на ноги и ударил кулаком по стене. — Почему ему не оставить нас в покое? — Потому что мы геи, Гарри, — сдавленно прошептал Томлинсон, чувствуя тиски, сдавливающие горло. — Этого достаточно, чтобы ненавидеть нас. Они никогда не скрывали то, кто они есть, и гордились этим. — Да, я люблю тебя, Хаз! Но я просто не могу им сказать! Меня вышвырнут из дома, меня унизят, я буду просто никем! — кричал Луи, и они оба понимали, что эта чертова правда. — Да, прошел почти год, но ты только подумай, что случится, если я скажу им о нас. Отчим тебя уничтожит, Гарри, и ему будет плевать на меня и на мои чувства к тебе. Пойми, он чертов брат священника! Для него мы просто грешники, которые будут гореть в Аду! И все отвечали им на это пониманием и восхищением. — Что ты только что сказал?! — очень, очень, очень громко прокричал отчим Луи с распахнутыми на пол-лица глазами. — Что ты сделал с моим сыном?! — едва ли не кинувшись на Гарри, прорычал мужчина с полными ненависти исказившимися чертами лица. — Стой! — крикнул Томлинсон, загораживая Гарри собой, чтобы отчим не добрался до него. — Я люблю его, не трогай Гарри! — Что?! — еще громче и яростнее рявкнул мистер Томлинсон, отвешивая пасынку звонкую пощечину. Мать за его спиной заливалась шокированными слезами, но даже не шелохнулась, чтобы помочь сыну. — Да какая тут любовь! Богохульники! Извращенцы! Я тебя не так воспитывал! Кем ты себя возомнил?! — Да ты меня вообще не воспитывал! — прокричал в ответ Луи, резко поворачиваясь и прижимаясь к губам трясущегося за его спиной Гарри своими, схватив ладонями за лицо. Отчим тут же схватил его за воротник, оттянул от Стайлса, который упорно пытался схватиться за своего парня, и отшвырнул в угол, тут же занося кулак над Гарри. — Отвали от него! Не смей его трогать! — тут же заорал Томлинсон, бросаясь на отчима и не давая ему ударить Стайлса. — Дай мне избить хорошенько этого ублюдка, Томлинсон, а потом я примусь лично за тебя! — яростно процедил сквозь зубы мужчина, пытаясь ударить сына, но тут же получив за это удар в челюсть от Гарри. — Не. Надо. Ранить. Моего. Луи, — тихо проговорил юноша и вздрогнул, глядя на Луи полными ужаса и одновременно решимости расширенными зрачками. — Вам не изменить его, не изменить меня. Он любит меня, я люблю его. Вы не поймете. — Тогда пусть валит из моего дома ко всем чертям! Горите в Аду, оба! — подняв пасынка за грудки, прорычал ему в лицо мужчина и толкнул прямо в Стайлса, надеясь сшибить обоих с ног, но Гарри поймал Луи и прижал к себе, дрожа от обиды и ненависти к этому ублюдку. — Пидорасы! С глаз моих долой! Если хоть раз увижу кого-либо из вас, на куски порежу! Поэтому они всегда улыбались и были самой счастливой парой на Земле. Дрожа и хватаясь руками за кофту Гарри, Луи бился в истерике, кричал, раздирая голосовые связки, и плакал, плакал, плакал, выливая наружу все то, что накопилось. — Это неважно, Лу, — шептал ему Стайлс, обнимая и успокаивая, как он только мог, на ухо. — Я люблю тебя. Вот что важно. А потом старший позвал младшего на самую красивую площадь мира, сел на одно колено перед всем городом и предложил стать его мужем. И младший согласился. — Выходи за меня, — внезапно донеслось до слуха Гарри. Тот резко обернулся и впился глазами в Луи, сидящего на фоне разноцветных деревьев осенней нелюдимой опушки. — Что? — переспросил дрожащим шепотом Стайлс, поворачиваясь полностью. — Выходи за меня, — спокойно повторил Луи, протягивая Гарри колечко, свернутое из золотой фольги обертки от конфеты. — Я хочу быть с тобой. Как обещание, что я могу больше не бояться проснуться в одиночестве. Без тебя. Гарри мог только шокированно тяжело дышать и удивленно смотреть на такого уверенного Луи. Такого любимого и прекрасного Луи, который, пусть и повзрослевший, с щетиной и потухшими огоньками в глазах, был самым идеальным человеком на Земле. — Да. И после они сыграли свадьбу в самой шикарной церкви мира, с сотней друзей в свидетелях, долгую и самую прекрасную. — Теперь я твой муж? — пьяным голосом после бутылок вина, что они выпили, усмехнулся Гарри, опираясь на стену самого дальнего и грязного дома Донкастера. — Теперь ты мой муж, — с такой же пьяной улыбкой ответил Луи. — А я твой. И всю свою жизнь они жили рядом, Луи проснулся от ужасного жара и запаха гари. Он тут же вскочил на ноги и разбудил Гарри, чувствуя жжение в носу и разъедающий горло газ. — Пожар? — в панике прошептал Томлинсон, озираясь и находя поддержку в лице Гарри. — Может, бабушка, у которой мы снимаем комнату, плохо печет пироги? — с нескрываемой надеждой в голосе предположил Стайлс, обходя кровать и сжимая руку Луи в своей. Но тут дверь с чердака, которая находилась в углу их комнаты, с гулким стукам ударилась об пол, и через дыру в потолке на бумажные обои начал распространяться огонь. не ссорились, — Бежим! — крикнул Гарри и понесся вниз, таща Луи за собой. За стенами дома послышался вой сирен пожарных машин. Луи задыхался, кашлял и чувствовал, как его легкие заполняются угарным газом, идущим изо всех чертовых щелей. Он спотыкался и терял ориентацию в пространстве, чувствуя вокруг себя лишь страх, жар и руку Гарри, схватившую его за запястье. в любви и верности, — Я... я не могу дышать... — прохрипел Луи и упал на пол, споткнувшись о свои же ноги. Гарри тут же присел рядом, поднял Томлинсона и ноги и подвел в ближайший туалет, без сомнений отрывая от своей футболки низ, смачивая водой из крана и протягивая мокрую тряпку Луи. Тот сразу прислонил ее к лицу и ощутил божественное облегчение. — Люблю тебя. — Не время, — проделав то же самое для себя, сурово ответил Гарри и потащил паникующего Томлинсона дальше, понимая, что одного паникера им сейчас достаточно, и с него требуются слаженные точные действия. счастье и согласии, Они быстро спустились по лестнице, но весь первый этаж был объят пламенем. Луи инстинктивно спрятался за Гарри, хоть и понимал, что должен был его защищать, но паническая атака вот-вот могла накрыть его с головой. — Миссис Форестер! — воскликнул Гарри, глядя на бедную старушку, что зажалась в угол. Бросившись туда, она без сомнений перепрыгнул огненную преграду и сам вытащил женщину из ловушки, благословя мокрую одежду о том, что она не загорелась. Теперь кожа на его руках раскраснелась и почти вспухла ожогами, но то же самое могло бы произойти со всеми ними всего через пару минут простого стояния посреди объятого пламенем зала. — Быстро, выведи ее из дома и беги сам. — Сжимая пальцы Луи вокруг руки старушки, проговорил Стайлс, с ужасом глядя в сторону подвала. — А ты? — в панике спросил Томлинсон, хватая Гарри за воротник. — Нужно достать газовые баллоны из подвала, иначе дом взлетит к чертям, — быстро пробормотал Гарри, мимолетно чмокнул Луи в щеку и бросился по лестнице вниз, отмахиваясь от огня мокрой тряпкой и кашляя. — Гарри! — отпуская миссис Форестер, крикнул Томлинсон и бросился вслед за парнем после секундного ступора, когда тот уже скрылся за дверью подвала, но внезапно чьи-то сильные руки обхватили его вокруг талии и потащили в сторону двери. встречая закаты и рассветы, — Нет! Пустите меня! — отбивался Луи от пожарного, который тащил его из дома наружу. — Пожалуйста! Отпустите! С улицы все выглядело еще плачевней — дом светился изнутри, из окон высовывались языки пламени, а деревянные балки стен почернели и закоптились. Луи с ужасом представил, как там внутри где-то внизу находился Гарри, и внезапно его затошнило от страха, потому что сам он был уже в двадцати метрах от пожара, рядом с ним была миссис Форестер, а Гарри не было видно даже на йоту. — Ты сумасшедший?! — прокричал ему в лицо невесть откуда взявшийся рядом Лиам, хватая за плечи и глядя в блуждающие глаза. — Куда ты прямо в пекло! целуя друг друга вместо будильника и просто любя друг друга, — Там Гарри! Гарри в подвале! — проорал в ответ Луи сорвавшимся голосом, вырвался из рук Пейна и бросился к дому со всех ног, но тут раздался оглушающий треск и дом... просто... обрушился. В воздух взлетели клубы пыли, дыма и искр, огонь полыхнул сильнее на миг. Луи застыл в шоке на мгновение, глядя на остатки некогда красивого домика в ужасе раскрытыми глазами. Ноги подкосились, и он почти упал на колени, но тут его схватил за талию Лиам, не давая упасть или рвануться к руинам. Воздух разорвал нечеловеческий крик боли, перекрывающий и сирены, и треск поленьев, и вздохи ужаса доброй половины соседей. Луи кричал. Не стесняясь, не сдерживая себя. Он кричал во всю мощь своих легких, ощущая на коже слезы, что обжигали сильнее огня. Крик слышался повсюду, и казался чем-то леденящим душу, потому что Луи кричал так, как будто его резали, а его резало изнутри осознанием того, что там, внутри, остался Гарри, его Гарри, любимый Хазза. И крик этот летел куда-то вверх, куда улетала душа самого Гарри. будучи всегда-всегда рядом. — Луи закончил сказку, незаметно для Гарри вытирая слезы, выступившие на глазах. — Какая прекрасная сказка, — восхитился малыш, хлопая в ладошки. — А это правдивая история? — Я бы хотел, чтобы это было правдой, Гарри, — прошептал Томлинсон, даже не зная, шепчет он это внуку Зейна и Лиама, или же тому Гарри, тому самому, который был его всем сорок лет назад. Земля еще не притопталась, трава не выросла, а на могиле еще не было ни могильного камня, ни даже фотографии. Луи знал, что именно в этом месте от него до любимого шесть футов земли только потому, что сам неделю назад стоял во главе немногочисленной процессии из Найла, Лиама, Зейна и матери Гарри, заливая слезами кладбище под такой ироничный моросящий дождь. И несказанными остались застрявшие в горле слова "Спокойной ночи, Хазза", которые Луи пообещал себе говорить каждый раз, навещая Гарри, каждое воскресенье, как они делали в первый год отношений. * Стоя у запорошенной снегом могилы и глядя на улыбчивое лицо Гарри, глядящее на него с фотографии в рамке с траурной лентой, Луи утирал все не прекращающиеся слезы, кладя еще букет цветов к одинокому вчерашнему букету лилий от матери Гарри и шепча такое сокровенное: "Спокойной ночи, Хазза". * С могильного камня на Луи смотрел увековеченный смеющийся Гарри, а Томлинсон лишь грустно улыбался, глядя на последнюю улыбку человека, которого любит больше всего на свете даже спустя десять лет после его смерти, к которому не перестает приходить каждое воскресенье и которому все еще шепчет "Спокойной ночи, Хазза". * За сорок лет в небо над могилой навсегда молодого Гарри Стайлса накопились тысячи пожеланий спокойной ночи, и Луи все еще ходил, все еще сообщал Гарри о событиях в жизни. Гарри знал из первых уст о том, как Луи отшивал всех девушек и парней до самой старости, оставаясь верным лишь ему, зато помогая Зейну и Лиаму воспитывать приемную дочурку, а потом уже и внука, которого те в честь Стайлса назвали Гарри, а тот не подкачал, и вырос кудрявым и зеленоглазым мальчишкой. И сегодня Луи шел к Зейну и Лиаму, которых дочь попросила посидеть с сынишкой, с кладбища, ведь на дворе воскресенье, и Гарри нуждался в своей порции "Спокойной ночи, Хазза." Малыш Гарри напоследок улыбнулся и прикрыл глаза, засыпая. Умиленно усмехнувшись, Луи поцеловал мальчика в лоб и вышел из комнаты, опираясь на трость. В дверях Томлинсон замер, обернулся и прошептал в темноту, прежде чем прикрыть за собой красочную дверь: — Спокойной ночи, малыш Хазза.