Шелест зелёных листьев

Время: первый класс старшей школы, одна из тренировок перед Зимним кубком. В конце каждой тренировки Мидорима бросает трёхочковые с подачи Такао — один за другим, как если бы брал мячи из тележки сам. Он всегда очень тщательно и ответственно готовится ко всем соревнованиям и даже помыслить не может о том, чтобы выйти на поле с неотработанным приёмом, особенно — таким сложным и тем, который зависит не только от него. Закончившие свои упражнения трудяги-сэмпаи внимательно наблюдают за их с Такао тренировками. На деле, капитан уже должен был разогнать всю команду, потому что скоро закрывается школа, но он молчит. До нормы, установленной Мидоримой, ещё десять бросков; у него ноют плечи, болят руки, а ноги наливаются тяжестью. Такао, естественно, устал ещё хлеще, но стиснув зубы, без единой жалобы продолжает пасовать. Его футболка влажная от пота, чёлка, которую он сегодня не убрал ярким обручем, мокрая, как после дождя — Такао просто некогда вытирать лицо. Он когда-то обещал: «Я буду тренироваться больше, чем ты, Шин-чан», и, оказалось, словами на ветер не бросался. Он называл тренировки «адскими» и справедливо сомневался, выживет ли в летнем лагере, где его постоянно тошнило, а к вечеру он начинал напоминать собственную тень. Но он ни разу не попытался сбежать или отказаться от своего обещания. Кадзунари Такао нисколько не уступал Мидориме в стойком упрямстве на пути к достижению цели. А сейчас Такао улыбается каждый раз, когда Мидорима попадает, и своей улыбкой будто ставит галочку: удачный бросок — ещё раз — и ещё — и снова. Мидорима не сделал ни одной промашки и знает, что Такао — тоже. В баскетболе всегда так: в ошибке виновен тот, кто отдаёт пас. Такао же — мяч за мячом — предельно точен и аккуратен. — Ещё нужно отработать этот приём в игре, — замечает Мияджи и провожает взглядом мяч, летящий прямо в кольцо. — Это следующий этап, сэмпай, — соглашается Мидорима, через секунду принимает следующий пас и забрасывает снова. — Ладно, продолжайте. Только не задерживайтесь, — говорит Оцубо, оставляет ключ от зала и отправляется в раздевалку. Когда-то давно Мидорима мог объяснить всё о Куроко и Аоминэ и обязательном доверии в отношениях Тени и Света. Но это была теория: он сам никогда не ощущал ничего подобного. Потом он разучился чувствовать плечо товарища — не мог ужиться с теми, кто не выкладывается на все сто. Мидорима не хотел смотреть, как Поколение чудес превращает матчи в весёлый балаган. Его с ними путь разошёлся тогда, когда на тренировках он остался один. Но сейчас Мидорима думает, что Такао — при всей своей отталкивающей на первый взгляд насмешливости — оказался куда серьёзнее, чем всё Поколение вместе взятое. И он чувствовал его поддержку — не только в матчах, но и по жизни — так часто, почти во всём, что теперь доверяет едва ли не самое дорогое: свои трёхочковые. Мидорима не помнит, когда в последний раз промахивался, и никто, кроме него самого, не знает, как болезненно он воспринимает ошибки. Но Такао привык считаться со всем, что для него важно, и не допустит небрежность. Мидорима отправляет в корзину последний по плану мяч и смотрит не на итог броска — в его безупречности он уверен, а поворачиваетя к Такао. — Ты фантастичен… — тот опирается руками о колени, пытаясь вдохнуть, и только после этого договаривает своё привычное обращение: — Шин-чан. Вытирает мокрый лоб тыльной стороной ладони и, так и не отдышавшись, продолжает свою мысль: — Нет, правда, ты невероятен. Мидорима растерянно отводит взгляд. Он в курсе собственных возможностей, но этот искренний восторг слишком подкупающий. — Или я бы даже сказал: мы. Заяви мне кто ещё месяц назад, что так будет, рассмеялся бы в лицо. И как ты только дошёл до такого, Шин-чан? Мидорима не отвечает, думая, что для вымотанного на тренировке парня тот чересчур много болтает. «Как ты дошёл до такого?» Вряд ли Такао узнает, когда именно Мидорима мысленно оценил (хотя совсем не в таких восторженных выражениях) его меткость. Это было в тот раз, когда горячий окономияки аккуратно приземлился ему на голову. Тогда Такао за это получил пару подзатыльников, а он оплатил его счёт в кафе. А ещё их препирательства избавили его хотя бы на время от самоедства после поражения команде Сэйрин, но главное — тогда Мидорима на самом деле понял, что не один. Сейчас же, глядя на Такао, он вспоминает, когда кого-нибудь хвалил, не пытаясь спрятать одобрение за резкой раздражительностью. Но Мидорима знает, что тот заслуживает похвалы, и уже в дверях, стоя к нему спиной, говорит: — Ты тоже хорошо поработал, Такао, — не так и сложно, и он добавляет: — Завтра продолжим, ясное дело. Мидорима не видит лица Такао, но может представить, как внезапное удивление быстро сменяется широкой улыбкой. — Разумеется, продолжим, Шин-чан, — слышит он довольный голос и чувствует, как его ладонь оказывается у него на плече. — Мы обязательно выиграем у Ракудзан. Мидорима знает, что всё не так просто. Акаши есть Акаши, и победа над ним будет невероятно сложна. Но вместе с Такао можно поверить во многое.