Верность

Агрессивно отшвырнув подвернувшийся под руку кухонный нож, Джокер зловеще рассмеялся и прислонился лбом к оконному стеклу. Безумец стал выстукивать престранный ритм, под который, словно из ниоткуда появилась очаровательная блондинка с тяжелым деревянным молотом в руках. — Верность, — устало выдохнул Мистер Джей, наблюдая как мелкие снежинки покрывают крышу здания, — это ведь все, о чем я прошу, — продолжил он, апатично взглянув на Харли, — немного, правда ведь? Готэм начинала укутывать снежная пелена, заставляя город задыхаться серым пеплом, который люди, по привычке, называли белым, хотя белым его никак не назовешь, уж точно. Дым, смешавшийся с туманом въедался в легкие, и становилось тяжело дышать, поэтому люди всеми своими жалкими силами старались проводить на улицах меньше времени. Ежедневно Король преступного мегаполиса делал мелкие штрихи, вырезая город под себя, словно деревянную игрушку для маленькой девочки. Ёлки, все еще зеленые, с примесью пепла и дыма возвышались в цветочных горшках на крыше. Иголки их затупились со временем, как и кончающееся терпение влиятельного мафиози, способного решать судьбы тысяч людей, одним щелчком пальца. Йоркширский терьер, что гулял на поводке со своей безмозглой хозяйкой в короткой юбке и рваных колготках, уж явно больше заслуживал жизни, чем большинство людей, работавших на Джокера. — Куколка, — подозвал Джей вертлявую девушку, что никак не могла усидеть на месте и скакала по крыше, как маленькая девочка, пытаясь словить языком несколько снежинок. Ледяной взгляд немного оттаял, когда на шею к нему бросилась его малышка, выкрикивая свое привычное: «Пудинг!», и как бы самый жестокий и хладнокровный человек в Готэме не старался претвориться безразличным, у него это получалось крайне неестественно. Может быть, она его и достала своими визгами и нытьем, может быть, он давно перерезал бы ей горло или одной рукой переломил тонкую хрупкую шею, но всегда есть это «но», что сдерживает Джокера так давно, что ему самому надоело находить оправдания ни перед другими, а перед собой. Ненавидеть эту свою слабость и привязаться к ней, как глупые люди привязываются к своим карманным собачкам — то, что скорее вызывало у маньяка усмешку, усмешку над самим собой. — Отвали, чертова мразь! — прохрипел Джокер, когда Харли начала ластиться к нему, как кошка, на ухо тихо мурлыкая свои бессмысленные фразы. — П-пудинг? — взволнованно проговорила Квинн, заглядывая Джею в лицо своими детскими невинными глазами лазурного цвета. Розовые губки блондинки были надуты, словно от обиды или непонимания, ведь девушка искренне верила, что сделала все правильно и не оступилась, особенно когда наспех накрасилась своей любимой помадой, потому что он обожал этот цвет, хоть и не признавал этого. Смог сгущался над городом с прекращением снега, и весь пепел, осевший на зданиях и улицах, постепенно начинал таять. — Тыковка, — прошептал Джокер, подзывая Харли к себе движением руки, — верна ли ты мне? Уверенно подскочив к своему возлюбленному, Квинн легонько коснулась своей маленькой ладошкой его мертвенно-прозрачной щеки. Фигура ее была настолько желаема и сексуальна, что Король не сдержался и оставил несколько синяков на ее бледной коже, хотя даже не прилагал к этому особых усилий. Хаотично метались мысли в его голове, не способные собраться в одно целое, они концентрировались на ее ярких губах. Цвет помады Харли — красный, как и ее кровь, медленно стекающая по венам, словно воск в раскаленной лава-лампе. Шаг, и Королева оказалась слишком близко, глубоко дыша своему безумцу в широкую грудь. Щелк, и где-то в центре города одна взрывчатка унесла жизни сотни людей. Это лишь потому что он приказал, чтобы отомстить городу за то, что люди называют снегом и за то, что позволили себе радоваться этому пеплу. Юго-восточный ветер медленно и с неким теплом разносил прах людских жизней и осколки разрушившихся судеб. — Я всегда буду тебе верна, — едва шевеля губами, шепчет Харли Квинн и повисая на шее, безумно целует Джокера.