Начиная с конца.

      Открыть. Покрутить в пальцах. Положить на язык. Запрокинуть голову. Проглотить.       Действия, совершаемые далеко не в сотый, а в тысячный раз.       Ветер хлестнул в лицо брызгами дождя и дыханием гнилой осени, наступающими холодами и сковывающим ожиданием коматозного сна для всего живого.       Вдыхая полной грудью, человек поднимет свои холодные, как это осеннее небо, глаза вверх и прищурится от этого тусклого, бумажного светила, что висит на небосводе бестолково и бессмысленно.       Облокачиваясь на трость, погружаясь в лабиринты своей души, своих мыслей, он никак не сможет уловить что-то до боли важное, вечно маячащее на горизонте, но никогда не дающееся в руки. Он не понимал, никогда не понимал, почему все, что он любил, все, кого он любил, покидали его.       Жизнь справедлива? Наказывает его или просто уравнивает счет? Но ведь он не отдавал ей с лихвой спасенных жизней, спасенных в последний момент жизней свою цену за счастье? Быть умным и быть одиноким, обреченным на вечное заточение в темнице циничности и вечной боли, пропитанной дурманом от наркотиков.       Справедливо ли это? Он не знал. Он не знал, с ожесточением вглядываясь в глаза людей рядом, и не находил ничего. Все не то, не то, не то…       Жить по правилам, соблюдать этикет, любить вечерние посиделки и осуждать жесткие меры? Не умеет. Никогда не умел. Потому что не умеет быть милосердным. Не умеет щадить, если может спасти. Потому что его не щадили. Не щадил отец-тиран и несмеющая заступиться за сына как положено, мать. Не щадила жизнь, которая в один момент наградила его вечными болями, обрекла на еще большее одиночество. Не щадили любимые женщины, рвавшие горло, доказывая, что они будут рядом и не бросят, но в итоге он слышал тихое «Прости» и стук закрывающейся двери. Не щадил лучший друг и самый добрый человек на земле, умерший от рака и оставивший его в этот раз совсем, абсолютно, оглушающе одинокого.       Почему он и зачем?       Великий диагност любит головоломки, но хватит ли ему жизни, чтобы разгадать эту?       Он не знает.       Всю жизнь опираясь на логику и факты, он не может связать все это воедино. Не может и не хочет, панически боясь ответа.       Может быть не сейчас. А может быть никогда.       Открыть. Покрутить в пальцах. Положить на язык. Запрокинуть голову. Проглотить.       Доктор Грегори Хаус проводит по мокрому от начавшегося дождя надгробию пальцами, усмехается проносящимся в памяти воспоминаниям, где он, самый циничный человек смеется с самым добрым человеком, поедая пиццу в его гостинной и садится, облокачиваясь о холодный камень.       Закрывая глаза, он чувствует, что засыпает, что боль проходит. — Хаус. Он открывает глаза и в ослепительно белом свете видит только добрые, улыбающиеся карие глаза и протянутую руку.