Лесными тропами да в Навье царство

      «Иди туда, где полыхает, — и не ошибешься. Но ни на что не отвлекайся. Если ты не свернешь с пути, то выйдешь прямо к Калинову мосту через огненную реку Смородину. Когда взойдешь на мост, иди осторожно, но не медли. Любой неуверенный шаг может стать для тебя последним. Если оступишься, угодишь прямиком в Пекло».       Так наставляла Баба Яга Верена перед уходом, но проще было сказать, чем сделать. Может быть, душам умерших — по-настоящему умерших, а не тех, кого напоили мертвой водой — этот путь представлялся легче или короче, но Верену время, пока он шел от калитки до моста, показалось вечностью. Ни впереди, ни по сторонам ничего не было видно дальше пяти шагов — повсюду расстилался непроницаемый густой туман, из которого то и дело выскакивали и снова исчезали незнакомые лица с жуткими гримасами страха, боли и отчаяния, а иногда чьи-то призрачные руки довольно ощутимо хватали Верена за одежду, рвали волосы, опутывали руки или ноги, мешая идти, заставляя запинаться и крутиться, сбрасывая их с себя. И только яркое огненное свечение от плещущейся впереди реки, проступающее через туман, было Верену надежным ориентиром. Он старался не терять его из виду, не взирая ни на что, старался не слушать ту ужасную какофонию, которую составляли завывания ветра, скрип невидимых старых деревьев, редкое уханье и хлопанье крыльев таких же невидимых сов, плач, стоны, всхлипывания беспокойных духов и даже какое-то монотонное замогильное пение, — сквозь нее отчетливо слышался еще какой-то приглушенный стук, отмеряющий время с каждым ударом, или то билось его собственное сердце, Верен разобрать не мог.       Внезапно сумрак расступился, и Верену открылся вид на реку. Старая ведьма не обманула — она и впрямь была огненной — неуправляемый бурный поток бурлящей и кипящей лавы бежал в разломе полуголой скальной породы под ногами, края которого были ее берегами. Вот оно — самое настоящее Пекло. Река не отличалась большой шириной, но перейти ее вброд или переплыть не пришло бы в голову даже безумцу. Мост Верен увидел сразу — значит, с верного пути его сбить не удалось — и невольно отметил безупречную ковку ограды. Он, набрав в легкие побольше воздуха, шагнул вперед. Мост нависал над рекой очень низко. Казалось, от жара, исходившего от лавы, медь вот-вот расплавится, Верен чувствовал обжигающее тепло даже через подошву сапог. Он, как и говорила Яга, старался идти осторожно, но уверенно, придерживаясь руками за горячие калиновые ветви по сторонам.       Этот опасный участок пути Верен преодолел без проблем и вскоре ступил на противоположный берег. Хотя, он был уверен, мост был наименьшей из опасностей, которые еще ждали его в путешествии по загробному миру. Если бы не внезапный всплеск, который раздался где-то слева от Верена, — да еще этот стук, отдающийся в висках, не оставил его и тут, а, напротив, стал еще слышнее — он бы заметил, что, как только он очутился по эту сторону Смородины, мост, приведший его сюда, словно растворился в воздухе. Но он этого не заметил, потому как всплеск сопровождался появлением из лавы длинного иссиня-черного острозубого гребня, за которым наружу высунулась соответствующая его размерам шипастая голова со страшной змеиной мордой, затем — еще две, а дальше Верен считать не стал и бросился со всех ног, моля, чтобы чудовище его не заметило.       На пути его оказался большой камень — широкий и выше его раза в полтора, вероятно, осколок возвышающейся рядом скалы. За ним он и скрылся, опасливо выглядывая из-за него в поисках невиданной твари. Она тем временем полностью выбралась на берег и отряхнулась, ударив мощным толстым хвостом по земле так, что по ней прокатилась дрожь, и Верен похвалил сам себя, что не стал дожидаться последней головы — их было двенадцать, каждая из которых, извиваясь на длинных подвижных шеях, озиралась по сторонам и принюхивалась. Верен вжался спиной в камень — не то чтобы он испугался первого попавшегося чудища, но, случись поединок, силы явно были бы не равны. А он еще даже не добрался до Агнии. Да и Баба Яга советовала лишний раз не геройствовать, а по возможности избегать чудовищ — их здесь хватало, а меч у него всего один и голова на плечах, в отличие от них, тоже.       К счастью, тварь, одним своим видом вызывающая леденящий кровь ужас, либо была глупа, либо слепа и напрочь лишена обоняния. Она зевнула несколькими головами, вызвав вокруг себя ветряной круговорот, подхвативший с земли траву, камни и пыль, — до Верена дошел тяжелый запах гнили из открытых пастей — лениво почесала массивной задней ногой бок и степенно пошла в противоположную от Верена сторону, после чего скрылась где-то в расщелине между скалами — вероятно, удалилась в свое логово.       Верен выдохнул. Он вышел из-за своего укрытия и покрутил головой. С одной стороны вдоль реки тянулись крутые скалы — чем дальше, тем выше. От реки их отделяла лишь узкая дорожка, ведущая наверх; вместе с ней вверх поднимался и берег Смородины, становясь сам такой же отвесной скалой, какая нависала над ним. С другой стороны, там, где заканчивались скалы, начинались бескрайние просторы — луга или поля — с дорогой посреди них, которой не было видно конца, к тому же воздух там тоже был затуманен, хотя эта пелена больше была похожа на воздушные облака. Тем не менее серость, обступившая Верена, как только он покинул избушку, и тут не сменилась яркими красками.       Верен снова посмотрел сначала в одну, а затем в другую сторону, и взгляд его остановился на камне, за которым он прятался. На его гладкой поверхности была выбита фраза:       «Направо пойдешь — покой обретешь, налево пойдешь — на муки вечные себя обречешь».       Выбор очевиден, с иронией подумал Верен и повернул налево.       Он, крадучись и держа руку на рукояти меча, прошел мимо пещеры двенадцатиглавой твари, откуда слышался раскатистый храп наряду со свистом, а при каждом ее выдохе тянуло таким смрадом, что становилось тошно, и двинулся по дорожке навстречу обещанным вечным мукам и непрекращающимся ритмичным ударам.       Подъем набирал все большую крутизну и давался с немалым трудом. И, несмотря на набираемую высоту, становилось только темнее. Небеса над головой были серыми, низкими и тяжелыми, готовыми рухнуть в любой момент и задавить собой весь этот мир. Дышать становилось труднее, воздуха как будто не хватало. Верен, запыхавшись и пытаясь восстановить дыхание, остановился и оперся руками на колени. Под его взор случайно попал цветок, тянущийся вверх из трещины в скале рядом с дорожкой, — блекло-голубого цвета, одинокий и жалкий, почти безжизненный на вид, стебель что сухая тростинка, лепестки маленькие и тонкие, собранные в небольшие корзиночки. Верен удивился — откуда здесь взяться цветам, а потом вспомнил, где видел подобные. Такие обычно оставляли на могилах — а, возможно, на них они и росли — только желтого цвета, но приносить их домой считалось плохой приметой, хотя стоять они — ни живые, ни мертвые — могли месяцами даже без воды. Звались они бессмертниками. Верен протянул руку и попытался сорвать цветок, но тот крепко уцепился корнями за почву, из которой рос. Он кисло усмехнулся — даже цветы здесь, и те под стать окружающему миру. Проследив взглядом дальше, Верен заметил, что цветок все-таки здесь не один — дальше то тут, то там на пути торчали его редкие сородичи.       Когда Верен уже засомневался, что подъем когда-нибудь закончится, и начал подумывать, что именно это и подразумевалось под вечными муками, перед ним открылась широкая ровная площадка, с одного края которой был резкий обрыв в Пекло, а с другого — ее обступала стена скал, взобраться на которые было уже невозможно, да и, пожалуй, в том не было нужды, так как в ней черной дырой зиял проход внутрь, а вокруг висело несколько факелов. Проход преграждало неподвижно лежавшее нечто, похожее на огромную черную каменную глыбу. Ничего подумать Верен не успел, потому что глыба резко дернулась, засветилась огнем, очертившим пластины, из которых состояла ее поверхность, и превратилась в крылатого трехглавого змея, уставившегося тремя парами глаз на нарушителя спокойствия с высоты трех человеческих ростов. Ноздри самой большой — средней — головы раздулись, выпустили горячий пар, и голова громко рявкнула:       — Кто здесь?!       — Ни жив, ни мертв, — наклонившись к самому лицу Верена и глубоко вдохнув его запах, тихо прошелестела правая голова, слегка поменьше первой. Третья голова, самая мелкая, только хихикнула. Верен замер как вкопанный, сжимая в руке рукоять висевшего на поясе меча и судорожно вспоминая слова Бабы Яги.       «Горыныч — верный слуга Кощея. И, полагаю, именно он стережет вход в его обитель. Этот змей разумен, хитер и страшно силен. Так что не спеши махать своим мечом. Лучше поговори с ним».       Средняя голова продолжала шумно и нетерпеливо дышать. Верен отмер, убрал руку с меча и твердо произнес:       — Я пришел к твоему хозяину. У меня к нему дело.       — Кто ты такой? Что за дело?! — снова прогремел, словно гром, Горыныч.       — Не твое дело, — стараясь не меняться в лице, вкрадчиво ответил Верен.       Ноздри стали раздуваться сильнее от распирающего голову раздражения, в пасти показались проблески пламени. Она, как бешеный пес, готова была сорваться с цепи. «Цепи!» — подумал Верен, но решил пока их приберечь.       — Шшш… — примирительно зашипела вторая голова на первую. — Что может быть нужно мертвецу у Владыки? — и, снова переведя взгляд на Верена, больше утвердительно, чем вопросительно, сказала: — Быть может, он хочет служить ему.       И тут Верен понял, почему его не учуяло то Чудо-Юдо на берегу Смородины — его действительно приняли за мертвеца. Одного из тысяч. Похоже, мертвая вода полностью лишила его человеческого запаха, который так остро ощущают все представители Нави, сделав его подобно встреченному им по пути бессмертнику на самом деле не живым и не мертвым. Он слышал, что волшебная мертвая вода, равно как и живая, может творить чудеса, например, срастить разрубленного на куски человека, хоть и не верил раньше в подобные сказки, но о таком очевидном ее действии даже не подозревал.       — Возможно, — уклончиво ответил он.       — Какому дураку вздумается служить Кощею Бессмертному? — снова хихикнула младшая голова. Две остальные повернулись к ней, и она замолкла.       — Так я могу пройти?.. — снова привлек к себе внимание Верен и добавил: — К Владыке?       Горыныч помолчал некоторое время, переглядываясь между головами, потом изящно поднялся на все четыре лапы, изогнул спину, расправив потрясающие своим страшным величием крылья, и взлетел вверх, пропуская незваного гостя внутрь.       Верен прошел в темноту открывшегося ему коридора и услышал, как за его спиной снова приземлился змей.       — Не споткнись! — с тихим свистом раздалось ему вслед, и у ног его с грохотом упал факел, а эхо, отскакивая от стен, унеслось вдаль и постепенно сменилось возобновившимся стуком, так похожим на биение сердца и идущим из глубин Кощеева логова.       Верен нагнулся к факелу и, взяв его в руку, направил вперед. Змей вовремя его предупредил — через пару шагов начинались высокие ступени, ведущие вниз. Пролетев даже столько ступеней, сколько было видно в тусклом свете факела, можно было с легкостью свернуть себе шею. К такой глупой и бесполезной смерти Верен готов не был. Он начал медленно спускаться по лестнице, опираясь свободной рукой о стену. Проход был узкий и не очень высокий, потолок также имел наклон в сторону спуска. Его шаги гулко раздавались в нем, создавая многоголосое эхо. Шел он долго. «И стоило столько подниматься, чтобы снова спуститься в подземелье?» — в сердцах подумал Верен. Но сразу же одернул себя. Стоило.       Наконец ступени закончились, и коридор стал гораздо шире, а потолок — выше. Здесь на стенах встречались факелы, спрятанные за овальными витражами из темного стекла. Но в остальном было пусто, только иной раз крыса пробегала у стены и скрывалась в какой-нибудь щели. В одном месте коридор разделился на три направления — его пересекал более узкий тоннель, и Верен, замешкавшись на мгновение и повернув голову к одному из второстепенных проходов, внезапно потерял опору под ногами и оказался пригвожденным к стене сильной рукой, сдавливающей его горло, словно петля висельника.       — Тебя Морана послала, парень? — раздался разгневанный хриплый голос, и на Верена уставились полные ледяной ярости, прожигающей насквозь, глаза Владыки Навьего царства.