Кадавры на мою седую голову!

Посовещавшись с главным доктором Карновичем и другими врачами, Станислав затребовал подробный план помещения, подушевой список раненых, общую сводку по госпиталю и другие документы. Тут же выздоравливающие и добровольцы из легкораненых направлялись на передовые позиции. Средние и те из тяжелых, кого можно было перевозить, грузились на подводы и направлялись в обоз. Самых тяжелых и нетранспортабельных приходилось оставлять, и в случае поражения надеяться оставалось только на милость победителей. Между тем в передвижные лазареты начали поступать раненые уже в сегодняшнем сражении. И если тех, кому повезло, разъездные госпитальные обозы сразу направляли в тыл, то самым тяжелым из смоленского госпиталя деваться было уже некуда. На следующий день, пятого августа, французы вплотную приступили к стенам крепости. Артиллерийский огонь велся уже с обеих сторон. В предместьях начались пожары. Когда стало ясно, что город продержится не более суток, Станислав задумался о том, чтобы вывезти из Смоленска вместе с другими тяжелоранеными Дионисия. Он велел Теодору искать еще одну подводу с лошадью и, воспользовавшись небольшой передышкой в сплошной круговерти хлопот, побежал поговорить с Вениамином. — Что ты намерен делать дальше? — спросил он друга. — Работать, — отрезал тот, — оперировать. Что же еще? — Ты слышал? Город нам не удержать. Вам тоже надо уходить. Вывезем всех, кого сможем, — и уйдем сами. — Эх, Станя, — вздохнул Вениамин. — Никуда я не уйду. Этих спасешь — новые поступят. Я останусь. Ты слышал, что во время кампании восемьсот седьмого года Ларрей, главный хирург армии Наполеона, оперировал на захваченных территориях и своих, и неприятельских солдат? А мне, простому полковому доктору, сам бог велел. Станислав хотел что-то возразить, но тут к ним подбежал запыхавшийся Теодор. — Нет подводы, Станислав Федотович! — сразу же зачастил взмокший и злой князь. — Я уже полгорода обегал. Люди уезжают, упряжки идут одна за другой. Я уже и деньги предлагал, и грозил — нет, и все. Что же делать? — Вот так всегда, — хлопнул себя по лбу Станислав.— Дотянул до последнего. Обо всех подумал. А о своих… — Вот видишь, — грустно улыбнулся Вениамин, — не тебе меня учить, как жить следует. Однако что же нам придумать? Мимо проходил унтер-офицер в форме Ахтырского полка. Он помогал нести носилки с раненым солдатом, но, услышав краем уха разговор друзей, тут же кликнул какого-то легкораненого, вручил ему свой край носилок и подошел поближе. — Разрешите обратиться, господин ротмистр. Станислав оглянулся, посмотрел, припоминая, и наконец узнал: — А! Поручик Ланской! — Пока еще нет, — улыбнулся тот. — Но не теряю надежды! Я тут услышал мимоходом… Думаю, что могу вам помочь. — Отлично! Давай, Теодор, идите с ним и достаньте уже эту чертову телегу. Ланской повел Теодора какими-то закоулками, переулками и вскоре привел к небольшому, но явно богатому особняку. Возле ворот расположилась карета и три телеги с кучерами. Телеги были завалены какими-то коробками, узлами и сундуками. Служанки бегали от ворот к телегам и обратно, то и дело добавляя к поклаже какую-нибудь новую коробку или корзину. Из открытых окон первого этажа доносился пронзительный женский голос: — А платье лимонное из тафты? А гарнитур жемчужный из пяти предметов где? Ты, Марьяшка, дура полная или притворяешься? А ну ищи! А то я тебе живо все космы повыдергиваю! — Слушаюсь, барышня, — прорыдал голос горничной, после чего визгливая барышня продолжила разнос уже по поводу саксонского сервиза и вазы из богемского стекла. — Алина Нелюбина, — с чувством выговорил Ланской. — Генеральская дочка. У такой телегу отобрать равносильно подвигу на поле боя! Синие глаза вахмистра сверкнули неподдельной ненавистью. — Согласен! — одобрил Теодор. — Эй, малый, — обратился он к кучеру телеги, которая стояла дальше всех от входа и не просматривалась из окон первого этажа. — Ахтырский гусарский полк реквизирует твою упряжку вместе с лошадью для нужд военного госпиталя. Мужичок равнодушно зевнул и почесал бороду: — Это не ко мне, господа хорошие. Это к хозяйке моей. — Какая такая хозяйка! — рассердился Теодор. — Слезай давай и проваливай поскорее, пока я тебе глаз на копчик не натянул! — А ты, барин, не ругайся. А то хозяйку кликну. — Вот только хозяйки нам не хватало, — задумался Ланской. — Давай мы тебе денег дадим. Сколько хочешь? А ты скажешь, что до ветра отлучился, а подводу цыгане свели. — Не, денег мне не надо. А вот если золотишко имеется… — мужичок подмигнул. — Э-эх! — решился Теодор и рванул с шеи золотую цепочку с медальоном. — Держи, мироед! Золото высшей пробы. А смотри, какая работа тонкая! А внутри портрет Сулико… — Барышни портрет? — оживился мужичок. — Это хорошо. Это нынче в цене. — И он хотел было открыть медальон, но князь хлопнул его по руке: — Потом полюбуешься. Давай освобождай! Кучер послушно соскочил с телеги и с явным наслаждением побросал все узлы и корзинки в ближайшую канаву. — Прошу, господа хорошие! — сделал он приглашающий жест, выждал несколько минут, чтобы дать похитителям скрыться, и заголосил: — Караул! Люди добрые, что же это делается! Среди бела дня цыгане телегу со двора свели! Ай-ай! Горе-то какое! **** В ночь с пятого на шестое августа русская армия покинула горящий, разбитый неприятельскими орудиями город и отступила на правый берег Днепра. На переправе дежурили казаки Платова. Они регулировали движение и готовили мост к подрыву. Станислав сделал все, что смог. Те, на кого не хватило транспорта, шли к переправе на своих ногах, медленно, шатаясь из стороны в сторону и опираясь на палки. Тех, кому было трудно идти, поддерживали товарищи. Те, кто идти совсем не мог, присаживались на обочины дороги в надежде, что их подберут на свои телеги местные жители. Отряд Петухова покидал город одним из последних. Перед отъездом Станислав заглянул в операционную, чтобы хоть так, на ходу и мельком, попрощаться с Вениамином. Тот, не отрываясь от дела, махнул рукой и проговорил: — Бог с тобой, иди, Станя. Может, еще и встретимся. Иди уже, не стой над душой. Гибульский уехал с предыдущей партией раненых. После того как он обманул французов с чертежами, рассчитывать на великодушие врагов было глупо. Карнович отказался покидать больных и решил остаться с Вениамином. Станислав развернулся и ушел, понимая, что здесь никого уговорить не сумеет. Да и не станет этого делать. Надо было спешить. Французские орудия уже простреливали город вплоть до самой переправы. Пыль и дым стояли в воздухе сплошной стеной. Короткая летняя ночь уже начала переходить в зловещий багровый рассвет. Михалыч правил телегой и как мог подгонял убогую лошаденку. Рядом скакали Станислав с Теодором. С другой стороны телеги пристроился Ланской, не пожелавший бросить новых друзей. Дионисия трясло и мотало на разбитой дороге, но он мужественно терпел, а когда товарищи бросали на него тревожные взгляды, старался изобразить что-то вроде ободряющей улыбки. Снаряды рвались все ближе. Надо было прибавить ходу. — Ты сможешь? — спросил Станислав. — Смогу, — не раздумывая, ответил Дионисий и вцепился побелевшими пальцами в обрешетку. — Давай, Михалыч, вперед. Михалыч хлестнул свою клячу изо всех сил. Та рванула вперед, как будто на том берегу реки ей пообещали вторую молодость. Снаряд пролетел над головой Станислава и вздыбил землю под самыми копытами лошади. Взрыв накрыл их, как гигантская волна утопающих. Потом пришли полная тишина и полная темнота. *** Станислав подскочил на кровати в буквальном смысле как подорванный. — Я умер? — спросил он неизвестно у кого. Судя по состоянию организма, был он все-таки жив. У мертвых не болит голова, и их не тянет прогуляться к белому другу. — Живой, — ответил сам себе бывший старшина, он же бывший ротмистр. — И я, кажется, дома. Ох-х ты, твою ж мать!!! Мне все это приснилось? С громким мученическим стоном Станислав повалился обратно на кровать. Всего лишь сон! Визит в ванную и несколько глотков из заныканной полупустой бутылки коньяка почти сделали его человеком. Но найденные на столе бумаги заставили пожалеть о том, что сон сменился явью. Уж лучше страшный сон, чем такая действительность! Боже ж ты мой, и когда он только успел? Бодрая трель оповестила о звонке Вениамина. — Веня? Ты живой? Прорвался? — поинтересовался Стас вместо приветствия. Вениамин хохотнул, посоветовал меньше пить и поздравил друга с удачной покупкой. Ситуация начала проясняться. Друзья, мать их! С которыми и врагов не надо! Впарили корабль, втравили в авантюру с залогом квартиры, да еще издеваются: «Мы верим в тебя, Стасик!» От зверской расправы с трубкой видеофона Станислава отвлекли торчащие из-за дивана ноги. Испытывая острейший приступ дежавю, он подошел поближе и за одну из ног подергал. Поднявшийся ему навстречу заспанный субъект, здоровенный и лохматый, потер глаза, характерно поморщился и уставился в лицо хозяина дома взглядом, медленно, но верно наполняющимся осознанием себя во времени и пространстве. — Теодор? — невольно вырвалось у Станислава. — Капитан! — хрипло выдавил парень. — Как хорошо, что вы меня узнали! Вчера, когда мы сюда пришли, вы были уже совершенно того… В смысле, в лоскуты… — А чего ты тут делаешь? — Как чего?! Вы ж меня наняли! Пилотом. А пивка у вас нет? Твердо решив ничему не удивляться, Станислав предложил пилоту кофе и осторожно поинтересовался: — А раньше мы с тобой не встречались? — Не-е, — беззаботно протянул Теодор. — Я бы запомнил. — А мандарины ты любишь? — Ненавижу! — с чувством произнес пилот. — У нас на ферме я столько мандаринов собрал, что из них можно небоскреб сложить. Дальнейшие события живо напомнили Станиславу спуск с ледяной горки: быстро, весело и неотвратимо. «Весело» было всем, кроме самого новоявленного капитана. На его долю досталось лишь «неотвратимо». Его мнения никто не собирался спрашивать. Все уже было решено, и осталось только сделать вид, что ты не принужден, а соглашаешься сам, чтобы сохранить остатки самоуважения. Знакомство с Михалычем заставило серьезно задуматься о визите к психиатру, но поскольку в контракте с биологами была четко указана дата вылета, поход к мозгоправам пришлось мысленно отложить до возвращения со Степянки. *** Кандидатов было шестеро. За исключением небритого военного дядьки, все остальные представляли собой жалкое зрелище. Особенно вон тот, забившийся в самый дальний угол, рыжий и нечесаный. Словно услышав мысленный голос капитана, рыжий согнулся пополам и душераздирающе закашлял. Спутанные волосы совсем закрыли лицо, и без того перманентно пребывающее в тени. Между тем это уже было не дежавю. Это была самая натуральная белочка. И Станислав, стыдно сказать, даже обрадовался, когда ему позвонила эта вобла из страховой компании. Бросив напоследок Вениамину: «Рыжего не берите!» — он радостно смылся с собеседования. *** Новый навигатор, похоже, комплексами не страдал. Удобно развалившись в кресле (как у себя дома, поганец этакий!), он бодро цокал по клавиатуре, во время пауз лопая сгущенку из банки. — Веня, ну я же просил! — трагически прошептал Станислав. Вениамин, нисколько не смутившись, объяснил другу, что тот не понимает своего счастья. Приглянувшийся ему военный оказался хамом и жлобом, а вот у Дэна и опыт работы имеется, и денежные запросы невелики. — Как? Как ты сказал? Дэн? — Ну да, Денис Воронцов, двадцать пять лет… Дальше Станислав слушал уже вполуха. Все это было неважно. Фатум, как он есть. Предначертание. «Мене, текел, фарес». Рыпаться и трепыхаться бесполезно. Он лишь попросил у доктора тонизирующую пилюлю и с каменным лицом бравого космического волка вышел пообщаться с экипажем. Слушая спор Теодора и Дио… пардон, Дениса о том, через какую станцию идти, он думал, что все, пожалуй, не так уж плохо. Ну, подумаешь! Командовать старым армейским транспортником! Не диверсионным же, в самом деле, отрядом! И никаких олухов воспитывать не надо. И ловить злокозненных кадавров тоже не надо. Красота! Вот только еще узнать бы, выбрались ли ребята из горящего Смоленска? И помирится ли Кварт со своим создателем? И поймали ли предателя Волчарского? И где сейчас бродят целых шесть братьев-гомункулов и их сестра? И, черт побери, кто же был шпионом при штабе Второй армии? Дальше думать было некогда. Биолухи уже втаскивали на корабль свой ужасный гробообразный цитометр… *** «Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, и облик мира изменился бы». Л. Н. Толстой, «Война и мир». Том 3, глава XXVIII «Эпидемии уничтожили значительную часть армии Наполеона во время его похода на Москву… После боя под Смоленском среди наполеоновской армии вспыхнула эпидемия сыпного тифа… Бородинский бой привел к новой вспышке эпидемии. 35 тысяч раненых, размещенных в немногих госпиталях, представляли собой горючий материал для распространения эпидемий, в особенности если учесть, что утомленные длительным переходом раненые не получали никакой пищи, кроме конины и грязной воды. Уже при приближении к Москве наполеоновская армия потерпела огромный урон в людях в результате боевых и санитарных потерь». Б. Ц. Урланис. «Войны и народонаселение Европы». Часть 3 «Небоевые потери» «Знай наших!» Девиз дружных мозгоедов *** Вениамин из-за неплотно прикрытой переборки медотсека прекрасно слышал разговор капитана с пилотом и навигатором. Довольная, хоть и несколько хитроватая улыбка озарила его лицо. «Ничего, Стасик! Ты мне еще спасибо скажешь!» — подумал он и вернулся к распределению по полкам шкафа и холодильника баночек, коробочек, ампул и прочего медицинского добра. Науку он любил с юности. Биологию, химию, медицину. Немного алхимию, чародейство и волшебство. Совсем-совсем немного. И продолжал любить все четыреста восемьдесят лет, которые были прожиты им на сегодняшний день. У него были лучшие учителя. Яков Брюс, Жиан Жиакомо, Джузеппе Бальзамо, Пирогов, Менделеев… Вениамин прекрасно помнил все свои земные воплощения. И каждый раз, появляясь на свет ребенком, он знал, что дома, в соседнем подъезде (комнате, квартире, особняке) его уже ждет настоящий, на всю жизнь, лучший и единственный друг. Еще он помнил, как в 1952 году к отставному разведчику Петухову пришли люди в строгих серых костюмах и предложили почетному пенсионеру, герою войны и живой легенде продолжить службу в органах. Почетный пенсионер Петухов вышел в отставку по состоянию здоровья в сорок пятом. В мирной жизни не нашел себе дела по душе и на глазах Вениамина превращался из бодрого, подтянутого капитана в злобного мизантропа-алкоголика. Людям в костюмах он сказал: «Служить вам? Никогда!» А через полгода умер, замерзнув по пьяному делу под забором. Была морозная февральская ночь. Он не дожил до марта пятьдесят третьего всего месяц. И еще невозможно было забыть, как отставной десантник Петухов, опять-таки не нашедший себя «на гражданке», в самом конце двадцатого века, слушая новости из одной маленькой, но гордой южной республики, застрелился из табельного оружия прямо перед экраном телевизора. Не вынес стыда и обиды за державу. Поэтому несколько дней назад, увидев во всей красе грозные признаки надвигающегося несчастья, Вениамин решил действовать. План у него уже был готов. Осталось лишь наведаться в гости к Николаю. Жизнерадостный интендант с азартом подключился к исполнению коварного плана. Уже собираясь уходить, Вениамин с самой невинной улыбкой попросил Колю достать ему из холодильника бутылочку минералки, а когда тот удалился, подошел к столу, на котором гордо красовались две пузатые бутылки с той самой «колевкой». Надо было только провести над ними ладонью и нашептать несколько слов. Все прочее — дело техники. Плюс совсем немного удачи. — Желаю вам удачи, олухи, — сказал Вениамин вполголоса и торжественно засунул в дальний угол холодильника прозрачный контейнер с ядовито-розовой жидкостью.