Живи для меня

Глава 9. Я не понимаю, как это могло произойти… но ведь ему не так больно, правда?... не заставляй меня убивать их обоих… ты опоздал, Лео… но я не могу выбирать между вами, это слишком тяжело… и не надо… ты должен спасти Уайета… врач сказал, что у нее осложнения… как ты мог, Гидеон… мне жаль, но возможно ребенок не выживет… спасешь Уайета, спасешь мир, и ты это знаешь… я знаю, что ваша любовь к нему гораздо сильней глупого заклинания… признай, Лео, что я прав, ему не стоило появляться на свет… он слишком силен… с тобой все будет хорошо, я обещаю… мы ничего не делали, все уже само случилось…мне жаль, Лео, но это для всеобщего блага… не умирай, пожалуйста… он бы не провернул все это в одиночку, с ним кто-то, кто знает Подземный мир… у нее открылось внутреннее кровотечение, которое врачи никак не могут остановить… мы должны его найти, у него мой сын… магия Старейшины слишком сильна, тебе меня не вылечить, а Гидеон ни за что на это не пойдет… с тобой останется Пейдж… я пришел сюда, чтобы спасти своего брата, и не намерен отступать сейчас, в самом конце… здоровый малыш, крепкий… а я все это время верил тебе… вот он, новорожденный Кристофер… можно её увидеть… как будто мы его и не теряли… - Лео, приснись! – негромкий, но настойчивый голос Пайпер звучал над самым ухом. Лео открыл глаза. Рука его жены до сих пор легонько трясла его плечо. – С тобой все в порядке? - Эмм, да все хорошо. Просто плохой сон, - он поднялся с подушки, чмокнул жену в лоб и встал с кровати. - Ты куда? – Пайпер, судя по всему, не поверила, что все нормально и решила все выяснить наверняка. - Нет-нет, ты спи. Время всего… - мужчина посмотрел на часы, - ого, уже половина пятого. Я встану, начну готовить завтрак, а ты поспи еще пару часиков и присоединяйся ко мне. Женщина еще раз подозрительно глянула на мужа и легла на кровать. Но на кухню, как обещал жене, он не пошел. Вместо этого он опустился на диван в гостиной. Мысли крутились вокруг того, что с ним происходило в последние несколько дней. Точнее, с его памятью. Он не раз об этом думал, но ничего, что помогло найти решение этой проблемы, так и не вспомнил. Ну кому это надо, так издеваться над их воспоминаниями и чувствами? В том, что у них с Фиби сходные видения и навязчивые мысли, у Лео сомнения не было. Разница лишь в том, что она видеть это может в любое время суток, а его в основном пробивает во сне. За дни, прошедшие с момента разговора с Гремс, на него средь бела дня больше не накатывало. Словно кто-то подумал и решил, что не стоит напрягаться и стал внедрять лжепамять Лео только по ночам. С Фиби дела обстояли гораздо хуже. У нее все чаще и чаще болела беспричинно голова, она выпадала из реальности, не иначе как под действием очередного душераздирающего видения, стала плохо спать, часто бывала рассеянна. Это не могли не заметить остальные, но в отличие от Лео, Пайпер и Пейдж считали, что это просто хронические усталость и невысыпание. Мужчина понимал, что они должны знать, что происходит с их сестрой, но это было не ему решать, а Фиби, которая решила, что может справиться своими силами и силами Лео, а нервировать Пайпер лишний раз ни ей, ни ему не хотелось. На том и порешили. ****** Секунды, минуты, часы и дни. Время. Его самый большой враг. При жизни оно не давало заниматься проблемами столько, сколько они того требовали, а после смерти стало тянутся словно жвачка, этакая неоднородная масса непонятно чего, яркого и жизнерадостного цвета, но при этом напрочь отбивающая желание брать в руки или связываться с этой неаппетитной и даже малоприятной субстанцией напрямую. Гораздо более правильней просто с невнятным восклицанием бросить ЭТО себе под ноги, не замечая того, что на самом деле, не мы решаем, а то самое Время. Выбросить то мы его выбросили, но избавиться так и не сумели. И никто не сумел. Он был не исключение. Всеми фибрами своей души он ненавидел Время. То его слишком мало, то чересчур много, то оно летит со скоростью света, то стоит над душой, требуя непонятно чего. Сейчас как раз наступил тот период, когда его слишком много. И вот ты сидишь сутками напролет и размышляешь, как быть дальше. Все, о чем можно было подумать, подумал, все, что хотелось вспомнить, вспомнил. И все. Новых мыслей в голову никто не подбрасывал, поводов для размышлений в ближайшее время не предвиделось, и делать ему было абсолютно нечего. Хотя, нет, был один вариант, но уж больно он радикальный, да и неприятно как-то подглядывать. Но когда это безделье начинает слишком давит на и так расшатанную психику, он решает, что единственная возможность как-то занять мысли на пару недель не так уж и плоха. Улица. Дом. Комната. Кажется, его. Потому что как-то привычно расставлены знакомые предметы. Все такое знакомое, родное, но давно оставленное. Шкаф, книжная полка, кресло, его любимое. Так было приятно на нем сидеть с очередной книгой в руках. А рядом со шкафом его музыкальный центр. Как же он любил музыку: тяжелую и депрессивную, легкую и ненавязчивую, с глубоким смыслом и привязчивым мотивом – одним словом ВСЮ. И желание услышать что-то любимое в тот момент стало просто непреодолимым. Он подошел к центру и нажал кнопку, мимолетно удивившись, что в этот раз у него получилось дотронуться до предмета, а не «проткнуть» его пальцем насквозь, как обычно. И полилась музыка. Его любимая. Как бы не хотелось её слушать и слушать долгое время, раз уж выдалась такая возможность, он понимал, что хорошего понемногу. И снова щелкнул по кнопке. На комнату обрушилась тишина. Теперь кресло. Такое мягкое, но не большое, подлокотники из темного дерева, сиденье обито изумрудным плюшем, слегка протертым от времени. Он неспешно подошел к нему, нежно проведя по невысокой спинке…. - Крис? – удивленный и какой-то вымученный голос заставил его резко крутануться на месте вокруг своей оси и увидеть ИХ. Они стояли совсем рядом, всего несколько шагов от него, но вместо того, чтобы к ним приблизится, он вымученно опустился в кресло, не сводя глаз с двух мужчин, стоящих около кровати. Потом один из них обернулся к другому и что-то сказал, но его собеседник не отвечал. Он с выражением какого-то непонятного облегчения и ужаса не сводил глас с кресла. Взгляды двух парней скрестились, но об этом знал только один из них, тот самый, о котором здесь все говорят. Такой приятный прохладный воздух разом вышибли из его легких. Крис? Да, это его имя, на мгновение стало даже как-то странно, что о нем вспомнили, ведь в последнее время они не особо утруждали себя скорбью по усопшему. А ведь призраки все чувствуют, особенно когда их вспоминают. И сейчас он подавлял почти неконтролируемое желание показать им на что он способен. Кто сказал, что в гневе только человек способен проявлять необычные способности, не доступные в обычном состоянии? Духи тоже кое-что могут, когда расстроены. Но проблема была в том, что это желание было ПОЧТИ не контролируемым. Что-что, а контролировать свои эмоции и постыдные желания он умел мастерски – жизнь научила, и если был хотя бы очень маленький шанс себя сдержать – он это делал. Подавив в себе еще и за компанию сожаление от того, что все-таки сумел сдержаться, а не показать обижавшим его людям, что они рано сбросили его со счетов, он ушел. Обратно к себе, воевать со Временем. И ему отчего-то казалось, что на ближайшую неделю его оставят в покое с новыми мыслями, которые было просто необходимо обдумать. ****** Этой ночью неприятные сновидения терзали не только Лео. Уайет тоже метался в кровати в сетях своих учащающихся кошмаров. Они снились ему все чаще и чаще, в них появлялось все больше подробностей, заставляя по утрам мимолетно думать, что он будто проживает две жизни – свою и чью-то еще. Уж больно реальными казались его сны. Этот не собирался становиться исключением. Поначалу, он был каким-то размытым, неточным, непонятным, картины мелькали и перескакивали, путались, потом темнота. Словно закончилось действие сонной пыли, которую щедро на него посыпал Морфей, завлекая в свое царство. Но темнота, а вместе с ней и так необходимый Уайету заслуженный отдых, продлилась недолго. Сон стал пугающе точным. Ярким, но не настолько, чтобы усомниться в его реальности, точным, и от того кажущийся правдивым. А еще стойкое ощущение того, что это НЕ ЕГО чувства, действия и мысли. Он бродил по дому, но не по своей воле. Ему как будто выдали путеводитель, которому он должен безукоризненно следовать. Вроде бы идешь сам, но не туда, куда хочется. Имеешь свою волю и желания, но подчиняешься и исполняешь чужие. Так ненавязчиво, что он не сразу это понял. Было тихо. Но тишина не была абсолютной. С улицы доносились привычные звуки, которые и должны оттуда доносится. Было тихо в самом помещении, в котором он находился. Залитая солнцем комната казалась смутно знакомой. Он вроде бы где-то её видел, может даже бывал в ней, но вот вспомнить, когда именно, не получалось. Поэтому он просто прошелся по ней. Кажется, это был кабинет, но довольно запущенный: везде пыль, некоторые предметы просто свалены в кучу, кипы бумаг валялись не столе вперемешку с книгами. Уайет поднял одну из них, самую верхнюю, но понять, что в ней написано не смог. Язык был другой, и парню почему-то показалось, что на Земле на нем не разговаривают, возможно она из другого мира. Закрыв книгу и вернув её на место, он подошел единственному окну, сквозь которого в комнату поступало так много света. За ним обнаружился лес. Густой, дремучий, темный. Отчего-то эта картина вселила в парня смутное беспокойство, хотя минуту назад все было хорошо. Нахмурившись, он вновь вернулся к осмотру комнаты. На стенах висело множество картин, гобеленов, портьер. Были даже мечи в ножнах, судя по всему старинные. Он двинулся по периметру кабинета, повнимательнее рассматривая содержимое стен. Картины были разные: большие и маленькие, цветные и черно-белые, но их объединяло то, что они все изображали пейзажи. На взгляд парня, их разглядывающего, довольно красивые. Следом за одной из таких картин висела портьера. Тяжелая он изобилия пыли на ней, темно-красного цвета, она создавала впечатление чего-то большого и массивного. Уайет на несколько секунд задумался, стоит ли трогать то, что долгие годы никто не трогал, затем любопытство все же победило, и он схватился за тяжелую кисть, висевшую на краю, при этом его еще раз кольнуло беспричинное беспокойство и дернул ткань в сторону. Спальня не купалась в серебристом свете, несмотря на то, что за окном было полнолуние. Комната была погружена в ночной мрак. На кровати в плену своего кошмара метался и мычал парень, но проснуться у него получилось не сразу Несколько минут он поворочался, а затем с невнятным вскриком сел на кровати, тяжело дыша. Уайет провел рукой по лицу, стараясь при этом смахнуть с него остатки своего сна. Посидев так с минуту и поняв, что спать нет никакого желания. Он направился в ванную, что бы привести себя в порядок. Было еще довольно рано, но не настолько, чтобы появилось желание вновь улечься в теплую постель и скоротать время до утра во сне. Поэтому он, поразмыслив, поднялся на чердак. Ему всегда нравилась эта комната. Еще будучи мальчишкой, он с удовольствием проводил здесь большую часть дня, иногда рассматривая Книгу Таинств, а иногда просто наблюдая в окно за открывающимся видом на всю улицу. Часто бывало и так, что они с Крисом пытались что-то сварить из имеющихся тут трав. Они с Крисом…. Эта мысленная фраза пробудила уже ставшим привычным чувство невосполнимой потери. Снова и снова он возвращался к своим воспоминаниям, которые у него остались. Они были разными: яркими и не очень, из детства или юности, приятные и холодящие кровь от вспомнившегося страха. Но его память хранила их все. Это стало входить у него в привычку: крутить и вертеть картины их совместного прошлого, выискивая новые детали и размышляя над своими же мыслями, задумываясь, а правильно ли он поступал, не были ли бессмысленными его метания, в попытке защитить и понять своего младшего братика. Часто, в минуты особенно сильно накатившего одиночества ему казалось, что в те периоды своей жизни он был просто жалок. Метался от одной крайности к другой, ища выход, копаясь в себе, в поисках причины таких отношений с самым близким ему человечком. Это не надо было делать. Нужно было просто быть с ним рядом, ловя последние минуты совместной радости. Но он тогда ошибся. Опять. Не желая принимать Его решение, все чаще запирался и размышлял в гордом одиночестве. Дурак! Он отгораживался, считая, что больней ему уже не будет, что он уже потерял своего Криса, что чем раньше он отодвинется от него, тем раньше у него перестанет болеть душа и разрываться сердце от одиночества. Этого он так и не добился. Единственным его достижением стало то, что он ослеп. Как еще объяснить то, что он не замечал сходные обиду и одиночество в любимых золотисто-зеленых глазах? Как сгладить то, что доводя до ручки от душевной боли себя, он обрекал на нее своего брата? Никак. Только жить дальше, моля его душу о прощении. Воистину, ночь – самое спокойное время суток. Время, когда безгрешники спят сном младенца, а те, у кого совесть не чиста, предаются самоанализу….