Север

Иннар ещё помнил падающий с неба снег, а теперь он смотрел на цветущие поля. Далёкие, простирающиеся до самого моря, сочно зелёные с частыми вкраплениями белых, как снег, цветов… Как снег, окрашенный алой кровью… Его он не забудет уже никогда. Первые недели после убийства Антана Иннар помнил с трудом. Всё смешалось в его голове в хаос из боли и ненависти. Каждую ночь он просыпался в холодном поту от мучающих его кошмаров. Ему снились идущие на дно драккары и он тонул вместе с ними в холодных морских волнах. Снились белые медведи, рвущие его на части, — он чувствовал их когти в своей груди. Ему снились пожары, в которых он сгорал заживо. Антан не снился… И только по этой причине он снова и снова пытался уснуть — чтобы хотя бы во сне увидеться с ним. И попросить прощения. Только когда луна закончила свой третий век, Иннар понял, что просыпается не один. Впервые почувствовав руки Иласейд, Иннар замер и, кажется, перестал дышать: то ли от страха, то ли на мгновенье решив, что это другие руки. Выдохнул только, когда понял, кто именно вытирает его лицо чем-то влажным и холодным. У Иласейд вообще всегда были холодные руки. Как лёд. Когда она прикасалась к Иннару и смотрела на него, он ловил себя на мысли, что её руки слишком холодны для её глаз — тёплых, почти бархатных. Как и губы были слишком тонки для её мягкого, похожего на весенний ветер голоса. Слишком много противоречий для такого гармоничного человека. А ещё она пела. Иннар слышал много разных песен: звонких и озорных, которые пели женщины, когда ходили к воде стирать, грустных и тянущихся, как утренний туман на похоронах, коих благодаря его родителю было не мало, весёлых и пьяно-рваных, которые пели за столом. Таких, как пела Иласейд, он не слышал. Они были мягкими, ровными, как перекатывающийся под морскими волнами песок, и в то же время её голос завораживал, как пение нимф, о которых он так часто слышал в сказаниях. Она никогда не говорила. Нет, Иннар, конечно, слышал, как она шептала что-то Лису на ухо, когда тот заходил, или едва слышно отвечала Казарнаку, когда тот что-то спрашивал, говоря громко и скоро, словно от этого зависела судьба выстроенной им империи. С Иннаром Иласейд не разговаривала: молча приносила ему еду, так же молча гладила по волосам и едва заметно улыбалась… А что она могла ему сказать? Что вообще говорят человеку, который потерял того, кого любит? В том, что это была любовь, Иласейд не сомневалась. Такой взгляд, как у Иннара, когда он смотрел на Антана, она видела не раз. Так смотрел её отец на её мать, когда она была жива. И для того, чтобы понять, что именно творилось с Иннаром, ей не нужны были годы. Достаточно было одного вечера. Того самого вечера, который связал их навсегда. Поэтому она и не говорила. Просто делала то, что было в её силах, и ждала того часа, когда он заговорит сам. Так было с её отцом, когда умерла матушка: он молчал очень долго. Не совсем: он отдавал приказы и распоряжения, справлялся о здоровье близких. Но как только общественные обязанности себя исчерпывали, великий Хельги умолкал и погружался в собственные мысли. Однажды это прошло… И Иласейд надеялась, что однажды наступит тот день, когда Иннар сам заговорит с ней. Надеялась за них двоих. Как бы там ни было, он был единственным человеком, которого она могла назвать мало-мальски близким. И этот день настал… Иласейд проснулась от громкого стука в дверь. Так мог стучать только сам Великий Ярл… Тем больше было удивление Иласейд, когда она увидела на пороге Лиса. — Ты совсем рассудка лишился?! — закричал тот, едва дверь растворилась. Лис неосторожно оттолкнул Иласейд и, подойдя к широкой дубовой кровати с балдахином, дёрнул за меховые одеяла, едва не сдёрнув с кровати и самого Иннара. Иласейд на всякий случай выглянула за двери, посмотреть, пришёл ли Лис один, и тут же крепко их заперла. За то недолгое время, которое ей довелось здесь жить, одну вещь про Лиса она поняла наверняка: ему можно было доверять, но не стоило его вопли слушать всему поселению. — Иннар! Ты потерял способность думать головой! — уже тише прорычал Лис и высыпал на кровать принесённые с собой, завёрнутые в шкуры мечи. — Если ты думаешь… Лис внезапно остановился, громко выдохнул и вдруг успокоился. — Послушай, Иннар. Я, возможно, как никто другой понимаю тебя. И клянусь своей бородой, мы сделаем задуманное тобой, как только настанет время… — Оно не настанет никогда, — сквозь зубы процедил Иннар. Лис, заметно расслабившись, сел на край кровати и, почесав ту самую бороду, которой так опрометчиво клялся, кивнул головой. — Я бы согласился с тобой, сынок, но послушай старого Лиса… Я много лет провёл с твоим отцом. И видит Один и все его сыновья, я первый бы перерезал ему глотку. Но… Время сейчас неспокойное, Иги только и ждут того часа, когда Казарнак отбудет в мир иной. Кто нас будет защищать? Кто поведёт нас в бой? Ты? Иннар ссутулился, поник и нехотя помотал головой. Даже если бы он хотел, даже если бы он умел так безукоризненно вести бои, как Великий Ярл, люди бы не пошли за ним. Не было в нём той силы, что была в его отце. Как бы он ни ненавидел Казарнака, но Лис был прав: он единственный был надёжной защитой народа. — Придёт время, Иннар, и ты поведёшь людей за собой. Мой свидетель Видар, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы приблизить этот день. А пока Казарнак нам больше нужен живым, чем мёртвым. В тот день Иннар впервые почувствовал себя живым… Что-то в словах Лиса пробудило его, дало надежду. На что — этого пока он не мог сказать и сам, но Иннар вдруг снова почувствовал запах моря и мокрой земли, почувствовал вкус хлеба и услышал пение птиц. Прохладный ветер с севера не давал воздуху прогреться, но в конюшнях было тепло… Вайю, как и раньше, стоял в самом удалённом от входа стойле — чистом, устланном свежим сеном. — Я подумала, что Антан был бы рад, что кто-то присмотрит за его конём, пока ты не возьмёшься сам за него. Иннар непроизвольно вздрогнул, услышав за спиной голос Иласейд, — уж больно тихо она ходила. Антан хотел бы этого, безусловно. Этот конь был больше, чем просто помощник. Друг, и ни каплей меньше. — Он тоже скучает, — Иласейд подошла ближе и погладила Вайю по чёрной морде. — Он не ел несколько недель, пока совсем не стал валиться с ног. — Ты… — Я смотрела за ним, — перебила Иласейд. — Ты был не в себе, а я подумала, что когда-нибудь ты придёшь в себя и станешь себя винить, что не уберёг единственное, что тебе осталось от… — Спасибо, — Иннар обнял Иласейд неожиданно даже для самого себя, так что та застыла и замолкла на полуслове. Это был, конечно, не первый раз, когда Иннар обнял её. Он делал это десятки раз до этого. Во сне, в лихорадном припадке, называя её другим именем. Теперь он обнял её, будучи в светлом разуме, зная, кто перед ним… Иласейд улыбнулась: всё было не зря — эти бессонные ночи, тайные вылазки в конюшню, сговор с Лисом, чтобы он прикрывал её отсутствие в супружеской спальне, воровство сена мелкими клоками, так, чтобы никто не заметил пропажи. Всё это стоило одного этого момента: Иннар был счастлив. И хоть он сам того не осознавал, Иласейд успела привязаться к нему. Особенно в свете последних событий это было для неё очень важным: две полные луны до этого дня скончался её отец… Кроме Иннара у Иласейд теперь не было никого. — Значит ли это, что мне можно надеяться на наследника, достойного моего места? Голос Казарнака зазвучал как гром, отражаясь от деревянных стен конюшни глухим эхом. Иласейд шарахнулась от Иннара, как будто на неё вылили ушат ледяной воды, и, смущенно нахмурившись, уставилась на острые носки сапог. Иннар громко вздохнул: что бы он сейчас ни ответил отцу, тот нашёл бы, чем ударить по больному месту… — Зайди ко мне, как свечереет, — почти просьбой сказал Казарнак, не дождавшись ответа. — Нам есть, что обсудить. Казарнак никогда ничего не просил. Он брал всё, что хотел, сам. И иногда отдавал приказы. Такие, на которые невозможно было сказать «нет». Иннар и не пробовал… Его ожидал сложный разговор, в этом не было никаких сомнений. С самого раннего детства так повелось, что Казарнак говорил с Иннаром наедине только по двум причинам: когда разговор касался его матери и когда речь шла о том, как Иннар собирается перенять правление. Первой причины уже давно не было в живых, так что в теме предстоящего разговора Иннар не сомневался. Наверняка Казарнак снова станет говорить о том, как бесполезен его сын, как мало он всего делает и, возможно, о том, насколько он успел разочаровать собственного отца. Единственное, о чём Иннар задумался, это о способе выплеснуть злость на отца, которая непременно возрастёт в разы, как только они останутся один на один. Взвесив все возможные варианты, Иннар решил, что давно уже не выпивал с Лисом. Да и было им что обсудить… Казарнак даже в этот раз превзошёл все ожидания сына. — Твоя свадьба уже стала забываться, а о наследнике ещё ни слухи, ни духу, — заявил он, едва Иннар закрыл за собой дверь. Не ожидая, что разговор пойдёт сразу об этом, Иннар опешил. Он готов был выслушать отца молча, принять все его упрёки и оскорбления. У него даже были заранее приготовленные ответы на обычные вопросы отца. Но здесь он растерялся. Как он мог объяснить, что ни о каких наследниках даже речи идти не могло?! Не здесь и не сейчас, не в этой ситуации. — Что ты молчишь? — гаркнул Казарнак, не дождавшись ответа. — Что тебе ответить, отец? Ты не задал ни одного вопроса… — Я хочу знать, когда мне ожидать вести о наследнике? — Как только Фрейя сочтёт нас достойными этого, Великий Ярл, — Иннар знал, как трепетно отец относился к своим Богам, и был уверен, что тот сменит свой гнев на милость, если сочтёт, что в отсутствии желаемого виновны именно они, а не сам Иннар. Казарнак тяжело вздохнул: расчёт Иннара оказался верным — даже Великий Ярл не мог винить Богов… — Мы прогневали Фригг, выбрав тебе в жёны чужую… — Это не было моим желанием, отец, и кому как не тебе это знать. Казарнак нахмурился и резко выдохнул через нос: конечно, он сам договорился о заключении этого брака, получив взамен земли Хельги. И сейчас он даже не был этому рад: старый Ярл скончался немногим после свадьбы, а значит Казарнак и без того получил бы то, что хотел. Это была сделка, о которой он жалел, но ещё больше ему было не по душе то, что Иннар был прав. Он никогда не бывал прав. Словно это было делом принципа. — Я даю тебе время до весеннего хода льда. Если до того твоя жена не понесёт от тебя ребёнка, я отправлю её домой. А тебе найдём супружницу среди своих. — Но отец… — Не желаю слышать никаких слов, Иннар. Мне нужен этот наследник, и ты мне его дашь. А теперь ступай и не являйся мне на глаза, пока не будет хороших новостей… Только когда солнце зарделось над промёрзшей морской гладью, Иннар вернулся из леса. Всё ночь он провёл, бродя меж деревьев и обдумывая сказанное отцом. Ещё никогда он не был на таком перепутье, когда его желания расходились с доводами разума. Он не хотел этого брака и потому ему казалось логичным отправить Иласейд домой. Но ей некуда было идти: ни дома, ни родителей у неё не осталось. Да и если забыть о разуме, то Иннар понимал, что не хочет её отпускать. Какими-то происками Богов она стала ему дорога. То ли её ночное пение, то ли забота о Вайю, то ли холодные руки… Иннар не хотел терять ничего из этого. Да и выполнять наказ отца тоже не хотел. Этим бы он упустил первый шанс доказать отцу, что его решение было неверным. Но Казарнак так или иначе выполнит свои слова, а значит, если в ближайшем будущем он не услышит то, что так греет его душу, то Иннар потеряет единственного человека, который заботился о нём… Обычно старый викинг спал очень чутко и просыпался от любого шума, но тут сказался вчерашний вечер: Лис был вынужден прибегнуть к помощи лекаря — полученное в последнем бою ранение всё никак не заживало. Настойки того лекаря славились великой силой. Не в последнюю очередь благодаря большому содержанию мёда в них. Так бы и проспал старый Лис рассвет, но, к его счастью, этим утром в его дверь постучал Иннар. — Какие демоны принесли тебя в этот час, Иннар?! — спросонья поинтересовался старик, пропуская незваного гостя в хижину. — Я не знаю, куда мне идти ещё, — признался Иннар. Лис почесал широкой пятернёй затылок и, потянувшись к бочке с водой, вздохнул — она оказалась пустой. — Чем я могу тебе помочь? — усевшись за широкий деревянный стол, Лис посмотрел на Иннара. Он давно ждал этого разговора. Рано или поздно Иннар должен был прийти к нему. Больше идти было не к кому. Да и Лису было не на кого больше рассчитывать. Казарнак давно сидел занозой в голове Лиса. Он попал в плен ещё совсем мальчишкой. К тому времени он едва научился держать меч. Тогда и сам Великий Ярл был не выше куста клюквы. Его отец был не таким кровожадным, как сам Синебородый, но и о нём слагали песни, да такие, что слухи о нём распространились далеко за пределы земель, где он успел побывать. Лис надеялся, что когда сгинет старый Ярл, он найдёт общий язык с новым… И он его нашёл. Только Казарнак оказался не добрее и не терпимее. Его походы были ещё более жестокими и кровавыми. Долгое время Лис пытался заполучить доверие нового Ярла. Пока тот был молод и неопытен, Лис помогал ему выстраивать стратегии нападений, и практически всегда они оказывались успешны. Лис был умён… Конечно же, Казарнаку нашёптывали на ухо о чужестранном происхождении Лиса, намекали, что при первой же возможности тот предаст Ярла. Но Лис добросовестно помогал, отважно шёл в любой бой и неоднократно защищал Ярла. Мало-помалу Казарнак начал доверять и назначил Лиса советником. Лис же ждал своего часа… Уже давно он смирился с тем, что свобода — это привилегия победителей, а он так и останется на всю жизнь пленным. Ему даже не позволили жениться, когда много лет назад он просил на то разрешение Ярла. Ему было сказано, что судьба его — служить военному делу, и на том разговор был закончен. Лис смирился и с тем, что даже годы спустя Казарнак не пил мёд, если его подносил Лис: военные стратегии ему доверяли, собственную жизнь — нет. Уже не раз у него была возможность убить Казарнака. Для этого даже не нужно было добавлять яд в питье. Достаточно было пропустить несколько защитных выпадов на поле боя и кто-то другой бы сделал эту грязную работу за Лиса. Но… Однажды Лис был вынужден признаться самому себе, что при всей его ненависти к Ярлу, он привык жить с этими людьми. Некоторых он даже по заслугам называл своими друзьями. Особенно запал ему в душу Иннар. Поначалу Лис даже взял на себя грех думать, что может убить мальчишку и лишить Ярла единственного наследника. Но так и не решился. Что-то остановило его в самый последний момент. Это было давно, ещё в день совершеннолетия Иннара. Лис уже было занёс клинок над спящим в первом пьяном угаре подростком, но не смог. А потом и вовсе решил, что как раз он, Иннар, и есть то недостающее звено в его плане, который он вынашивает уже много лет. Он мог лишить своих друзей Великого Ярла, но, оставив их без устрашающего предводителя, он лишал их любого шанса на выживание — прознав о гибели Казарнака, Иги начали бы набеги на их поселения. Лису нужен был кто-то, кто бы заменил Казарнака. И этим кем-то он решил сделать Иннара. — Ты уже готов, — утвердительно заявил Лис, уверенно кивнув, так что даже у Иннара не осталось сомнений, что он готов, хотя ещё и не знал к чему. Лис пристально смотрел на своего раннего гостя и, вдруг крепко стукнув кулаком по столу, поднялся: — Из тебя вышел сносный воин, но, чтобы за тобой пошли люди, тебе нужно стать отличным. — О чём ты? — Иннар настороженно нахмурился. Зная Лиса не первый день, он ожидал от старика чего угодно. И на что угодно был согласен. — О смене власти, Иннар. Я говорю о смене власти. Если не убрать твоего отца, то не закончатся все эти войны. Не закончатся смерти, не закончатся вопли вдов и детей. Люди давно устали от этой бесконечной сумятицы. Они готовы к новому Ярлу. А ты готов? Лис опёрся руками о стол, крепко впившись пальцами в деревянный край, и так же цепко уставился на Иннара, даже не моргая. Иннар на секунду затаил дыхание… А готов ли он был? Иннар представил, что он, а не Казарнак отдаёт приказы… Горечь подкатила к горлу, мешая сглотнуть подкатившее волнение. Сотни, может быть даже тысячи жизней в его руках. Воины, которых ему отправлять на гибель. Женщины и дети, чья судьба зависит от его слов. Мог ли он? Имел ли достаточно силы духа, чтобы справиться?! В его голове нарисовались страшные картины разгрома и голода. И кровь. Густая алая кровь на бледных пальцах… И потемневшие глаза Антана… И серые, мягкие глаза Иласейд… — Я готов, — уверенно ответил Иннар, сдерживая ухмылку. Лис довольно усмехнулся. Спроси он Иннара ещё осенью, тот бы испугался. Уж больно мягким на характер уродился сын Ярла. А теперь виделась в его взгляде до тех пор непроснувшаяся сила. — Вижу, — кивнул старик. — Ты будешь биться на мечах с нашими лучшими воинами. Каждый день. Ещё до рассвета, на проталинах в лесу. Вдали от хижин. Я позабочусь о том, чтобы Казарнак не узнал ничего, а ты ступай к своей супружнице. Тут я тебе помочь не смогу. Но тебе повезло: хоть и чужая она, да толковая. Если кто и решит твои сомнения, так она. — Вижу я, Иннар, что сказать мне что-то хочешь, да не решишься никак, — Иласейд села на кровать, рядом с мужем, расправила юбки и затянула шнурок на груди. Иннар сидел уже битый час, обхватив голову руками, и думал… За то короткое время, что понадобилось ему, чтобы дойти от хижины Лиса до своей, он понял одну очень важную для него истину: что бы ни случилось, как бы ни повернулась судьба в будущем, он не хотел терять Иласейд. Лис был прав. Пускай не о такой жене он мечтал и был против решения отца, но теперь был рад, что именно так всё сложилось. — Я должен тебе сказать, Иласейд… Повернувшись к жене, Иннар замолчал. Она сидела слишком рядом: от неожиданности Иннар нахмурился, но тут же выдохнул и улыбнулся — Иласейд смотрела на него тёплыми, несмотря на серый цвет дождевых туч, глазами и тоже улыбалась. Нет, чтобы ни случилось, Иннар сделает всё, чтобы Казарнак не выполнил своё обещание! — Казарнак… Он грозит отправить тебя домой, если… — Если? — не дождавшись продолжения, переспросила Иласейд, заметно напрягшись. -… если к весеннему ходу льда ты не сообщишь о скором рождении наследника, — выдохнул Иннар. Иласейд нахмурилась и вовсе перестала моргать, глядя на супруга. В комнате стало так тихо, что Иннар слышал её дыхание, и с каждым новым вдохом тревожился всё больше. От её ответа сейчас зависело очень много. Если она откажет, если скажет, что не может сделать этого, то… Иннар не хотел даже думать об этом. Она нужна была ему рядом. Она, единственный человек, которого он хотел видеть рядом. — Иннар… Я… — Иласейд прокашлялась, прогоняя скопившуюся в горле сухость. — Я знаю, что… Я… Я видела, как ты страдал. Как тяжело тебе было. Если… если тебе в тягость быть со мной, я пойму. Если на то твоя воля, я отправлюсь туда, где когда-то был мой дом… — Нет! — Иннар перебил Иласейд, схватив её за руку крепче, чем следовало бы. — Иласейд… Я не хочу. Ты права, возможно я никогда не смогу полюбить тебя так, как следовало бы любить свою жену. Но… Иннар улыбнулся: Иласейд сжала его руку в ответ. Словно уже дала свой ответ. Словно всё поняла без слов. Всё то, что роем пчёл крутилось в его голове, никак не складываясь в понятную человеческому уху речь. — Я обещаю, что никогда не обижу тебя и не дам в обиду. Я буду всегда рядом, и если что-то нас разлучит, я сделаю всё, чтобы прийти к тебе. Я стану тебе самым верным другом. Если ты… если тебе достаточно этого… — Больше чем, — улыбнулась Иласейд. Мелкие лучики нарисовались в уголках её глаз. Поднявшись с кровати, Иласейд отпустила руку Иннара, оставив на ладони своё тепло, как обещание. Платье ярким облаком упало к её белоснежным ступням… Иннар едва заметно улыбнулся: теперь всё будет иначе. Теперь всё в его руках.