Север

Улица встретила Иннара холодным воздухом и громкими криками. Несмотря на то, что ни жениха, ни невесты на празднике ещё не было, народ веселился вовсю. Это было только на руку Иннару: чем раньше они начнут пить сваренную специально по случаю медовуху, тем быстрее сопьются, и тем меньше ему придётся делать вид, что всё это его устраивает. А делать вид ему придётся — так он клятвенно обещал отцу. «На благо народа!» — так звучало объяснение Казарнака. Какое благо народу от фальшивой насквозь свадьбы, Иннар не знал, но и с отцом спорить не стал — бесполезно. Если с ним не согласиться по-хорошему, он заставит силой. Что такое сила Казарнака, Иннар помнил хорошо. Об этом напоминали шрамы на руках и ногах… Ему тогда было не больше десяти лет. Иннар был на попечении старшего сына советника Казарнака, и в тот день они отправились в деревню — за чем именно, Иннар уже не помнил. Как и не помнил просьбы отца не покидать крепости. Если бы Казарнак объяснил сыну, что его послушные псы принесли новости о планирующемся нападении с севера, возможно, Иннар не поступал бы так опрометчиво… Несмотря на всю строгость воспитания и нескрываемую неприязнь к собственному отпрыску, сына Казарнак берёг: больше прямых наследников у него не было. А потому, когда вражеские воины всё-таки добрались до стен крепости, скомандовал не закрывать ворот. В ту ночь их армия потеряла много бойцов — хороших, сильных, тех, кем Казарнак не без причины гордился. Иннару досталась хорошая порка. Сыну советника повезло меньше — Иннар и во взрослой жизни частенько просыпался от жутких воспоминаний о впервые увиденном «кровавом орле»… По традициям его семьи, которые Казарнак нарушал вдоль и поперёк, но именно на этой свадьбе решил соблюсти, жених должен был появиться на свадьбе первым… Но, когда Иннар вошёл в огромный двор, украшенный снегом и яркими лентами, первое, что он увидел, было лицо отца. Он был зол. И причину Иннар понял сразу. Он опоздал. Рядом с Казарнаком в украшенном лентами и крашеным мехом одеянии сидела его будущая жена… — Ты опоздал, — гаркнул Казарнак, как только узрел своего, по его мнению, нерадивого сына. — Прошу прощения, Великий Ярл, — Иннар почтительно поклонился, и на его лице нарисовалась почти искренняя улыбка. — В такой прекрасный день я не мог сдержаться и не посмотреть на свою красавицу-невесту. Я стоял там, — Иннар махнул рукой на окна своей опочивальни, — и ждал её появления. Простите, что нарушил Ваш приказ, но оно стоило того. И, если я должен понести наказание, я приму его как подарок. — Зубы заговаривать ты мастер, Иннар, — усмехнулся Казарнак. — Тебе бы в военном деле столько прыти и смекалки. — Мне никогда не достичь таких высот, Великий Ярл, как Ваши. Но я сделаю всё возможное, чтобы не разочаровать Вас. За всё время короткого диалога Иннар не удостоил взглядом свою невесту и, лишь усевшись рядом и вскользь бросив взгляд, отметил, что она недурна собой. От этой мысли настроение стало лишь хуже. Иласейд чувствовала себя не иначе, чем её уже практически законный супруг. Возможно, даже хуже. Этим утром она проснулась в лесу. Путь от отчего дома до дома нового был не близкий, и это была уже не первая ночь, проведённая под открытым небом. Это совершенно не пугало Иласейд. Она с детства привыкла к простой жизни, к ночёвкам в пути. И пропитание себе сама найти могла, и защититься, и многое другое. Отец её всегда хотел иметь сына, но была только она, Иласейд, тихая, до безумия послушная и никогда не перечащая. А потому она и ходила вместе с отцом на охоту, и резьбе по дереву училась, и звериные шкуры обрабатывать. Правда, и хозяйничать научилась она от матушки. И шить одежду, и готовить. Только вот быть счастливой по приказу отца не научилась. А оттого, проснувшись ранним утром в этот день, очень задумалась, не убежать ли ей прочь, пока все, её сопровождавшие, ещё спали. Только любовь к отцу не позволила ей этого сделать: Иласейд хорошо понимала, чего бы стоил её родителю такой поступок. Ещё одной войны их клан бы не пережил. Теперь, присутствуя на собственной свадьбе и чувствуя себя посторонней, Иласейд обдумывала возможность побега в очередной раз. Возможно, теперь — так ей думалось — Казарнак не станет на отца нападать. Ведь тот выполнил свою часть обещания, да и земли клана отойдут Великому Ярлу после сегодняшнего дня… И супруг ей совершенно не нравился. Иласейд доселе не встречалась с представителями клана Казарнака, только рассказывали о них, что они страшны и неопрятны, что пьют кровь звериную и ею же умываются. Иласейд представляла себе своего супруга именно так: жестоким и кровожадным, неотёсанным и грубым. Только он оказался совсем другой. Слишком уж ухоженный, как девица на выданье. От этих мыслей Иласейд хихикнула, чем привлекла внимание этой самой «девицы». — Вы увидели что-то смешное, душа моя? — поинтересовался Иннар наигранно вежливо. Иласейд покачала головой и неловко смутилась. Мало того что ухоженный, подумала, так ещё и зубы заговаривает. Прав Великий Ярл: с такими надо быть осторожней. Лишь один раз ещё кинула осторожный взгляд на супруга и нахмурилась. Тот сидел напротив солнца, хмурился и улыбался одновременно. Иласейд успела подумать, что это выглядит жутко. Да ещё эта его безумная рыжесть словно подчёркивала всю нелепость происходящего… Церемонию бракосочетания Иннар запомнил плохо. К тому времени он уже захмелел и всю дорогу к алтарному камню мучался мыслями о том, кто нацепил на его наряд столько кожаных ремней, на которых он с удовольствием бы повесился. В момент передачи колец думал было нечаянно споткнуться и наткнуться на меч в руках невесты… Мысли были от праздничных далеки настолько же, насколько улыбка была далека от счастливой. Иласейд о попытках повеситься и зарезаться не думала, а вот за местностью вокруг наблюдала. Это могло ей пригодиться, если вдруг хватит храбрости на побег. А он становился всё более вероятен. Уже законный супруг даже после обмена кольцами внимания больше уделять не стал, а всё по сторонам глазами рыскал — искал кого-то. Иннар искал Антана. С самого того момента, как Антан ушёл в конюшни, Иннар чувствовал нечто странное. Какую-то едва уловимую тревогу. Как будто больше никогда не увидит Антана. А потому, когда тот наконец-то появился на празднике, Иннар не просто вздохнул с облегчением, а на радостях выпил огромную чарку медовухи и, подскочив на ноги, во всё горло заорал: — Щиты! Пьяная толпа тут же подорвалась. Забаву со щитами все считали сумасшедшей, а потому она пользовалась особым почётом. — Выбирай соперника! — послышалось из толпы, и Иннар тут же указал рукой на Антана. Тот тут же нахмурился и едва сдержался, чтобы не попятиться назад. Антан щиты не любил. А ещё больше не любил щиты с Иннаром. Тот всегда проигрывал — и не просто проигрывал, а делал это с куражом и фанфарами. Но отступать Антану было некуда: его успели подхватить и против желания закинуть на дубовый стол, где уже радостно топтался Иннар. Антан сосредоточенно наблюдал за тем, как пьяные выстраиваются в плотный круг вокруг стола и как на их плечи ложатся щиты. Он хотел бы сказать, что щиты выстраивались ровно, но они раскачивались вместе с их владельцами в такт пьяным песням. Он даже подумал, что может как бы случайно соскользнуть со щита и дать Иннару выиграть — этот, один-единственный раз. Но, глянув на довольную ухмылку «противника», передумал. Ещё ни разу он не проигрывал и даже в такой день не собирался ничего менять. В конце концов, это было едва ли не единственным, где Антан был лучше Иннара. Иннару на щиты помогли забраться, Антан справился с этой задачей сам. Так было всегда. Всё-таки иногда военная выправка и громоздкая фигура шла Иннару не на пользу… Особенно когда не то что щиты, но сама земля уходила из-под ног, растворяясь в огромном количестве выпитой медовухи… Иласейд наблюдала за игрищами с лёгкой тревогой. О странном веселье она слышала, но видела это впервые. Огромная раскачивающаяся со стороны в сторону пьяная толпа казалась ей безумной, а мысль о том, что по щитам, которые они держали на плечах, кто-то будет ходить, вообще казалась сомнительной… Иласейд непроизвольно вздрогнула, когда сидящий рядом с ней старик громко заорал. В этом крике сложно было узнать песню, но это не помешало остальным подхватить и орать всем вместе. Кто-то топал ногами, кто-то даже стучал мечами по щитам. Шум стоял такой, что Иласейд прищурилась, словно это делало звуки тише. Она ожидала, что её уже успевший изрядно захмелеть супруг не устоит на ногах, как только поднимется на щит, но, к удивлению, Иннар стоял на ногах уверенней, чем он это делал ещё мгновение до этого на столе. Он выправился, расправил скомкавшуюся на поясе рубаху, скинул меховую накидку на пол и… улыбнулся. Впервые за весь день Иласейд подумала, что он улыбается по-настоящему. Живо. Задорно. Даже мило… Но Иннар тут же перестал улыбаться, едва Иласейд поймала себя на мысли, что любуется белозубой улыбкой, и закричал так, что девушка вздрогнула и с трудом осталась сидеть на месте. Молодого человека, которого Иннар выбрал себе в противники, Иласейд до тех пор не замечала. Ей было невдомёк, что его просто не было. Но теперь она смотрела на него с интересом. Ей хотелось понять, почему супруг выбрал именно его. Он был трезв — и это уже отличало его от остальных. Он был черноволос, что отличало его от Иннара. И он был… изящен. Если так можно было сказать о молодом человеке. При этом его лицо было серьёзным, прищур придавал ему странный, почти животный облик. «Он похож на волка», — подумала про себя Иласейд. И, уже не отводя глаз, наблюдала за странной игрой. Антан не ответил на выкрик Иннара, а вместо этого сделал странное движение, похожее на рывок, но остался стоять на месте. Иннар же, похоже, расценил рывок как начало бега и ринулся навстречу Антану. Вернее туда, куда мог бы двинуться Антан, если бы это не было приманкой. Громко рассмеявшись, Антан двинулся точно в противоположном направлении, ловко перепрыгивая через каждый второй щит. Он успевал следить за тем, чтобы оставаться в самой дальней стороне круга от Иннара, который, неловко маневрируя по качающимся щитам, пытался догнать противника. Иласейд наблюдала с живым интересом, поймав себя на мысли, что «болеет» за незнакомца. Тот передвигался по щитам с такой лёгкостью, что Иласейд в какой-то момент начала сомневаться, что он вообще человек. Но вскоре её заняла совсем другая мысль… В праздничном зале было шумно, народ гудел и пел, ругался и кричал, каждый был занят чем-то своим и в то же время участвовал в этом странном действии. И только эти двое — Иннар и Антан — были сосредоточены только друг на друге. Они не отрывали друг от друга взгляда, словно это было не игрой, а вопросом жизни и смерти. Иласейд буквально чувствовала странное напряжение, нараставшее между этими двумя. И дело было не только в этом беге по щитам, больше похожем на странный танец в пьяном угаре. В чём именно, она не могла понять, но хорошо осознавала, что пьяным угар был вовсе не от медовухи… Где-то на десятом круге Иннар начал спотыкаться, едва удерживаясь на ногах, рассмеялся и, словно нарочно, грохнулся вниз. Поймать его не успели. Но это не сильно его опечалило: уже мгновенье спустя он снова стоял на ногах и громко хохотал. А Антан торжествующе хмыкнул, дважды показательно поклонился и легко спрыгнул на стол, куда тут же снова забрался Иннар. Они встретились ровно посередине, обнялись, и, хлопая победителя по плечу, Иннар слышно только для Антана сказал на ухо: — Однажды я одержу над тобой победу. Пусть и не в этой игре. — Я буду ждать этого часа, — рассмеялся Антан. Изредка Иннар вспоминал о том, что этот день подходит к своему логическому заключению, а значит пора переходить к следующей части традиционного бракосочетания. Но каждый раз находил более интересное занятие, чем вести молодую жену в опочивальню. То новую бочку мёда прикатили, то скальд душевную песню завёл, то предсказания погоды по звёздам услышал… Когда же перед глазами вместо звёздного неба стал мерещиться Гинунгагап, Иннар всё же решил, что откладывать неизбежное больше нет причин. До самых дверей их сопровождали. Иннар шёл впереди, словно торопился оказаться с молодой женой наедине. Иласейд покорно шла следом, для себя решив, что предстоящего ей всё равно не миновать, а потому лучше сдаться на произвол судьбы, не сопротивляться и надеяться, что страдания её окупятся когда-нибудь с лихвой. А ещё больше она надеялась, что Иннар настолько пьян, что уснёт, как только окажется на новой дубовой кровати, которую так старательно изготавливали специально для приданого Иласейд. Когда же дверь спальни закрылась, стало понятно, что надеждам сбыться не суждено. — Странное дело эти свадьбы, — начал разговор Иннар, плотно закрывая засов на двери. — Вроде бы должны быть счастливым событием, а больше походят на пытку. Иласейд ничего не ответила, наблюдая, как Иннар подошёл к окну и выглянул наружу, воровато озираясь по сторонам. — Мне показалось, ты тоже не цветёшь от счастья, — заметил он сухо. — Сложно цвести от счастья, когда тебя заставляют делать то, что не хочется всей душой, — собравшись с духом, ответила Иласейд. Ей нечего было терять — так она решила для себя. А раз так, то новоиспечённый супруг вполне мог знать её мнение и о нём, и об этом фарсе, называемом женитьбой, и о ситуации в целом. — Согласен, — не глядя на жену, сказал Иннар, всё ещё всматриваясь в темноту, словно ожидал чего-то. Или кого-то. Но, видимо, так и не дождавшись или просто решив, что гиблое это дело — разглядывать ночное полотно, подошёл к кровати, на которой сидела Иласейд, и сел рядом. Какое-то время они так и сидели молча подле друг друга, думая каждый о своём. И в общем-то об одном и том же. Пару раз Иннар даже делал попытку взять законную жену за руку. Но даже такой вполне невинный жест казался ему совершенно нелепым и неуместным. Отчего — этого он понять не мог. Не он первый женился по договорённости родителей, не он последний. И всё же он чувствовал, что сейчас быть здесь было неправильным. — Послушай, — он подскочил на ноги так резко, что Иласейд непроизвольно отпрянула назад. — Когда-нибудь… Когда-нибудь мы обязательно станем счастливой супружеской парой и народим на радость Великого Ярла с десяток крепких малышей. Но… не этой ночью. — Не этой? — недоверчиво переспросила Иласейд, не веря своим ушам. — Но… — Не волнуйся, это останется нашей тайной, — Иннар впервые за весь день и вечер искренне улыбнулся, глядя на жену. Задрав рубаху, Иннар вытащил нож из-за широкого кожаного ремня, на котором мечтал повеситься ещё несколько часов назад, и, недолго думая, полоснул им по бедру, разрезав штаны и кожу. Ткань тут же окрасилась в тёмное, а Иннар, вытерев выступившую кровь, обтёр руку о меха на кровати. — Ты будешь хорошей женой, я уверен, — произнёс Иннар, скидывая с себя надоевшие ремни. — И я постараюсь быть тебе хорошим мужем. Но… Не сегодня. Иласейд не успела опомниться, как Иннар перескочил через окно и исчез в ночной темноте. Где-то вдалеке слышались пьяные голоса и песни. Совсем близко, за дверью, кто-то громко беседовал. А Иласейд впервые за этот день думала о том, что этот брак может оказаться не так уж плох, как выглядело. Где искать Антана, Иннар не сомневался… Могло быть только одно место, где он скрывался, когда хотел быть один. А сейчас он жаждал одиночества. С самого утра он избегал общества людей и на самой свадьбе появился лишь постольку, поскольку обещал Иннару. Шумные застолья Антан не любил никогда. На конюшнях было тихо. Здесь всегда было тихо по ночам, даже когда совсем недалеко пьяная толпа орала песни, устраивала мордобой и периодически ломала мебель. Лошади, в отличие от людей, по ночам спали. Антан же не спал, как и остальные жители поселения. — Тебя легко найти, — вместо приветствия заявил Иннар. — Не большая задача найти того, кто не прячется, — ответил Антан. — Ты прятался целый день, — хмыкнул Иннар, словно подловил собеседника на лжи. Антан приподнялся с сена, на котором отдыхал, и потянулся. Затем кивнул, приглашая Иннара присесть рядом. — Ты и сам сейчас не там, где должен бы быть. Луна светила сквозь раскрытые ставни, приглушённо освещая и спящих в загонах лошадей, и висящие на стенах сёдла, и огромную кучу сена. Иннар завалился рядом с сидящим Антаном, подложив руки под голову, и задумчиво улыбнулся. — Я всю жизнь стараюсь находиться там, где должен быть, а не там, где быть хочу. Можно мне хотя бы в день собственной свадьбы сделать исключение? Антан попытался вглядеться в лицо друга, чтобы понять, говорит ли он серьёзно, но в тусклом свете увидел лишь белозубую улыбку, по которой совершенно невозможно было понять, не оскал ли это. После недолгого раздумья Антан засмеялся. — Ты уверен, что твоя молодая жена не будет тебя искать и не устроит скандал? — Я думаю, что она уже спит и благодарит во сне Великую Ванадис, что меня нет рядом. Иннар тяжело вздохнул, осознавая, что сказал правду. Нет, он не печалился о том, что Иласейд не жаждала его общества и внимания. Его не тревожила мысль, что он нарушил традиции клана и пошёл поперёк обещаний отцу. Он думал о том, что, даже будучи наследником Великого Ярла, он не может решать за себя. Ничего не может выбирать в жизни сам. Даже женщину, с которой должен будет провести остаток жизни — какой бы короткой она не оказалась. Какое-то время они лежали молча, наблюдая за тем, как блёклый лунный свет медленно ползёт по корявым доскам стены. Пока Антан не нарушил молчание… — Рано или поздно тебе всё равно придётся вернуться… Иннар вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса в уже привычной уху тишине. — Придётся. И я вернусь, буду слагать речи хорошего сына и мужа так, что от зависти любой скальд повесится на орлином древе. Хотя… — Иннар на мгновенье задержал дыхание и впервые высказал эту мысль вслух: — Я бы мог собраться и уплыть подальше отсюда. Или податься на юг… — К игам? — весело рассмеялся Антан, вспомнив, с каким отвращением Иннар отзывался о безбородых. — И к игам согласен, — подхватил Иннар заливистым смехом. — Не так уж ужасна твоя жена, чтобы бежать от неё к врагу! Вовсе не ужасна… Иннар снова вздохнул. Иги не казались столь ужасными, как перспектива продолжать жить собственной жизнью. Но это всё было совершенно неважно по сравнению с тем, что ему суждено было услышать. — Иннар… — Антан снова выпрямился, сел, тяжело вздохнул. — Иннар, я принял решение, которое тебе будет не по душе. Иннар последовал примеру друга и сел. Он ожидал, что услышит что-то не очень приятное, но всё же не это. — Я ухожу на север. — Куда? Уходишь? — Иннар едва не подскочил на ноги то ли от удивления, то ли от возмущения. А может быть, и от того, и от другого вместе. — Я так решил, Иннар, — Антан облегчённо выдохнул, словно признание далось ему с великим трудом. Он обдумывал своё решение давно. Гораздо раньше, чем Казарнак объявил о решении женить Иннара на Иласейд. Это было так давно, что Антан уже и сам не помнил, когда именно. Он помнил наверняка только одно — причину. И этой причиной был Иннар. — Но… почему? — не понимая, что происходит, нахмурившись, спросил Иннар. — Так будет лучше. Тебе надо заниматься делами семьи, кланом, а мне здесь делать нечего. Я всегда был здесь чужой, и моё место где-то ждёт меня. — На север… — Да, на север, — твёрдо сказал Антан. — Там я могу быть нужен. Возможно, мне удастся найти Таемина… — В то, что он ещё жив, не верю даже я, — хмуро ответил Иннар. Антан согласно кивнул. Он тоже не верил. Уж очень давно не было от Таемина вестей. Уже прошло две зимы. Да и сказал Антан про него так, к слову, совершенно не надеясь, что на самом деле может встретить брата Иннара. Даже если бы тот был жив. — Ты не продержишься там и месяца! Тепло улыбнувшись, Антан похлопал Иннара по плечу: — Ты очень плохого мнения обо мне, мой друг. Да и Вайю будет со мной. Этот конь выиграл столько боёв, что с ним не страшен никакой поход. — Это были конские бои, Антан. Сражаться с людьми — это совсем другая песня. — Не бои с людьми страшны, Иннар. Есть другие демоны, которых я страшусь. — Да какие демоны? Ты бредишь? Твой разум помутнён! — Мой разум помутнён, — согласился Антан легко. Он решил, что в эту ночь он пойдёт до конца: с правдой, с решениями, со всеми последствиями. — Мой разум помутнён, ты прав, Иннар. О мою душу уже не первый год точит зубы Гарн, напоминая мне о том, что ей, душе, давно не место среди живых. Что она принадлежит ему по праву и совести. И мне не место среди живых, покуда душа моя черна, как ночь. — О чём ты говоришь? — недоверчиво переспросил Иннар. — Твоя душа не запятнана кровью невинных… — Но она жаждет того, что не имеет права жаждать… Иннар стоял как вкопанный, не понимая ничего из того, что говорил Антан, но точно знал, что он хотел сказать. — Тебя… Антан легко улыбнулся, и, хотя Иннар не видел этой улыбки, он почувствовал её. Странным образом он знал задолго до того, как Антан произнёс эти слова, что он хотел сказать. Он знал, чувствовал, ощущал это давно. Боялся признаться себе в этом, но… знал. Он надеялся, что всё это ему кажется, что это всё неправда и коварный Локи напустил на него пелену обмана. Но теперь… — Не уходи, — успел произнести он, прежде чем схватить Антана за руку. — Не уходи. Я… — Что? — усмехнулся Антан, так и не дождавшись продолжения слов. — Что ты хочешь сказать мне, Иннар? Что нового, чего я ещё не знаю о самом себе? — Не уходи, — выдохнул Иннар и, помедлив лишь секунду, дёрнул Антана к себе, обнял так, как обнимал сотни раз до этого. И совершенно по-новому. — Зачем? — растерянно спросил Антан. — Ты… — Иннар набрал в лёгкие воздуха и выдохнул: — … Нужен мне. Наутро Иннар проснулся от странного удушья, словно ему не хватало воздуха и воды одновременно… Солнце стояло уже высоко над горизонтом. Но не оно разбудило Иннара, а громкие голоса, приближающиеся к конюшне. И он хорошо знал, кому принадлежали эти голоса. — Где этот паршивец? — грозно прогремел Казарнак. — Я спрашиваю, где он?! — Успокойся, Казарнак, — ответил чуть тише Лис, единственный человек, называвший правителя по имени. — Ты сам видел, что вчера он был пьян. Его сморили священные напитки Квасира, и теперь он спит где-нибудь. Иннар успел разбудить мирно посапывающего в сене Антана, прежде чем раскрылись ворота конюшни — до сеновала у Казарнака оставалось ещё пару десятков шагов. Достаточно времени, чтобы одеться… — Я так и знал, что найду тебя здесь! — заявил Казарнак, окинув сына презрительным взглядом. Одеться Иннар успел… Насколько это было возможно. На сене всё ещё валялись ремни и ножны. От взгляда Казарнака это не скрылось. — Ты позоришь наш род! — процедил он сквозь зубы. — Ты обязан был быть со своей женой… — Он был со мной! — решительно заявила Иласейд, чьё присутствие Иннар заметил только теперь. — Великий Ярл, Иннар был всю ночь со мной, и, лишь когда я уснула под утро, он покинул опочивальню. Казарнак скривился, словно ему было противно, но пыл поубавил. Иннар не был уверен, почему Иласейд врала, да ещё самому Казарнаку, но был ей очень благодарен. — Я не спрашивал тебя, — процедил сквозь зубы Казарнак, но отнюдь не так озлобленно, как говорил с собственным сыном. Он просто никогда не разговаривал ни с кем иначе. Иласейд опустила плечи и отшатнулась назад. Она была непривыкшая к такому обращению, но… Иннар успел увидеть едва заметную улыбку на её губах. — Отец, я… — Молчи, щенок! — отрезал Казарнак. Иннар последовал примеру Иласейд и прикусил язык. Он всегда так делал, когда Ярл был не в духе. А не в духе он был каждый день с утра и до самой ночи. Неважно, был ли день успешным или нет. Это было особенностью Казарнака, его отличительной чертой, о которой знали далеко за пределами его владений. — А ты… — Казарнак повернулся к Антану, который, зная Великого Ярла не хуже других, просто молчал. — Ты слишком часто переходишь мне дорогу. Лишь мгновенье спустя Иннар почувствовал крепкий удар по груди… Он не заметил, как бросился на отца, не успел подумать, что делает, не успел осознать, что это Лис остановил его, поставив руку на его пути. Он видел лишь металлический клинок в руке Казарнака, потемневшие глаза Антана и его белые пальцы на шее, меж которых выступала густыми алыми пятнами кровь.