Alma Mater

Утро застает Джима растянувшимся поперек кровати прямо в одежде – как он до нее добрался, он не помнит. И вообще – старается не вспоминать о вчерашнем вечере. Все тело болит, а надо еще как-то прийти в себя, хотя бы отстоять утреннюю службу… Занятия можно пропустить – куратор, скорее всего, отпустит – Джим знает, что он на хорошем счету. И угораздило же его вчера не попасть вовремя в свою комнату! Прошлая ночь, кажется, сильно повлияла на неокрепшую психику совсем еще юного ребенка, и кто знает, что с ним будет в будущем?.. Эти мысли надо гнать от себя куда подальше. Вон! Вон! Но почему-то, чем усерднее пытаешься убить в себе определенные мысли, или же чувства, то как назло ничего не получается, а их восприятие обостряется лишь сильнее? Ну почему так?.. Зачем вообще человеку даны чувства?.. А что куда ещё более страшнее так это то, что где-то в глубине души, маленький брюнет осознает, что ему было приятно… В эти безумно долгие минуты, которые казались адскими часами, Джиму было даже немного приятно…Что?? Ну уж нет…нет…как ЭТО может быть приятным?.. Это же аморально и отвратительно! Это…это… «Ну почему….почему это произошло со мной…почему я?» И вправду, чем он заслужил такое обращение?.. Тем, что он из бедной семьи, или выглядит как-то не так, как те, другие, которые за счёт своих влиятельных родственничков и оказались здесь? В чём кроется причина лютой ненависти к совсем еще юному существу?.. У него часто мелькают в голове мысли, что однажды, когда-нибудь, когда он наконец вырастет, то отомстит своим врагам, отомстит всем, кто презирал его! Как же сладка будет месть! О, как же приятно об этом думать! Враги порождают в человеке, даже совсем еще юном, жестокость и ненависть к окружающим, желание быть выше их, доказать им, что ты лучший, что они - никто! Они делают беспомощного выше над собой, даже не понимая, что делают, что сами медленно убивают себя тем, что воспитывают жесткость и хладнокровие и не замечают этого. Какие глупцы! «Я ещё докажу им всем! Я ещё поквитаюсь с ними!» Просыпаться в половине пятого утра хорошая привычка – сегодня есть много времени на то, чтобы привести себя в порядок. Стоя в душе, под прохладными струями воды, мальчик прижимается спиной к плитке, охлаждая горящую кожу. На бедрах красуются синяки и даже несколько царапин. Джеймс прикрывает глаза, садясь на пол душевой, ероша волосы пальцами. Тот парень… это он его одел – Джим помнит, что никак не мог застегнуть брюки, а этот… этот… он его одел, поднял на ноги, слегка привел в чувство. Ну как… Джим смог стоять на ногах, а это уже было достижением. Он до сих пор не может поверить в то, что с ним случилось… Остервенело трет кожу мочалкой, словно пытаясь стереть даже воспоминания о прикосновениях. Не получается. И боль никуда не уходит. «Ну пожалуйста, уйди же из моей головы! Уйди из моей жизни! Я не хочу жить с этим!» Что теперь будет? Отвращение к сексу?.. Это ещё ни что по сравнению с тем, что стало с его психикой…просто он пока не может до сих пор в это поверить…принять это….и лишь доказательства насилия, ярко отображенные на его худощавом теле, больно режут слабую душу и беспощадно напоминают о событиях прошлой адской ночи. Но почему же ему казалось, что было приятно?.. Это уже сдвиг по фазе?.. Это всё? Конец? На утренней службе собирается весь колледж – от первогодок до преподавателей; мальчик еле стоит на ногах – около тридцати минут достаточно сложно выдержать. Сегодня он вполне рад тому факту, что у него нет друзей – никто не пристает с вопросами, больше сказать – никто его, как обычно, не замечает. Медленно оглядывает старшекурсников – блондинистых голов достаточно много… интересно – кто из них… Куратор действительно отпускает с занятий – обеспокоенно смотрит, советует зайти к врачу. И что сказать? На глаза наворачиваются слезы, стены большого кабинета будто сжимаются – Джеймс еле выползает в коридор, нагруженный книгами и листками с заданиями – два дня выходных, выданные ему преподавателем могут обернуться несданными экзаменами. Нельзя запускать учебу, ведь он приложил столько усилий, чтобы попасть сюда! Переходы замка просто бесконечные. В какой-то момент мальчик прижимается к стене, закрывая глаза, стараясь дышать глубоко и размеренно. А разлепив веки, сталкивается с внимательным и чуть насмешливым взглядом ярко-синих глаз. Всего мгновение – блондин быстро отворачивается, исчезая за очередным поворотом. Иллюзия? О боже, что это?.. Неужели он будет теперь преследовать его? Да ну что за глупости, они же учатся в одном месте, конечно, они будут сталкиваться! Снова эти странные чувства. «Да я сам себе противоречу!» Джеймс закрывает лицо руками, давя на веки и стараясь утихомирить разбушевавшиеся чувства и эмоции. Ну и как учиться с этим?.. Как, господи?.. А самое страшное то, что никому не расскажешь, что никто и слушать не будет, что нет рядом никого, кто бы мог понять. «Ненавижу свою жизнь!!» Мальчик резко рванул с места, несясь так, что дети, идущие на занятия, изумленно оглядывались на него; он даже не замечал, как сшибал всех на своем пути, не видя перед собой ничего, кроме пустоты. Пустоты во всём – в душе, в теле, в жизни, в конце концов. Уроки уже начинаются. Сейчас как раз латынь, именно тот предмет, который обожает Джим, но никак может на него пойти. Он просто не сможет выговорить ни слова, ни написать ничего. Слава богу, его отпустили… всё-таки есть понимающие люди… Так хочется забиться в тёмный уголок, съёжившись, отстранившись от всего мира, чтобы никто не трогал и никогда не прикасался. А лучше всего стать невидимкой…хотя, если бы это и было осуществимо, то отсутствие Джеймса даже бы никто и не заметил, пока бы не настал пересчёт учеников. И то… «Просто уйди из моей головы, хорошо?..» По обыкновению проспав утреннюю молитву, Себастьян лениво натянул обязательную школьную форму и, сонно ероша светлые волосы, неспешно отправился на улицу – покурить. Выговоры? Ну какие к черту выговоры – у него же отец посол! Вроде бы райская и беззаботная жизнь, особенно когда она протекает подальше от строгостей родного дома. Делай, что хочешь, ходи на уроки, когда хочешь – главное вовремя оплачивать учебу и приемлемо сдавать экзамены, а уж на это у юноши мозгов хватает. Вот только особой радости нет. Щеголять форменным пиджаком в Итоне, выплескивая недюжинную юношескую энергию в игре в футбол? Да он ненавидит футбол. Больше он ненавидит только крикет и греблю – обязательные итонские виды спорта. Может он не имеет желания быть в числе жалких министров и «успешных банкиров», которых обычно выпускает данное заведение. Он, может, хочет добиться определенных успехов на другом поприще. А конкретно – на военном. Но в этом вопросе отец непреклонен: придется променять греющий слух «Serve to Lead» на осточертевший, а ведь до Оксфорда еще два года, «Dominus Illuminatio Mea »*. Перестрелки… Оружие… Убийства… Военная форма и военная же выправка – все это есть у отца, к этому же стремится и сам Себастьян. Об этом он может думать часами, представляя в руках винтовку, а перед собой – жертву. Ведь можно было… В одиннадцать, когда можно было поступить в кадетский корпус, он уже точно знал, что хочет быть военным, но нет – лишних два года в школе и теперь это… Надоедливые стены, окружение, занятия. Какая-то приторно-отвратительная атмосфера. Это только кажется, что в Королевском колледже строгая дисциплина. По сравнению с отчим домом здесь просто бардак, коим Себастьян умело пользуется. Зачем отец сбагрил его сюда? Реализовать свои несбывшиеся мечты в сыне? Конец двадцатого века, а в этой семье ничего не меняется… Черта с два. В Оксе тоже есть военная кафедра. Политическая карьера явно не для него, это решено давно. Впрочем, ворох подобных мыслей Себастьян отгоняет от себя с легкостью – они посещают его часто, став чем-то совершенно привычным. Докуривая на ходу, сталкивается с компанией друзей. Ну хоть эти балбесы помогают отвлечься от осточертевшей уже жизни. Особо перед ними парень, конечно, не раскрывается, о его жизни они знают ровно столько, сколько он им позволяет – именно поэтому в широких кругах Себастьян Моран слывет парнем веселым, ответственным и открытым. Все действительно важное держится в строгой тайне. Портить репутацию сейчас не к месту – с этой репутацией еще поступать в высшее учебное заведение. А вот по окончании – сразу на военную службу. Там уж можно будет размахнуться, выплеснуть вдоволь природную жестокость. А сейчас блондин вполне искренне смеется над шутками их главного заводилы, почти и не вспоминая о сегодняшней ночи. Подумаешь. Нет, ну разумеется, такое происходит нечасто, но пара мальчишек помладше обходят его стороной. И молчат, что характерно; жертву Моран выбирает интуитивно, но мастерски. Черт бы с ними, кого они вообще интересуют? Тихие, забитые, скучные, никого не интересующие мальчишки. Вдруг, среди толпы подростков помладше, взгляд сам выцепил знакомое лицо, но стоило блондину моргнуть, как оно исчезло. Себастьян пожимает плечами, поворачиваясь к однокурснику и кивая в ответ на произнесенную им фразу. Наверное показалось… Но почему-то именно в этот момент, когда ему привиделся тот мальчик, которого он вжал вчера в кирпичную стену и хорошенько отымел, прежде чем отпустить, сердце забилось быстрее, словно в предвкушении, а затем так же неожиданно быстро отлегло, успокоившись. Страх? Не похоже. Больше похоже на желание. Моран усмехается, погрузившись в свои воспоминания, очнувшись только от мощного хлопка по плечу. - Себ, ты чего, уснул? – Эрик, здоровенный белобрысый детина, теоретически может дружеским рукопожатием сломать пару костей. Себастьян качает головой, поднимаясь на второй этаж – из мыслей нейдет образ маленького темноволосого мальчика, прижатого к стене. * Serve to Lead – «Служить, чтобы лидировать» девиз Королевской Военной Академии в Сандхёрсте Dominus Illuminatio Mea – «Господь – просвещение мое» девиз Оксфордского Университета