Alma Mater

Себастьян не может выговорить ни слова на ответ мальчишки. Он отчетливо понимает, что тот ждет, пока он скажет свое имя, но чисто физически не может ничего выдавить из себя. Абсурдно. Жутко. Чуждо. Слова непробиваемым комом застряли в горле, а очарованный разум твердо повторяет имя «Джеймс». Кажется, теперь он еще больше околдован им. И привязан. К черту все отрицания неизбежного. Сейчас он понял это на все сто процентов. Моран находится в парализованном положении. Его руки крепко обнимают хрупкое, словно фарфоровое тело мальчика, и он не может их убрать от него, будто они приклеены или привязаны. Это ужасно осознавать, что ты к кому-то привязан. Ведь любая привязанность всегда плохо заканчивается. Но зачем наша душа привязывается к другой, сливаясь воедино? Чтобы лишь на время почувствовать это необъяснимое чувство прекрасного? А потом? Потом оно незаметно испарится, словно дым, и от нее ничего не останется кроме душевной боли и шрамов. Моран довольно-таки часто рассуждает на эту тему. Из него мог бы получиться отличный философ, так говорит ему отец. Да ну что какой, к чертям философ?.. Он никогда не слушал его. Он всегда шел наперекор тому, кто пытался помешать ему в осуществлении своей мечты. Но сейчас это не столь важно. Сейчас ничего не важно, кроме этих минут. Это слишком сентиментально или сверхчувствительно. Но так же следует отличать «сентиментальность» от «чувствительности». Сентиментальный человек может быть в жизни чрезвычайно жестоким. Тонко чувствующий человек никогда не бывает жестоким. Значит, всё-таки Моран относится к числу сентиментальных персон, хоть ранее и не замечал за собой таких проявлений. После долго гробового молчания, юноша все-таки смог выговорить свое имя, хоть это вышло совсем хрипло и не совсем отчетливо. - Себастьян…- Повторяет блондин, слабо улыбаясь и еще крепче прижимая к своей груди мокрую голову Джима, от которой, несмотря на то, что она намокла, чувствуется приятный и вкусный запах яблочного шампуня. Его захотелось оберегать… Но это неправильно. Это не то. И такого не будет. Моран просто-напросто не позволит какому-то обычному мальчугану заманить себя в сети привязанности. Это нонсенс. Юнец приподнимает голову и одаривает собеседника изучающим взглядом. Себастьян сразу же замечает в его темно-карамельных глазках огоньки, которые горят в них, словно звезды на небе. Любопытно, что же это означает?.. Ему, к сожалению, но для него, разумеется, к счастью, незнакомы эти чувства и он совершенно не понимает обстановку. Не осознает до конца, что сейчас он сидит на пустом футбольном поле на мокрой скамье и держит в крепких объятьях мальчишку, которого растлил несколько недель назад. Именно в этот момент его начала атаковать совесть, беспощадно грызя его душу, словно хищный зверь, и заставляя его чувствовать тяжесть в груди. Снова молчание, а время будто стоит на месте, не желая идти дальше. Или так кажется. Или нет. Что за мусор мыслей в голове? Что за беспорядок рассудка? Может он ослаб? Поддался влиянию?.. Как? Как объяснить это состояние самому себе?.. - Пойдем внутрь, - неожиданно произносит блондин твердым голосом, но, не смотря повелительный тон, ласково потирает спину Джеймса, чтобы тот сильно не мерз, ибо чувствует, как он мелко дрожит. В нем спонтанно просыпается инстинкт защиты, и он совершенно не узнает себя, теряясь в омуте губительных чувств. Он ведь был совсем другим несколько недель ранее. Мальчишка его сломал, словно карандаш без стержня и теперь он не подлежит починке. Но может, все-таки не стоит торопиться с выводами?.. А лучшим вариантом, конечно же, будет прекращение всего этого абсурда. Да. Ни к чему хорошему не приведет эта случайная связь. Это же яснее ясного. Джим послушно кивает, но, все же, не желает отстраняться от юноши, ведь с ним так тепло. Страх почему-то улетучился вмиг, улетев словно птица, давно мечтавшая о свободе. Он хорошо понимает, что он не избавился навсегда от этого ужасного чувства, что оно снова вернется, когда Джеймс вновь столкнется с проклятым Карлом; когда будет проводить бессонные ночи, не смея заснуть. К нему снова вернется черная птица страха ворона, и начнет клевать юную душу, заставляя испытывать это чувство снова и снова. Увы, от этого не убежать и не скрыться. Увы, это будет преследовать его всегда, если он не будет под надежной защитой. Он нуждается в ней, точно так же как и в воздухе. Он просто теряется в этом ничтожном мире, полном жестокости, растворяясь в нем и превращаясь в пылинку, которую никто не замечает. Джим так замучился от постоянных насмешек и подлянок в свой адрес, что уже начал четко ощущать чувство ярости, неистовой злости на весь мир и жгучее желание отомстить обидчикам. Он хочет однажды доказать всему чертовому миру, кто такой Джеймс Мориарти! Он должен это сделать! И пускай весь мир перестанет дышать, когда он начнет править в нем. А это стопроцентно будет, он знает, и у него уже есть хитроумный план, но Джим еще слишком молод, чтобы приводить его в действие. Да настанет когда-нибудь тот великий день, и небо Англии загремит безудержным громом, а те ничтожества, портившие краски жизни Джеймса оттенками черного яда, наконец, поплатятся за это ценою своей мерзкой жизни. Он знает, что так будет. Это его вечная цель. Ему всего лишь нужен стальной щит, который будет защищать его от воздействий врагов. Они еще поймут, с кем имели дело. Он отравит их сладкую жизнь, подсыпав в них соль, а может быть стрихнин, как они отравили его детство своими пакостями. Зло, зародившееся в маленьком мальчике, вскоре распространится на всех, кто мучил его. Ах, лишь одна мысль об этом способна разжечь дикую страсть и неистовое желание скорее исполнить это. Он даже пропускает слова Себастьяна и приходит в себя только тогда, когда юноша приблизившись к его уху и жарко выдыхает: - Нам пора. Мысли о врагах тут же покидают разум мальчишки; по телу пробегает бурная волна мурашек от той эротичности, с которой произнес Моран эти слова. Они обожгли не только ухо, но и слух, и сердце, они обожгли все тело, словно разряд тока. До сих пор он не испытывал этого чувства. И он не мог найти ему названия. Они оба были втянуты в сеть чуждых им чувств, в которых можно разобраться лишь через определенный промежуток времени. Нужно ждать. Нужно уметь быть терпеливым. Время наилучший помощник в любом деле, но в тоже время и беспощадный враг. Наконец, окончательно придя в себя после долгих раздумий о будущем, Джеймс отстраняется от Себастьяна и тут же нашаривает в кармане своей формы ключ от комнаты. Ему до жути не хотелось идти к себе. Он устал от привычных, монотонных картин, от этой обстановки, которая угнетает особенно, когда остаешься один на один с собой. Так и рождается безумие. Так и рождаются великие идеи. Одиночество полезно, но лишь иногда. Сейчас юному Мориарти адски хотелось побывать за гранью своей надоевшей комнаты; за гранью разобщенности. Но кто его послушает? Кому интересны его желания? Улыбнувшись Себастьяну, Джим не хотел показывать, как плачет его душа, как она кричит, но, увы, безмолвно. Никто не слышит этих криков, их лишь болезненно ощущает Джим у себя в груди. Это неприятно и губительно. Моран, встав со скамьи, одарил мальчика взаимной улыбкой, и тот на мгновение забыл, что он с ним сделал три недели назад. Бывает же так, когда кажется, правда лишь на секунду, что все хорошо, что мир полон радости и счастья, что все получится…. но, это, к великому сожалению, лишь мимолетное чувство. Мир так полон мимолетных чувств, и так беден на настоящие. Кругом разочарования. И испорченный мир, к несчастью, уже не исправить. Проще убивать людей. - Пойдешь к себе? – задает вопрос блондин, когда они поднимались по ступеням на второй этаж, но мальчик одаривает его таким удивленным взглядом, что тот сразу понимает, что сказал глупость. На самом деле Джим бы хотел закричать во весь голос «Нет! Я не хочу! Прошу, спаси меня от этого! Защити, ты же можешь! Пожалуйста!» Он сразу вспоминает тот момент, когда Себастьян дал щелбан Пауэрсу, и Джеймс на секунду представил, что у него есть тот, кому он небезразличен. А потом сразу надвигается другая мысль: а что если он просто напросто хотел показать свою власть над ним, показать себя, и тем самым еще больше унизить? Но зачем это ему нужно?.. Он жестокий, но умный зверь. По крайней мере, юнец так думал… - А куда же еще? – Джеймс пожимает плечиками, доходя до своей двери, и останавливается, опустив угрюмый взгляд вниз, - мне временно можно не ходить на занятия… Моран чувствует укол вины, засовывая руки в мокрую куртку и осматривая брюнета с ног до головы изучающим взглядом. Он такой беззащитный… ранимый…. его волосы, словно смоль, стали так прилизаны, что сейчас он еще больше походил на осиротевшего котенка, вызывающего жалость у любого, даже самого черствого сердца. «Да, я открыл в себе чувства! Да, я сентиментальный идиот! – кричал про себя парень, не зная, как лучше связать то предложение, которое крутится у него в голове, - но я не могу отрицать то, что чувствую!» И плевать уже на то, что это нелепость, что это невозможная вещь, плевать, пускай катится к чертям все на свете! Сколько можно убегать от себя. - Не знаю, как лучше предложить, - тихо начал Моран, отводя взгляд куда-то вправо, - но если ты не хочешь к себе, то ты можешь провести время в моей комнате, - слова с ярко выраженным подтекстом, поэтому, он добавил: - Обещаю, что больше не притронусь к тебе, - и улыбнулся такой доброжелательной улыбкой, что у Мориарти испарились все сомнения и он согласно кивнул, на самом деле боясь признавать, что безумно хочет еще раз того, что с ним сделал этот юноша. Джим не садится, оставаясь стоять посреди комнаты, внимательно оглядывается, будто оценивая обстановку. По лицу, с волос, скатываются капли воды. - Почему тебя освободили от занятий? – Себастьян снимает куртку, с отвращением стаскивая прилипающую к телу мокрую рубашку. - У меня жар… - размеренно произносит Джеймс, отмечая стоящие ровным рядом книги по военной истории, пару по тактике, и подходит к книжной полке, беря в руки одну. - «Тридцать шесть стратагем»? - Слышал? – Моран на удивление смущается, заинтересованно глядя на мальчишку. – Не рановато тебе такое читать? - А тебе? – Джеймс увлеченно пролистывает страницы книги. – Я не читал. Но… - вопросительно смотрит на юношу. Блондин кивает. В библиотеке Итона такой книги нет – не ориентировано данное учебное заведение ни на тактику военных хитростей, ни на изучение трудов древнекитайских философов. - Так у тебя жар? – возвращается к предыдущей теме. - Был. – Маленький брюнет кивает, сжимая в руках книгу. – Я верну через пару недель? - Ладно… Поведение юнца почему-то смущает. - Ты бы переоделся… - Себастьян немного растерян. Джим поднимает голову, тряхнув мокрыми волосами, внимательно рассматривает стоящего перед ним юношу – Моран не успел надеть сухую футболку, вертит ее в руках, перекручивая. Джим сглатывает, сипло втягивая воздух. - Я не хочу идти к себе… Дай футболку. Моран наклоняет голову, вглядываясь в кофейные, без тени испуга, глаза. Так и подмывает спросить «Не боишься?», но останавливает только то, что мальчик может действительно испугаться. Будто осторожный танец на льду. Неверный шаг – и лед хрустнет. Тонкие бледные пальцы вцепляются в ткань футболки, и Себастьян покорно выпускает ее из рук. Джим не уверен в том, что он делает. Не уверен в том, чего хочет. Поэтому пальцы у него дрожат, когда он расстегивает воротничок рубашки. Он надеется, что юноша спишет эту дрожь на холод. Смущается, и взгляд становится жалобным. Моран, спохватившись, отрывает, наконец, взгляд от бьющейся под тонкой кожей голубой жилки на шее и, взглянув в глаза мальчика, послушно отворачивается, включая ноутбук. Несколько возмущенных сообщений от преподавателей, гора домашнего задания, пара сообщений от однокурсников и одно от матери. Себастьян теряется в догадках, не понимая, почему мать никогда ему не звонит. Хотя, быть может, отец запрещает. Знает, что она пообещает сыну всего, что тот, «чертов манипулятор» захочет. Кто их разберет. Джим аккуратно вешает вещи на спинку кресла – немного просушиться. - Можно я у тебя здесь почитаю? Себастьян кивает, всерьез задумываясь, а что, собственно, здесь делает этот мальчишка. Оборачивается, рассматривая. Длинная футболка прикрывает бедра мальчишки, открывая взгляду только тонкие худощавые ножки. Джим, зябко переступая босыми ногами по паркету, подходит почти вплотную к Себастьяну – книга лежит за ноутбуком – и замирает рядом, не шевелясь, на несколько секунд. - Ты холодный, - сглатывая произносит блондин, проклиная себя за данное обещание не касаться мальчишки. Джим не знает как… как и что просить, он просто стоит рядом, тяжело дыша, нагибается за книгой, затаивая дыхание. Замирает, оперевшись на стол, и шепчет: - Я замерз… Легкие сводит от таких слов, но Моран легко качает головой, считая, что мальчишка скорее сам не понимает, что говорит. Но переведя взгляд на хрупкую фигурку, облаченную в слишком большую футболку – щурит глаза. Что за черт? Стоит тут, полуголый, светит тоненькими ключицами, выглядывающими из под ворота футболки. Мало ли что обещал. Да он так и напрашивается на то, чтоб его трахнули! Джим делает пару шагов к постели, так и не взяв в руку книги, и Себастьян, развернувшись на стуле, хищно смотрит на отступающую фигуру. «Чертов манипулятор» здесь не он. Мальчишка не может быть таким идиотом, а значит, он просто понял, что так заводит блондина. Но зачем? Да, его хочется защищать. Но не от себя же самого. От остальных. От тех, кто будет покушаться. Себастьян нетерпеливо облизывает губы, привставая. Отступление. Испуг. Мальчишка гениальный актер… вряд ли он на самом деле боится. Во всяком случае, Морана он, кажется, не боится. Еще шаг навстречу. Дышать становится тяжело. Джим натыкается на кровать и, неловко взмахивая руками, падает на нее, тихонько вскрикнув. - Замолкни. Действительно, стены хоть и кирпичные, толстые, но звукоизоляция ни к черту. Джеймс, цепляясь пальцами за покрывало заползает повыше, покорно замолкая, часто моргает, следя за тем, как парень опускается на кровать, по-кошачьи грациозно двигаясь за ним. Будто за жертвой. Так и есть – и маленький брюнет понимает, что ему это нравится. Во всяком случае для этого парня он готов побыть добычей. Пальцы смыкаются на тонкой щиколотке неожиданно сильно и больно, отрезвляюще. Вот только отступать уже некуда – Джим понимает это, зная к тому же, что любые жалобные мольбы только больше раззадорят парня, нависшего над ним. - Я… я не знаю… - мальчик шепчет тихо, чуть откидывая голову, вглядываясь в голубые глаза. Моран понимает о чем он, где-то там, далеко, на задворках сознания – но понимает. Только ему наплевать – резко переворачивает мальчика на живот, одним движением стягивая с него футболку. Расстегнуть джинсы – дело пары минут, возбуждение накатывает вязкими волнами, замутняя рассудок. Теперь есть возможность рассмотреть худощавую спину – блондин проводит ладонью вдоль позвоночника, отмечая, что мальчишка дрожит. - Я боюсь… - внезапно всхлипывает Джим, глуша слезы в подушку. Все-таки боится – Себастьян самодовольно улыбается, спуская с узких бедер белье. Говорить, чтоб не боялся? Зачем? Будет больно, они оба эта знают. Останавливаться он тоже не собирается. Быть нежнее? Не умеет. Облизывает пальцы, поглаживая ложбинку между ягодиц, стараясь сдерживать себя. Джим тихо воет, с неожиданной ловкостью выворачиваясь из рук блондина, перекатываясь на спину и отползая немного дальше. Звонкий шлепок – мальчишка хватается за щеку, давясь плачем, но не кричит – только поэтому не получает еще одной пощечины. Моран сжимает кулаки, тихо рыча. Вот и к черту бы все эти нежности – взять, выебать и бросить намного проще. - Стой! – Джим тихо, но очень уж убедительно вскрикивает, выставляя вперед ладонь, упираясь в грудь блондина. – По-другому никак? Я не могу… Голубые глаза, излучающие неприкрытую ярость, на мгновение сощуриваются, и парень останавливается взглядом на губах мальчишки, облизываясь. - Можно по-другому. Придется постараться… - протягивает руку, касаясь пальцами дрожащих, опять искусанных, чуть припухших губ. – Будет забавно: сосать ты научишься раньше, чем целоваться. Джим не понимает. Блондин манит его рукой к себе, удобно усаживаясь на кровати. - Иди сюда… Давай, будет не больно… наверное. Иди… Джеймс неловко натягивает белье, подползая поближе. - Любишь мороженое? – Себ пошло улыбается, поглаживая дрожащие губы. - А может сначала – целоваться? – мальчик касается языком пальцев, начиная наконец-то догадываться, о чем думает блондин. Себастьян наклоняется к уху мальчика, жарко выдыхая: - Я все равно тебя возьму. Выбирай как. Юнец покорно кивает и Моран раздевается, откидываясь на спинку кровати, Джим не отводит взгляда от голубых глаз, судорожно втягивая воздух. - Я… - Себастьян слегка наклоняется к нему, проталкивая пальцы в рот. - Я знаю, что ты не умеешь… - от этого вида возбуждение прокатывается по всему телу. – Давай… вылизывай… - напряженно наблюдает за скользящими по пальцам губами… - молодец… пососи, давай, малыш… Прикусывает язык - это нежное, нехарактерное для него «малыш» слегка пугает. - Хватит, - вытаскивает пальцы, запуская ладонь в коротко стриженые волосы. – Посмотри на меня. Не бойся… Джим… Вторая рука ложится на возбужденный член, поглаживая, а мальчик послушно наклоняется, жарко дыша на влажную от смазки головку. Тяжелая ладонь давит на затылок, и парнишка несмело приоткрывает губы, обхватывая член губами. - Зубы…-Себ шипит, и мальчик шире открывает рот. С губ срывается стон, Себастьян прикрывает глаза, поглаживая парнишку по волосам. – Да… вот так… глубже… - чуть толкается бедрами, но Джеймс болезненно и испуганно стонет и Моран замирает. – Давай как можешь.. ну… Брюнет проводит язычком вдоль ствола, обнимая чувствительную головку мягкими губами. Почувствовав, что парень больше не давит на затылок, Джим слегка расслабляется, искренне стараясь доставить удовольствие: старательно лижет, посасывает, осторожно пытается вобрать напряженный ствол хотя бы наполовину. Неумелые, но усердные ласки заставляют сладко постанывать, с трудом сдерживая себя, чтоб не начать грубо вбиваться в узкую глотку мальчишки. Моран тяжело выдыхает, хаотично поглаживая тонкую шею, не давая отстраниться, все-таки делает несколько глубоких движений, с громким стоном кончая. Джим захлебывается, недовольно мыча, отстраняется, жалобно постанывая, а Себастьян, прикрывает глаза, расслабляясь, тянет мальчика за волосы к себе. - Хороший… - шепчет, убирая капли спермы с опухших губ. – Молодец… Мальчишка не тянется к губам, не просит поцелуя, но в глазах читается чуть ли не мольба о ласке. Необязательно сексуального характера. Просто ему хочется тепла. И юноша сдается, обнимая мальчика, притягивает к себе, поглаживая по спине. Ладонь скользит по ягодицам, маленький брюнет испуганно сжимается от прикосновения. По бедру, к паху… - Не бойся… - агрессия ушла, сменившись удовлетворением и негой, - не бойся, Джим… - Как сокращается твое имя? – немного неожиданный вопрос заставляет блондина замереть. - Ну… Бас… или Себ… мне без разницы. - Бастиан.. – парнишка обвивает шею хрупкими руками и чуть изгибается от прикосновений, несмело двигая бедрами. - Доверься, ладно? – произносит, хотя понимает, что большего доверия требовать сложно. Снова спускает с худых бедер белье, проводит пальцами по животу, усаживая мальчика к себе на бедра, придерживая за поясницу. - Я хочу, чтоб ты кончил… Джеймс тяжело дышит, чувствуя ладонь на своем члене, глухо постанывает, слегка краснея. Вслушивается во внезапно нежный, но властный шепот, теряясь в незнакомых приятных ощущениях. Это похоже на то, как он ласкал себя сам, но сейчас все острее, и сам он чувствительнее, и горький привкус спермы на губах, вперемешку с пряным запахом, исходящим от горячего тела, дурманит. Он толкается бедрами в ладонь, сладко жмурясь, мелко вздрагивает в предоргазменной судороге, вжимаясь всем телом в юношу.