***
Локсли, Ноттингемшир Два дня Гай провел как в тумане. Занимался делами поместья, разбирал жалобы от крестьян, судил подравшихся юнцов, выезжал Демона. И смотрел на все это со стороны: тело словно отделилось от разума, и разум не хотел возвращаться в бренную оболочку. К шерифу он отправил нарочного с сообщением, что задержится в Локсли. Без объяснения причин. Опасался, что не сдержится и свернет Вейзи шею, если тот скажет что-нибудь о «чертовом Гуде». Сам Гай старался о Робине не думать, не бередить рану, которая и так не затянется никогда. Но память упорно подбрасывала картины, ощущения, запахи... Особенно ночью. Стоило закрыть глаза, и он видел Робина: улыбающегося, злого, растерянного, задумчивого, с мокрыми волосами посреди сарацинских песков, целящегося из лука, раскинувшегося на палой листве, возбужденного. Чувствовал железо, соль и яблоки на губах, горячую кожу и твердую плоть под ладонью. Слышал срывающийся на стон голос. Но плотское желание меркло перед неутолимым голодом души. Перед потребностью просто быть рядом и знать, что Робин не отвернется с отвращением. Прижизненный ад. Вот уж воистину — нет мира нечестивым.* На третий день измученный бессонницей Гай напился, как никогда прежде, и провалился в беспамятство прямо за столом. Проснулся он с чудовищным похмельем, на своей кровати, в одном исподнем. В горле страшно першило, словно он наелся песка, во внутренностях царила засуха, а в голову впивались острые когти, которые складывались в слова. — ...Поветрие, не иначе. Робин хлещет вино и брендивин, как воду. Прихожу сюда... — Заткнись, Дейл... — прокаркал Гай. Смотреть на Алана он не рискнул, предчувствуя, что от света глаза полезут на лоб. — Ты что здесь... — Так заткнуться или что я здесь? — судя по звуку, Алан скреб в затылке. — Второе. И воды... Шаги, стук, бульканье, шаги. Под голову просунулась ладонь, и к губам прижался прохладный край кружки. Гай глотнул раз, другой, третий и отодвинулся. — Вы сказали, каждые пять дней, сэр Гай, вот я и пришел. Данкан в Найтон поехал за повитухой, Матильда-то пока прячется, а у вас тут три бабы рожать надумали. Альгер меня впустил, велел за вами присмотреть, пока он заячьи силки проверит. Сказал, как проснетесь, можете буянить и швыряться сапогами. — Всего-то раз было, — буркнул Гай. Болтовня Алана хоть и резала по ушам, но странным образом умиротворяла. — А поминает мне уже шесть лет. От воды стало легче. Гай поднял руку, пошарил вслепую. Алан тут же снова поднес ему к губам кружку, и он выпил все до капли. — Так что... Робин? — Говорю ж, брендивин хлещет. Как есть поветрие. Гай осторожно приподнял веки. Было терпимо. Алан сидел на краю кровати, вид у него был помятый, под правым глазом и на левой скуле красовались лиловые синяки. — Я вот вам принес, как чувствовал. Джак дала. Алан взял с пола кувшин, заново наполнил кружку, вытащил из кошеля глиняный флакон, выдернул пробку и вылил содержимое в воду. Гай не стал спрашивать, что это такое. Раз дала Джак — выпьет. Вряд ли отрава, но если бы и так... Терять все равно нечего. Он медленно, стараясь не двигать головой, сел и прислонился к изголовью. Взял у Алана кружку, попробовал. Снадобье оказалось даже приятным, терпковатым с привкусом каких-то ягод. — Вы пейте, сэр Гай, пейте. Робин выпил — узнавать всех начал. А то путал... Вы-то хоть признали сразу. Гай выпил половину и перевел дыхание. — Это он тебя? — А то кто же, — Алан вздохнул. — В глаз это мне. А другое — вам. Так что вы мне должны, сэр Гай. На мордобой уговора не было. Гай открыл глаза шире. — Я ж сказал, путал он всех, — пояснил Алан. — Джона принял за какого-то сэра Леграна и звал в бордель. Джон по бабам не дурак, но когда Робин такой... какие уж тут бабы. С него глаз спускать нельзя. — А тебя? — А меня он с вами попутал, — Алан поежился. — И с чего бы? Мы совсем не похожи. В общем, сначала тряс, потом обниматься стал и снова тряс, орал, что я... то есть вы, его бросили, всю душу ему вынули. Дальше на сарацинском, и Джак сказала, что переводить нам не будет, от таких проклятий язык отсохнет. А у Робина не отсох, потому как Аллах милосердный скорбных умом не карает. Я от него, он за мной... Ну и вот... Вы б его не бросали больше, сэр Гай, он и так бешеный с Вудсборо, а тут совсем того... — Алан покрутил пальцем у виска. — Поговорите с ним, а? — Мы уже поговорили, — Гай вздохнул и допил снадобье. В голове быстро прояснялось, и резь в глазах прошла. — Это последствия. — Поговорите еще раз, последствия и поменяются. Гай молчал. Робин его ненавидит, толку от разговоров? Потом спросил: — А тебе за что? Алан забрал у Гая кружку и отошел подальше от кровати. — Я сказал ему с вами поговорить. Гай не сдержал усмешку. — Не бойся, я тебя за это бить не буду. Внизу застучали копыта, заржала лошадь. По лестнице прогрохотали шаги, дверь распахнулась, и в спальню ввалился запыхавшийся Данкан: — Сэр Гай, беда! В Найтон-холл... Он заметил Алана и осекся. — Ты?.. — Все потом, что с Мэриан? — перебил Гай. Что бы ни думал о нем самом Данкан и жители Локсли, его отношение к Мэриан общеизвестно. И раз управляющий примчался сюда, а не к Робину, — Гай видел, как он ночами тайком ускользал из манора в лес, и уж точно не за хворостом, — значит, и в самом деле беда. — В Найтон-холл направляется шериф с отрядом стражи, три дюжины... Алан охнул. Гай выругался, вскочил с кровати и принялся одеваться. — Кто-то видел, как из манора выезжал, а потом возвращался Ночной Дозорный. Шериф решил, что Найтоны его укрывают. Граф Фридрих тоже там. Я не... — Так и думал, что эта ее беготня в штанах и маске не доведет до добра! — Гай в сердцах саданул кулаком по стене. — Надо было разок задрать ей юбку и всыпать, чтобы дней десять сидеть не могла! Но я сам дурак, что не заставил ее прекратить. — Сэр Гай?.. — у Данкана отвисла челюсть. — Только не говори, что ты не знал. Гай быстро шнуровал штаны. — Да, но... — А, ты считал, я не знаю. Мэриан тоже так считает. — Да, но... — Я знаю с самого начала. Гай натянул рубаху, и Алан подал ему сапоги. Похмелье не прошло до конца, но снадобье Джак сделало его сносным. А вот тревога за Мэриан превысила все мыслимые пределы. Висок начал ныть. — Алан, бригу! Тот снял с подставки тяжелый кожаный доспех, поднял. Гай просунул руки в рукава. — Шнуруй. Данкан, кто тебе сказал, что шериф едет в Найтон? — Сэр Гай... — Кто?! — рявкнул Гай так, что Алан испуганно выпустил шнурки бригандины и присел. — А ты шнуруй! — Марк, десятник ваш, мальчишку прислал, — пробормотал Данкан. — Он крестник Матильды. Парнишка полями гнал, я встретил его у креста. Марк его к вам отправил, но я велел ему ехать в Найтон, а сам сюда... — Интересно, чего еще я не знаю о своих людях? — Гай поднял руки, чтобы Алан мог затянуть шнуровку на боках. — Кто чей кум, сват, брат? Что они творят у меня за спиной? Марк заслужил десять плетей... — Сэр Гай!.. — Данкан охнул. — И повышение до сотника, — договорил Гай. — Алан, бери рыжую кобылу и гони к Робину. Встретишь Альгера — расскажи ему. И если у вас там есть что-нибудь, похожее на одежду Дозорного, пусть кто-то переоденется, отвлекать шерифа. — Есть, все сделаю, сэр Гай! Алана как ветром сдуло. Гай повел плечами, проверяя, не стесняет ли бригандина движений. Данкан поспешно снял с крюка пояс с мечом, опоясал его. — Что вы будете делать, сэр Гай? Гай вытащил из-под подушки короткий кривой нож в ножнах, пристегнул к левому запястью, сунул за пояс длинный кинжал. — То, что я умею лучше всего. При виде улыбки, больше похожей на волчий оскал, Данкан перекрестился. Гай вышел и уже не видел, как старик осенил крестным знамением его спину и беззвучно прошептал охранительную молитву.***
Гай гнал Демона во весь опор, но все-таки шериф опередил его. Он понял это по глине на дороге, перемешанной десятками копыт, свежему навозу и стонущему в канаве парнишке, видимо, том самом посланце. Гай осадил коня, спрыгнул прямо в грязь. Парнишка лежал на боку, подтянув колени к груди и зажимая руками живот. Гай присел рядом, осторожно перевернул его на спину. Два тяжелых болта, зазубренные наконечники... Крови на рубахе немного, вся разлилась по разорванным внутренностям. С такими ранами он не жилец, и умирать будет до утра, не меньше. Дьявол! Парнишка открыл мутные глаза. — Сэр Гай... шериф... я успел... леди Найтон... в маноре... — на губах его запузырилась розовая пена, и он тоненько, по-щенячьи заскулил. — Больно... Гай вытащил кинжал из ножен, положил руку парнишке на лоб. — Зовут как? — Мартин... сын Томаса... горшечника из Найтона... — Я быстро, — Гай погладил его по волосам и бережно приподнял, чтобы удобнее было нанести удар. — Спасибо... сэр Гай... Гай дернул щекой — за смерть его благодарили впервые. — Сэр Гай... — Мартин изо всех оставшихся сил вцепился в руку с кинжалом. — Отходную... — Прости, малыш, у меня плохо с молитвами, — Гай постарался припомнить нужные слова, но в голове крутились одни проклятия и богохульства. Он едва ли не впервые сожалел, что бессилен сохранить, а не отнять жизнь. — Господь... Иисус Христос... Сын Божий... — прошептал парнишка, закашлялся и снова заскулил. Из глаз его покатились слезы. — Заступи, спаси... Перед мысленным взором Гая возник отец Суэйн, читавший молитву над ямой, где стоял Роджер Гисборн, прокаженный, которого заживо объявляли мертвым. А в толпе был он сам, сжимал ледяную ладошку Изабеллы и безмолвно повторял за священником. — ...Помилуй и сохрани Твоей благодатью раба Твоего Мартина, сына Томаса Грира из Найтона, — хрипло продолжил Гай. — Грехи юности и неведения его не помяни, даруй ему христианскую кончину, непостыдную и мирную. Да не узрит душа его мрачного взора лукавых демонов, да примут его ангелы Твои светлые и пресветлые. И на Страшном суде Твоем будь к нему милостив... — Ибо Ты есть Господь единый... — рука Мартина соскользнула с запястья Гая, — милосердный... — И Спаситель наш. Аминь. С последним словом кинжал вошел парнишке между шестым и седьмым ребром, точно в сердце. Тот дернулся и замер. Гай обтер клинок о штаны и сунул в ножны. Перенес тело Мартина на сухую траву, под боярышник, закрыл ему глаза. Сдернул с себя плащ, набросил сверху — звери почуют запах человека и не сразу доберутся. Надо будет потом похоронить, и надгробие... Если сам не поляжет. Демон плясал на дороге, всхрапывал, чуя других коней и кровь. Гай взлетел в седло и выслал его с места в галоп. Не доезжая деревни, он свернул в лес, проклиная себя на все лады. Надо было вернуться в Ноттингем, а не страдать в Локсли. Может, перехватил бы доносчика, придумал что-нибудь, но не пустил шерифа в Найтон. Три дюжины человек... Если Робин не подоспеет вовремя, Гая нашпигуют болтами, как баранину чесноком, или изрубят на куски. Но кого-то он с собой прихватит. Что Робин придет, Гай не сомневался. Как и в том, что он попадет белке в глаз, даже будучи мертвецки пьяным. Главное, чтобы пришел до того, как по Гаю, сэру Эдварду, Мэриан и Фридриху можно будет тоже заказывать отходную. По нему-то ладно, и сэр Эдвард уже стар, а вот Мэриан с Фридрихом... Сзади раздался стук копыт и свист. Гай не обернулся, лишь чуть придержал коня, и вскоре с Демоном поравнялась чалая кобыла Альгера. — Алан приведет Робина, до них как-нибудь продержимся, — Альгер оскалился в усмешке, хлопнул по притороченному к седлу арбалету. — В аду сегодня будет пополнение! Гай ответил такой же звериной ухмылкой и на мгновение прижал ладонь к груди, где под одеждой висело распятие. — Гадать, что будет — делать себя слабый. Верить мудрость Аллах — делать себя сильный. Ты есть это. Дар от друг. Аллах указывать путь для оба вас. — Надеюсь, твой Аллах знает, что делает. — Аллах всегда знать, как правильно...***
Найтон-холл, Ноттингемшир Оставив коней в зарослях орешника, Гай с Альгером подобрались к Найтон-холлу. Сумерки были им на руку — проще укрыться в тени стен, меньше риска, что кто-нибудь заметит отблеск солнца на клинке. В деревне царила мертвая тишина, даже собаки не лаяли. И ни одного освещенного окна, ставни закрыты — все крестьяне попрятались. — Вот же трусливые крысы! — Гай зло сплюнул. Как брать у Мэриан зерно и деньги на налоги, они первые, а как защищать своих сеньоров — попрятались и трясутся от страха. А ведь это из-за них она рисковала, из-за них попала в беду. И Робин еще будет уверять, что крестьяне его любят и готовы умереть за него? Как же! Если встанет выбор, их шкуры или его жизнь — не задумываясь, сдадут шерифу. Да в погибшем мальчишке было больше храбрости, чем во всех жителях Найтона. Гай с Альгером выглянули из-за сарая. Перед темным манором горело десятка полтора факелов, воткнутых в землю, чуть поодаль полукругом выстроились всадники, но не три дюжины, а две. Остальные рассредоточились вокруг — слева и справа Гай заметил по трое стражников, еще шестеро наверняка сторожат на заднем дворе. Вдоль строя разъезжал на гнедом жеребце Вейзи и, судя по всему, пока только угрожал. Если Мэриан потянет время, есть надежда обмануть его, увести за подставным «Дозорным». — Сэр Гай, что делать будем? — спросил Альгер. — Может, к заднему двору? Зайдем с двух сторон, снимем по-тихому этих... А там Робин со своими подоспеет. — Подождем немного, — Гай прижался к стене сарая. — Кто-то из людей Робина переоденется Дозорным, должно сработать. Ну а если нет... — Леди Найтон! — крикнул Вейзи. — Ах, простите, Ночной Дозорный! Еще раз предлагаю вам выйти, и тогда я проявлю милосердие к вашему старому больному отцу. И к вашему жениху... возможно. Гай выругался. Дело было плохо, очень плохо. Вейзи не просто донесли, что Дозорного видели в Найтон-холле. Он знал, что Дозорный — это Мэриан. — Вот дерьмо! — прошептал Альгер. — Ублюдок ее живой не выпустит. В верхнем окне мелькнула тень, и Вейзи поспешно убрался за спины стражников. Перед ближайшим всадником вонзилась в землю белоперая стрела — рядом с двумя такими же. — У меня много стрел, шериф! — крикнула Мэриан. — Убирайтесь с моей земли! — Это уже не твоя земля, милочка! — Вейзи привстал на стременах. — Ты теперь вне закона! Думаю, я отдам это поместье Гисборну, как раз обещал ему второе. Или, может, мне его сжечь? Вместе с деревней? Что скажете, леди Найтон? Он махнул рукой. Два стражника подожгли от факела стрелы, обернутые промасленными тряпками, прицелились в крышу. — Дьявол! — Альгер взвел арбалет. — Отсюда мне их не снять... И он быстро пополз к амбару, где была выгодная позиция. Из окна одна за другой вылетели еще две стрелы, и стражники повалились замертво. Огонь зашипел и погас. Гай скрипнул зубами. Мэриан владела мечом лучше многих рыцарей, метко стреляла, но ненавидела убивать. И если была вынуждена отнять у человека жизнь, потом несколько дней ходила как в воду опущенная и плакала. Каждый раз она отговаривалась тем, что скучает по Робину, что Гай опять ее разозлил, что ей снилась мать, что сэр Эдвард снова кашляет или ссылалась на женские причуды. Но Гай знал настоящую причину — несколько раз видел ее глаза в прорезях маски, когда она наносила противнику смертельный удар. Надо было ему наплевать на угрозы принца Джона и прикончить Вейзи. А следом и его напыщенное высочество. В конце концов, если Ричард сгинет в Святой земле, есть анжуйцы, есть шотландская ветвь, и Алиенора наверняка не допустит смуты... Вейзи дважды показал пять пальцев. Вскоре на манор было нацелено уже пять горящих стрел, а еще пять смотрели в сторону крестьянских домов. — Леди Найтон, это мое последнее предложение! — шериф поднял белый платок. — Как только этот платок коснется... Три стражника сползли с лошадей — в шее каждого, между краем шлема и кольчугой, торчала стрела с полосатым оперением. Гай обернулся — по деревне мчались шесть всадников, один был одет в точности как Дозорный. Успели. Но радовался он рано: щелкнули арбалеты, и лошади Тука и Джона на полном скаку рухнули на землю. Разбойники успели откатиться, чтобы не придавило, но Джон, оглушенный падением, с трудом поднялся на четвереньки. Тук подхватил его и поволок под защиту ближайшего дома. Опять засвистели стрелы, защелкали арбалеты. Всадники сбили часть факелов и выехали из светлого круга. Разбойники петляли, уходя с линии прицела. Робин дважды махнул, приказывая рассредоточиться. Щелкнуло за амбаром, один стражник повалился на круп лошади — из прорези его шлема торчал болт. Альгер взвел арбалет заново, но тут стрелков окружили всадники с высокими щитами. Арбалетчики стреляли, перестраивались, стреляли — слаженно, быстро, щитовые прикрывали их и от Мэриан, и от Робина. В полумраке точно прицелиться было непросто, но такой обстрел удерживал разбойников на расстоянии. Шериф взял с собой лучших бойцов гарнизона. К отряду подбежали еще двенадцать человек, до того оцеплявшие дом. Если так пойдет дальше, останется только прорываться для ближнего боя, разбивать строй и надеяться, что Мэриан сверху выбьет как можно больше стражников. Гай чертыхнулся. Сам ведь их учил! Сам... В голову пришла безумная мысль. Две горящие стрелы полетели в деревню, одна упала на соломенную крышу. Уилл свернул, прыгнул с седла, ухватился за балку и вскарабкался наверх. Содрал с себя рубаху, набросил на занявшееся пламя, принялся затаптывать. Гай, пригибаясь, метнулся за соседний сарай. Робин заметил его, махнул рукой, осадил лошадь и спрыгнул. Упал на колено, выстрелил — стрела попала в едва заметный зазор между щитами и нашла свою цель. Левый щит свалился вместе с державшим его всадником. Остальные тут же сомкнули ряд. С обеих сторон и из манора полетели новые стрелы, но все застряли в щитах. Гай почти добрался до манора. Если все получится, Вейзи нечего будет ему противопоставить. Если же нет... значит, ближний бой. Отборный отряд, за вычетом убитых — двадцать девять человек. Против восьмерых, из которых четверо — крестьяне, едва научившиеся держать меч. Но есть еще Фридрих, он не станет отсиживаться в маноре. И Мэриан с луком. И Ховард. Не совсем безнадежно. — Эй, Гуд! — завопил Вейзи из-за щитов. — Ты как раз успел на собственные похороны! — На твои, шериф! — отозвался Робин. — Я говорил, что ты следующий! Мэриан в окне прицелилась, но вдруг вскрикнула, схватилась за плечо и упала — кто-то из арбалетчиков сумел ее достать. Робин вскрикнул тоже, как будто ранили его. У Гая потемнело в глазах, висок прострелило огненной болью. Он шагнул на освещенное факелами пространство и рявкнул: — Стройся! Стражники замерли со вскинутыми арбалетами и луками. — Гиззи! — Вейзи направил коня к нему. — Какими судьбами? Ты вовремя... Гай пропустил его слова мимо ушей и скомандовал: — Кругом! В Ноттингем! Вейзи на миг остолбенел, а потом расхохотался. — Ты что, хочешь спасти девку, которая предпочла тебе другого? Я разочарован, — он помахал платком. — Взять его! И сжечь здесь все! Несколько стражников тронули коней, остальные колебались. Гай не один год был их командиром, они привыкли подчиняться ему. Он был жесток, управлял подчиненными железной рукой, но и заботился о них, чего никогда не делал Вейзи: покалеченные получали небольшое содержание, семьи погибших — виру. Но шериф представлял власть... — Стрелять! — приказал Вейзи. — Стоять! — одновременно крикнул Гай. Вперед выехал один всадник, снял шлем, и Гай узнал Марка. Десятник кивнул ему и привстал на стременах. — Стройся! Десятеро отделились от отряда и отъехали в сторону. — Измена! — Вейзи убрался под щиты тех стражников, которые пока стояли на месте. — Стреляйте! Еще четверо бросили щиты и присоединились к десятке Марка. Гай видел, как Робин перебежками пробирается к нему, целясь на ходу. Один стражник вскинул арбалет — и со стрелой в горле скатился на землю. Отряд разделился надвое, стражники целились друг в друга. Двое пустили горящие стрелы в деревню. Одна упала на стог сена, вторая — на крышу амбара. Солома занялась мгновенно. Тук с Уиллом бросились тушить стог, чтобы огонь не перекинулся на дома. Мач и Джон кинулись к амбару — крыша была плохо залатана, и над ней уже вился дым, могло загореться зерно. Из домов выскочило несколько крестьян. Взвились в воздух еще две горящие стрелы, и Алан, одетый Дозорным, метким выстрелом снял одного лучника. Из манора выбежал Фридрих с мечом, на пороге остался Ховард с топором, на случай, если кто-то из стражников попытается проникнуть внутрь... Закипел беспорядочный бой — не разобрать, кто из стражников на чьей стороне. Гай отбивался от двоих, Робин рубился с тремя, Альгер дрался дагой и арбалетом — меч он швырнул в стражника, целившегося в Джак. Марк прикрывал Гая, его десятка сражалась рядом. Над деревней стояло зарево — сдержать огонь не удалось. Бегали крестьяне с ведрами, голосили женщины... Вейзи Гай в этой свалке потерял из виду, а когда увидел снова — похолодел. Шериф целился в Робина, и стрелком он был далеко не худшим. Гай оставил меч в теле мертвого противника, выдернул из ножен на запястье кинжал Кадира, метнул... и опоздал на пол-удара сердца. Клинок пробил Вейзи руку в то же мгновение, как Робину в спину вонзилась стрела. — Ты не проклят. Скорее, наоборот. Помнишь, отец Суэйн сказал, что тем, кто чист сердцем, Господь посылает самых сильных ангелов-хранителей? — Угу... — Ну вот. А у тебя самое чистое сердце из всех, кого я знаю. Наверное, тебя бережет сам архангел Михаил. На месте Бога я бы точно отправил его тебя охранять. — Тогда уж Азраил. Гай... А если умирать начнут все подряд? Любой, кто со мной рядом? Что тогда? — Ничего такого не будет. День был тяжелый, вот тебе и мерещится невесть что. Еще и вино было крепкое. Спи. — С тобой же ничего не случится? — Все со мной будет хорошо. Честно-честно... Гай услышал вой, понял, что воет он сам — и свет померк. Мир заволокла багровая тьма, посреди которой из его сердца словно разворачивались огромные черные крылья. Острые клинки перьев рассекали грудь, разрывали легкие, крушили кости... Вдалеке кто-то истошно визжал на одной надсадной ноте.***
— Гай! Гай, стой! Настойчивый голос пробился сквозь черный огонь и алый туман. — Гай! Ну же, посмотри на меня. Он медленно повернул голову. Зачем смотреть? Там, за туманом, больше никого нет. — Гай, оставь его. Все, оставь. Он мертв. Оставить — кого? Здесь только один мертвец — он сам. Лба коснулось что-то прохладное, и огонь отступил. Алый туман крупными тяжелыми каплями стекал по темноте, истончался, за ним колыхались размытые силуэты. — Вот так, иди ко мне, Гай. Звуки долетали как через воду или песок. Он не хотел возвращаться, но голос не умолкал, не позволял раствориться во мраке, тянул за собой. Такой знакомый голос... Он через силу выпрямился, шагнул, вытянув руку — чьи-то пальцы переплелись с его пальцами, сжали. Туманная пелена разлетелась клочьями, и Гай вернулся в реальность. Силуэты обрели четкость, объем и цвет. Перед ним, опираясь на плечо Алана, стоял Робин. Бледный, грязный, с разбитой левой бровью, но живой. Гай перевел взгляд ниже и недоуменно нахмурился. Почему на нем красные перчатки? Он поднес руку к лицу и понял, что никаких перчаток нет. Есть только кровь. Штаны, бригандина — все было скользким от крови. Железо и соль на губах — тоже кровь. Кожу на лице стягивало, как будто он измазался илом, ресницы слипались — значит, кровь и там... И запах — металла, рвоты, испражнений. Запах смерти, растерзанной в клочья жертвы обезумевшего зверя. Гай помнил Вейзи с луком, стрелу в спине Робина, а потом на него обрушилась тьма. Значит, он убивал, и это видели... Но его не вязали и не тащили в церковь, чтобы священник изгнал из него демона. И вешать не тащили. А Робин держал его за руку. — Гай, — Робин смотрел на него, и во взгляде не было отвращения, только тревога. — Слышишь меня? — Да... — прохрипел Гай. Горло саднило, похоже, сорвал криком. — Ты... живой. — Живой, — Робин облегченно выдохнул, выпустил его руку. — И ты тоже. Гай огляделся. Перед манором и поодаль лежали мертвые стражники. В деревне все еще бушевал пожар, люди таскали ведра с водой, сбрасывали вилами горящую солому с крыш, затаптывали, засыпали песком. Среди крестьян мелькали кольчуги и черно-желтые плащи — выжившая часть отряда помогала тушить огонь. На втором этаже ярко светилось окно, то самое, из которого стреляла Мэриан. Гай боялся услышать ответ, но не спросить не мог, ведь в случившемся была и его вина. — А... Мэр?.. — С ней Джак. На пороге появился усталый Фридрих. Его серый щегольской дублет был прожжен в нескольких местах и заляпан бурым, волосы опалены, правая рука висела на перевязи. — Пришлось вырезать болт, но Джак сказала, что все обойдется. Робин слабо улыбнулся. — А еще она несколько дней не будет ругаться. На губах Фридриха тоже появилось подобие улыбки. Он отсалютовал Гаю с Робином здоровой рукой и ушел обратно в дом. Алан глянул куда-то вправо, побелел, отбежал подальше и его вырвало. Судя по цвету лица, не в первый раз. Гай посмотрел туда же. В кровавом месиве на земле только по сапогам и обрывкам одежды можно было опознать Вейзи. — Что... я сделал? Задавать вопрос было незачем, просто голос Робина был ему сейчас необходим, как воздух. — Ну... Ты голыми руками и кинжалом превратил Вейзи... вот в это, — Робин махнул рукой и поморщился. — Не бойся, все тушили пожар, видели только я, Альгер и Алан. Труп уберут и похоронят. Скажем, что твой конь его затоптал. Он в конюшне сейчас, Альгер привел. Гай не был уверен, что Робин говорит правду, но его и впрямь никто не хватал. И Фридрих с Аланом не шарахались. Значит, дела не так уж плохи, может, все решили, что раз Вейзи был чудовищем, справиться с ним могло лишь другое чудовище. А что Алан блевал — так это неудивительно. Гай вспомнил о погибшем парнишке. — Дейл, — окликнул он. Алан, старательно не глядя на останки, подошел ближе. — Что, сэр Гай? — Найди горшечника Томаса и скажи, что Мартин умер как воин, хоть и был сервом. Я выплачу ему вергельд за смерть сына. Тело лежит слева у дороги, накрыто моим плащом. Надо похоронить его, как должно. Алан кивнул и поспешил к крестьянам. — Ты меня долго не слышал. Робин смотрел не на Гая — на деревню. Зарево уменьшалось, значит, пожар смогли остановить. — Я думал, Вейзи тебя убил. По венам опять растекался холод. Робин пришел, вернул его из-за черты, где он почти потерял себя. Не побрезговал взять за окровавленную руку, хотя увидел воочию, на что Гай способен. Или просто старался не подать виду. Отдал долг жизни. — Как видишь, нет. Наискось вошла, справа. Жить буду, — Робин снова скривился. — Но заночуем в Найтоне, я в седло сейчас не сяду. Альгер поехал за Матильдой, Джак тоже ранена, недобитый один ударил в бедро. Обязанности шерифа пока возьмет на себя сэр Эдвард, я сказал ему забрать цепь... когда ее отмоют. И ему потребуется помощь. — Отведу тебя к Джак, пусть посмотрит твою рану, пока Матильды нет, а сам вернусь в Локсли, — спокойный тон давался Гаю с трудом. Хотелось накричать на Робина, чтобы уже высказал все, как есть. — С утра людей пришлю помогать, здесь отстраивать полдеревни. И скажу Данкану, чтобы готовился встречать хозяина. Думаю, сэр Эдвард первым делом восстановит тебя в правах. И, конечно, я готов ему помогать. — Злишься на меня? — Робин наконец повернулся, глянул исподлобья, как в детстве, когда Гай ругал его, и тяжело вздохнул. — Правильно злишься. Я опять натворил дел, да? — Есть немного, — Гай попытался улыбнуться, но губы одеревенели. — Пойдем. Ему хотелось вымыться, переодеться в чистое и сжечь все, на чем осталась кровь Вейзи. Хотелось в тишину, в темноту, забыться хоть ненадолго, ни о чем не думать, ничего не ощущать. Но сначала нужно было оставить Робина под надежным присмотром, убедиться, что они с Мэриан вне опасности. Робин вдруг покачнулся, Гай подхватил его и наткнулся на что-то острое. От громкого вскрика оборвалось сердце. Он выругался, сдвинул ладонь выше, чтобы не задеть проклятое древко еще раз, поднял Робина на руки, еще сильнее пачкая кровью зеленую куртку. Он ждал возмущенного «сам дойду», попыток отстраниться, но Робин безропотно обхватил его за шею. — Ты почему молчал?! — Забыл... Алан обломил ее, а наконечник нужно вырезать, — сдавленно просипел Робин. Дыхание уже давно перехватывало, боль все сильнее вгрызалась в спину, но он должен был удостовериться, что Гай здесь, с ним, все понимает и не превратится снова в берсерка. — Не злись... Гай невольно усмехнулся: то злись, то не злись. Все такой же непоследовательный. — Я не злюсь, — он пошел к дому, стараясь ступать ровнее. — Просто я вывалил на тебя столько грязи... И тогда, и сегодня. Душа не рубаха, не отстираешь. Незачем тебе пачкаться в этом. — На моей душе тоже грязи хватает. Я расскажу... потом, — Робин мотнул головой. — Прости, а? Я снова струсил... Но это было слишком... Мне надо было все обдумать. Но когда мы гнали сюда, и я не знал, увижу ли тебя живым... было еще хуже. Не уезжай. Я не только про Найтон, про Локсли тоже. Ори на меня, можешь врезать, только не уезжай... Гай резко остановился — словно налетел на невидимую стену. Робин не отворачивался от него. Хотел, чтобы он остался. Не ради помощи сэру Эдварду, не ради Мэриан — просто хотел его видеть, и сейчас, и в Локсли. Лед внутри медленно начал таять. — Бить-то за что? А орать завтра буду, сегодня я на тебя просто посмотрю. Он поднялся по ступеням, уперся плечом в тяжелую дверь, осторожно, чтобы не тряхнуть Робина, открыл. Просторное хозяйственное помещение первого этажа выглядело, как при осаде: скамьи и бочки сдвинуты, перегораживая путь в дом и на галерею, мешки с углем свалены в кучу. Гай обогнул баррикаду, дверь в дом оказалась распахнута и подперта поленом, не пришлось открывать. — Завтра... это хорошо, — Робин держался на одном упрямстве. Рану жгло так, словно на спину плеснули кипящим маслом. Он знал, что стоит замолчать, и быстро провалится туда, где боли нет. Но там не будет и Гая, и Робин цеплялся за эту боль, как за якорь. — Кто тебя назвал Сейиф аль-Иблис? Ассасин, который был с тобой? Гай подавил вздох. Конечно, можно уйти от ответа, но Робин ведь не отстанет, это тоже ничуть не изменилось. — Нет, второй. Но этот тоже звал так. Он научил меня ценить жизнь. — А еще чему научил? — От любопытства кошка сдохла, — Гай хмыкнул. — После расскажу. И покажу. Обещаю. В охотничьем зале никого не было. Свечи в канделябрах почти прогорели, на столе остался нетронутый ужин. Со второго этажа доносились приглушенные голоса, шаги, лестницу расчерчивали полосы света. — Я верну тебе Гисборн-холл, — пробормотал Робин. Почему-то казалось важным сказать это сейчас. — Завтра же напишу новую дарственную... — Подождет, — проворчал Гай. Возвращение родового поместья — последнее, что имело для него значение в данный момент. — Завтра ты будешь пить все, что велят Джак с Матильдой, и лежать. И послезавтра, и через неделю. Рано или поздно принц Джон узнает о смерти Вейзи. Если он пришлет войско, тебе надо быть на ногах. — Справимся как-нибудь, — в слабом голосе Робина послышались бесшабашные нотки. — Я что-то придумаю... «Как-нибудь» и «что-то придумаю» сулили проблемы разной степени сложности. Гаю было что сказать на этот счет, однако он благоразумно промолчал. Между ними многое недоговорено, и без споров не обойдется, но это будет потом. А сейчас Гай нес Робина к светлому пятну открытой двери, чувствовал биение его сердца — и тьма внутри засыпала, убаюканная этим ощущением.