Вечный

4 года назад. Польша. Гощковице. Дождь лил всю ночь, и к утру глинистая дорога превратилась в цепь огромных луж, притом некоторые вполне могли претендовать на то, чтобы именоваться озером. Аллен выбрался из мокрого прошлогоднего стога, в котором провел ночь, и, максимально обострив восприятие, настороженно осмотрелся. Вокруг на расстоянии пяти миль не было ни единой живой души – естественно, человеческой, поскольку еще до ночлега он разобрался со всеми местными акумами. Аллен передернул плечами и ускорив свое восприятие, резко встряхнулся, словно большой лохматый пес, вылезший из воды. Юноша улыбнулся, раньше он мог вызвать в себе эту способность только в минуту гигантского нервного напряжения, когда его могли с лёгкостью обнаружить или искатели с экзорцистами, или ной, а сейчас, поди ж ты, ему просто не захотелось тратить время на то, чтобы слегка почистится. Хмыкнув своим мыслям, Аллен неторопливо двинулся вперед. Свою встречу со старцем Уолкер вспоминал часто и всегда с улыбкой. Еще бы! Как это говорится? «Неисповедимы пути Господни» ?..Но, чтобы Творец всеблагой и всемогущий в ответ на вопрос: «Что мне надо делать?» - пожал плечами и сказал: «А хрен его знает, сам разберешься», - это, знаете ли… Аллен обогнул ствол поваленного дерева и настороженно замер. В придорожных кустах кто-то был. Он чуть усилил обоняние и слух и удовлетворённо кивнул. Трое, нет, четверо. И собака. Уолкер скинул с плеч дорожный мешок со сменой белья и повернулся к кустам: -Эй, вы там, у вас что, принято таиться от добрых людей по кустам? Некоторое время в кустах было тихо, потом ветки, и на дорогу выбрались трое крупных, кряжистых мужиков, одетых во что-то среднее между ливреей и униформой. Они застыли на месте, недобро глядя исподлобья на Аллена. Четвертый и собака не показывались. Что ж, вполне разумная предосторожность. С минуту молчали все, потом самый здоровый, с сединой во всклоченной бороде разлепил толстые губы и ворчливо произнес: -А почем я знаю, что ты добрый? -А почем ты знаешь, что я злой? – возразил Аллен. -А так спокойнее, - справедливо заметил мужик. Уолкер усмехнулся и кивнул головой: -Пожалуй ты прав. Мужик несколько мгновений не сводил с юноши пристального взгляда, потом хмыкнул: - из Трыбунальского идешь? – беловолосый кивнул Мужики, оторвав глаза от Аллена, перемигнулись и опять уставились на него. Повисшее молчание на сей раз нарушил старший. -А шел бы ты, парень, в другую сторону. – Сказал он нетерпеливо -Это почему? – удивился Аллен. Старший то ли вздрогнул, то ли пожал плечами и после минутной паузы пояснил: -У нас тут не любят всяких… Аллен качнул головой и, стараясь, чтобы его голос звучал несколько униженно, сказал: — Мне и всего-то нужно — стол да постель… Мужики снова быстро переглянулись, и Уолкеру показалось, что двое явно замышляют что-то недоброе. Старший, однако, еле заметно качнул головой и, повернувшись к Аллену, с деланным равнодушием пожал плечами: — Ну, как знаешь. Мое дело — предупредить. Все еще немного помолчали, потом мужики повернулись и бочком двинулись обратно в чащу, а Уолкер, проводив их взглядом, принялся снова месить дорожную грязь. Как только поваленный ствол скрылся за поворотом дороги, Аллен скользнул в придорожные кусты. Он отбежал от дороги, залез под упавшую сосну и, бросив на мокрую землю плащ, лег, укрывшись от нескромных взоров густыми еловыми лапами. Как оказалось, предосторожность не была излишней. Вскоре по опушке леса на другой стороне дороги, громко бухая сапогами, пробежал парень с большой лохматой собакой на коротком поводке. Напротив того, места, где Аллен свернул в чащу, собака на мгновение притормозила, натянув поводок, но парень ругнулся сквозь зубы и рванул поводок, собака послушно потрусила следом. Уолкер удовлетворенно кивнул. Четыре человека с собакой — не слишком ли много для простого дозора, хотя и недостаточно для серьезного сопротивления на случай внезапного появления врага. Аллен поднялся с земли, решив, что надо уходить. Скоро парень поймет, что потерял след, и повернет назад. Только в обратную сторону он, скорее всего, пойдет по этой стороне дороги и на сей раз будет внимательнее к своей собаке, так что, если Уолкер хочет попытаться его обмануть и избежать схватки, шанс только один. Аллен высунул голову из-за кустов и, быстро осмотревшись (благодаря своему обостренному восприятию Аллен слышал, как парень, уже скрывшийся за поворотом дороги шагах в сорока впереди, шлепал сапогами по мягкой траве), шустро перескочил через дорогу и побежал следом за парнем. Судя по всему, пес был не специально выведенной и хорошо обученной ищейкой, а обыкновенной-деревенской дворнягой, разве что чуть умнее других да нюхом поострее. Да и парень явно не производил впечатления крутого розыскного или большого интеллектуала. Вполне возможно, что, когда пес унюхает след Уолкера и потянет за собой хозяина, тот решит, что он пытается его повести по их же собственному старому следу, а результат будет таков — пинки псу и никаких неприятностей для Уолкера. Но как бы то ни было, подобная манера встречать прибывающих вдали от деревни наводила на определенные размышления. Аллен утвердительно кивнул самому себе и, чуть снизив восприятие, углубился в лес. Там он затаился и стал ждать. Минут через пять из-за поворота снова донесся топот, слышимый даже обычным ухом. Аллен сощурился, всматриваясь. По другой стороне дороги приближалась «сладкая парочка». Аллен приник к сосновому стволу и замер, стараясь не дышать. Когда парень с псом пробегал мимо того места, где Аллен пересек дорогу, пес опять попытался вильнуть в сторону, но хозяин сердито пнул его под ребра и потянул за собой. На его взмокшей туповатой физиономии был написан страх, а, судя по изношенной униформе, он отнюдь не принадлежал к верхушке славного воинства, стоявшего дозором на дороге. По-видимому, исчезновение преследуемого (а после увиденной сценки Аллен уже не сомневался в том, что ему удалось оторваться, хотя бы на какое-то время) создавало проблемы не только для пса, но и для парня. При этой мысли Аллен усмехнулся и, подождав, пока парочка скроется за поворотом, вскочил на ноги. Пройдя какое-то расстояние по лесной дороге, прихотливо извивавшейся среди деревьев, он свернул в чащу, прибавил шагу и устремился вперед так быстро, что его вряд ли смог бы кто-нибудь догнать. Примерно через полчаса он оказался на лесной опушке, где и остановился неподалеку от покосившейся жердяной изгороди, окружавшей, судя по всему, довольно крупную деревню, дворов на пятьсот, не меньше. Аллен огляделся. Там, где он стоял, околица подходила к самому лесу, а с другой стороны, где в деревню вливались две дороги, по одной из которых он и шел, тянулись поля. Аллен постоял еще немного, раздумывая и в то же время сосредоточенно вслушиваясь, всматриваясь и даже внюхиваясь в залитую полуденным солнцем деревню. Все было спокойно и даже как-то… умиротворенно. Но тогда зачем и почему была устроена засада у дороги? Уолкер перебирал в уме всевозможные варианты разгадки, не в состоянии остановиться ни на одном. Деревня как деревня. Коровы, свиньи, лошади, от которых в полуденной жаре плыл навозный запашок. Из домов доносились привычные звуки. Нигде не было слышно ни крика, ни ругани, кроме одного дома, стоявшего довольно далеко от Аллена, где ссорились двое, явно муж и жена. Насколько можно было понять, супруги разошлись во мнениях относительно приемлемости количества домашнего бренди, употребленного главой семьи. Аллен хмыкнул и уменьшил остроту восприятия. Всякий раз, когда он становился невидимым свидетелем таких сцен, ему было как-то неловко, как будто он подсматривал в замочную скважину. Оглянувшись по сторонам, Аллен со вздохом двинулся к деревне… Он пришел сюда, чтобы спрятаться здесь, пока не пройдет тот день, когда он якобы погиб. Такого как он, вряд ли станут искать в такой глуши, надо было как-то устраивать свою жизнь на ближайшие полгода. Воткнуть, приподнять, повернуться, метнуть, воткнуть, приподнять, повернуться, метнуть… Аллен наполнил тележку и воткнул в навоз пятизубые вилы. Он жил у Домата и Беаты вот уже почти три месяца. Хозяева оказались почти нищими, а хворь, привязавшаяся к Домату этой весной, вообще поставила их на грань полного разорения. Домат лишь неделю назад начал понемножку вставать, а Беата, как ни билась, не могла уследить одновременно и за огородом, и за скотиной. Сегодня он закончил со свиными загонами, осталось три стойла, в двух из которых имелся только навоз и никакой скотины, и небольшой курятник. Работа была не тяжелая, но долгая и нудная. Хотя в детстве, когда он был еще учеником Кросса, ему приходилось заниматься и не таким чтобы хоть как-то заработать на жизнь. Выйдя из небольшого сарайчика Уолкер с удовольствием потянулся, слегка разминая уставшие мышцы. У ворот тут же возникла Отилия. Она, подбоченясь, стала у створки и, приподняв плечи так, чтобы крепкая грудь сильнее натянула материю блузы, уставилась на него своими яркими черными глазами. Юноша с усмешкой подумал, что она, как и почти все местные девицы, считает его выгодной партией. Молодой, работящий парень без родни поблизости… А кто из крестьян откажется от лишней пары умелых рук? -Эй, парень, если ты не торопишься, то у нас сегодня свежие вареники с сушеной вишней. -Ну, если вареники… - протянул Аллен слегка хмыкнув. Отилия извернулась всем телом и, кокетливо отбросив на спину косу, еще раз стрельнула глазами в его сторону, а потом, игриво хихикнув, побежала через двор к добротному двухэтажному дому, первый этаж которого был из камня, а второй из дерева. Семья Отилии была одной из самых зажиточных в деревне. Так что, будь он на самом деле деревенским увальнем, неизвестно какими ветрами занесенным так далеко от родного дома, каким старался казаться, над столь заманчивыми перспективами, на которые Отилия намекала не только словами, но и всем своим жарким телом, касаясь Аллена то рукой, то бедром, то животом, то крепкой грудью слишком часто, чтобы это могло сойти за случайность, стоило бы как следует подумать. Но такое близкое знакомство не входило в его планы. Он спокойно пережил лето, успешно отбиваясь от местных молодух, пытавшихся залезть к нему в штаны. В силу своего возраста Аллен конечно пару раз чуть не поддался на такие откровенные зовы молодого девичья тела. Однако при здешних патриархальных нравах подобные выходки могли сильно осложнить ему жизнь здесь. Так что он вел целомудренный образ жизни, а это делало его в глаза многих отцов и матерей местных девушек самой желанной партией. Войдя в комнату, Аллен застал всех старших членов семейства уже за столом. Он невольно остановился на пороге. Когда Отилия пригласила его на ужин, он ожидал чего-то вроде того вечера у Домата и Беаты три месяца тому назад, когда ему предложили остаться в деревне еще на некоторое время. Недаром Тарас несколько раз заводил разговор о том, что его сестренка уже в самом соку, да и он Остану нравится, но Уолкер либо молчал, либо лениво отшучивался, но, чтобы так, всей семьей… Остан, как всегда, последним поднял глаза на беловолосого и несколько мгновений мерил его уже привычным оценивающим взглядом, потом указал ему на место по правую руку от себя: -Садись, работник, поснедаем. Аллен мысленно лишь покачал головой. Место по правую руку… кажется, сегодня ему собираются предложить что-то большее, чем просто жилье на оставшиеся еще три месяца. Он скинул стеганую куртку и, сполоснув руки под небольшим умывальником у двери, подошел к столу и уселся на указанное место. Остан сумрачно кивнул. Все поднялись и, сложив руки на животе, забормотали молитву. Аллену пришлось тоже оторвать от табурета свой зад, погрузневший за последние месяцы из-за мучной болтушки да сала, и принять смиренную позу. «Отче наш, иже еси…» Когда молитва закончилась, все уселись и принялись за еду. Уолкер несколько расслабился, однако оказалось, что сюрпризы еще не кончились. Стоило мужчинам зачерпнуть по одной ложке, как Отилия метнулась к занавеске и достала из буфета несколько больших бутылок темного стекла с домашним бренди. Аллен мысленно усмехнулся. Здешние крестьяне не начинали ни одного серьезного дела, не пропустив предварительно по стаканчику этого вонючего пойла. Когда все утолили первый голод и было выпито уже с пяток стаканчиков, Остан обратился к Аллену: — Ну и как тебе у нас? Аллен отложил в сторону ложку и, слегка подавшись назад, повернулся к главе семьи: — Нормально. Люди добрые. — Люди… — Остан фыркнул и скривил губы в холодной, презрительной усмешке. В деревне говорили, что он частенько поколачивает не только жену, но и взрослых сыновей и их жен, прошел даже слух, что он живет со старшей невесткой, но Уолкеру в его пестрой жизни доводилось слышать о еще более странных вещах, так что он относился к этим слухам спокойно. Разбираться в том, что из этих слухов правда, а что — выдумка, ему было ни к чему. Единственное, на чем сходились все, было вот что: Остану лучше не перечить. Аллен, не открывая рта, выжидательно смотрел на хозяина, а тот, вдруг весь передернувшись, сердито отшвырнул вилку и заговорил злобно, брызгая слюной: — Тоже мне, люди… Голытьба и бездельники! Я вообще не могу понять, как это господин барон позволяет им так долго испытывать свое терпение. — Остан ощерился и стал похож на злобную больную крысу. — Слава богу, молодой барон, кажется, понял, что с этими лентяями не стоит церемониться, и взял хозяйство в свои руки. Те, кто не сможет выплатить ленные к началу лета, сильно пожалеют об этом. — Остан поджал губы и, бросив на Уолкера обеспокоенный взгляд, сбавил тон и дальше говорил уже спокойнее, даже попытался изобразить улыбку. — Так что скоро все пойдет как должно. — Он кивнул Отилии, которая, как и остальные, сидела съежившись на своем месте, ожидая, пока у отца пройдет эта внезапная вспышка гнева. — Налей. Отилия проворно вскочила и, схватив бутыль, тут же осторожно наполнила стопки, стоявшие перед отцом и Алленом. Они молча выпили. Остан крякнул, подцепил вилкой соленый гриб и, отправив его в рот, снова обратился к Уолкеру: — Вот что, пришлый, у нас к тебе предложение. — Он сделал паузу, стараясь понять, как отнесется к этому Аллен, но тот продолжал мерно жевать. Остан нахмурился, но решил все же продолжать дальше, хотя и говорил теперь уже не так живо, как начал. — В деревне о тебе говорят хорошо, да я и сам вижу, что ты не лентяй, с хозяйством управляешься неплохо, да и голова есть на плечах. Почему бы тебе не пойти ко мне в зятья? Аллен чуть не поперхнулся. Вот так предложеньице. «Почему бы тебе не купить мою корову?» Остан принял его оторопь за нерешительность и решил слегка поднажать: — Отилия у меня в самом соку, а в доме нужен парень с головой. На кого еще хозяйство оставить? На этих, что ль? — Остан презрительно кивнул в сторону сыновей, один из которых дернулся было, но сдержался и остался сидеть, как сидел. Лишь склонил голову к самой тарелке. Уолкер молча прожевал гриб, проглотил и мотнул головой: — Прости, хозяин, но я не собираюсь жениться… — Если бы Аллен на этом и остановился, то все еще могло кончиться хорошо, хотя и это вряд ли. Но то ли местное пойло оказалось на этот раз слишком крепким, то ли еще по какой причине его развезло — и он совершил ошибку: вдруг решил дать Остану совет. Глубокомысленно наморщив лоб, он добавил: — Да и в любом случае это было бы не самое удачное решение. Остан ошеломленно выпучил глаза и побагровел. Но Аллен не заметил этого и продолжал заливаться соловьем: — Посуди сам. Ты ищешь такого мужа для своей дочери, который бы стал тебе хорошим подспорьем, но не смел бы тебе перечить, так же, как и твои сыновья. Но это невозможно… — Аллен походя отправил в рот кусок вареника, прожевал в полной тишине, проглотил и продолжил дальше: — Не пройдет и недели, как ты примешься давить на меня, как давишь на них, да только я не поддамся. Уолкер сделал паузу и, глядя на Остана, заговорил снова: — Ты думаешь, мой отец был сильно счастлив, когда я собрался покинуть ферму? — Аллен развел руками и, покачнувшись, самодовольно улыбнулся. — Однако, как видишь, я тут, а не на ферме отца. Так что все кончится тем, что мы с тобой вдрызг разругаемся и… Тут Уолкер наконец заметил мрачное выражение на лицах, всех сидевших за столом и замолчал. Было видно, что его слова произвели совсем не тот эффект, которого он ожидал. Когда же он искоса взглянул на Остана, то все стало ясно. Они с Останом никогда ни о чем долго не разговаривали, так что тот и понятия не имел, что Аллен за человек. Так, перебросятся парой фраз у загона, когда Уолкер забирает одолженную лошадь, а Тарас в своих докладах обращал внимание больше на то, что ему казалось просто виртуозной работой. К тому же Аллен, встречаясь с хозяином, старался больше держать язык за зубами, помня о характере Остана и справедливо опасаясь получить от ворот поворот за какую-либо промашку, так что Остан слабо представлял, кого он наметил себе в зятья. На первый взгляд все выглядело неплохо. Пришлый парень, без родни, вроде без особых претензий — ведь не всякий согласился бы остаться жить у нищего Домата, — к тому же толковый и работящий, да и Отилии нравится… Аллен досадливо крякнул и поднялся из-за стола: — Что ж, хозяева, спасибо за угощение, — и направился к двери. Уолкер уже протянул было руку к ручке двери, когда его настиг резкий, визгливый окрик: — Стой! Аллен замер и медленно повернулся. Остан смотрел на него, пылая злобой. Этот пришлый осмелился перечить ему. ЕМУ. Остан повел головой из стороны в сторону, словно пытаясь проглотить застрявший в горле ком, сглотнул и заговорил снова все тем же визгливым голосом: — Я еще не решил, как ты будешь расплачиваться лошадь. Аллен удивленно покачал головой: — Мы же решили еще до того, как ты первый раз позволил мне запрячь ее в упряжь. Остан скривил рот в презрительной усмешке: — А я передумал! От криков Остана он почувствовал, что вот-вот взорвется. Но это было ни к чему. Он в упор посмотрел на Остана, усмехнулся и пожал плечами: — А это уж твоя проблема. Остан вздрогнул. Еще никто и никогда не смел так с ним разговаривать. Кроме молодого барона. Но тот стоял слишком высоко на иерархической лестнице, а этот пришлый… Остан оскалился: — А ну, сыны, поучите-ка его вежливому обращению. Сидевшие за столом парни все трое разом отодвинули табуреты и, вскочив на ноги, двинулись на Уолкера. Тот удивленно воззрился на Остана: — Послушай, хозяин, не надо бы этого. Сказать по правде, я ведь во время своих странствий занимался не только крестьянской работой… — Тут Аллен присел, пропуская над головой тяжелый кулак, и увернулся от другого. Поначалу он рассчитывал обойтись легкой потасовкой с минимальными повреждениями, но, взглянув мельком на пышущего злобой Остана, понял, что дело плохо. Он стиснул зубы, увертываясь от пинка в пах, и скользнул в боевой режим. Когда Уолкер остановился и понизил скорость восприятия, по ушам ему ударил многоголосый женский крик. Остановы невестки вопили, уставившись на валявшихся на полу мужей, но не решаясь броситься к ним на помощь, а Отилия как завороженная смотрела на него. Впрочем, невестки, как показалось Уолкеру, вопили скорее из страха перед свекром, чем перед ним. Остан с побелевшим лицом сидел, откинувшись к стене. Аллен полоснул его суровым взглядом, шагнул к поверженным противникам и пощупал пульс у всех троих, чем вызвал новые вопли невесток. Он так давно не занимался ничем подобным, что испугался, уж не переборщил ли он. Без тренировки в режиме ускоренного восприятия легко было не рассчитать силы и ударить крепче, чем нужно, а ведь если не считать стычек с приятелями Никатки, то последний раз он серьезно дрался почти 2 с половиной года тому назад. Но, слава богу, все обошлось, мужики были живы и почти здоровы, хотя кое-где у них будет два-три дня довольно сильно болеть, а в одном месте даже подольше. Уолкер окинул взглядом испуганные женские лица и, посмотрев на Остана, покачал головой: — Зря ты это, — повернулся и вышел из комнаты. Услышав стук двери, захлопнувшейся за Уолкером, Остан проглотил слюну и в бессильной ярости смахнул со стола на пол попавшиеся под руку тарелки. Потом обвел злым взглядом съежившихся родичей и прошипел сквозь зубы: — Он мне за это заплатит. Аллен затянул горловину мешка и окинул взглядом комнату. Домат и Беата понуро сидели на скамье, неотрывно следя за ним глазами. Уолкеру вдруг стало неловко, он отвернулся и еще раз окинул глазом убогую комнатенку, ставшую такой привычной за три с лишним месяцев. За лето он заново проконопатил щели между древесными стволами, а за окном блестели свежей эмалью новый чан. Под новый урожай управляющий барона выдал Домату кредит. Слава богу, это произошло еще до того, как Аллен рассорился с Останом, а то бы не видать им этого кредита как своих ушей. Управляющий, несмотря на неистовство Остана, скрепя сердце решил дожидаться урожая. Ибо за пропавший кредит барон взгрел бы его почем зря, а так хоть была надежда, что деньги все-таки вернутся. * * * Однако Остан не унимался. Два дня назад он заявился к Домату вместе с молодым бароном. Как раз во время завтрака дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник высокий, стройный молодой человек с тонкими усиками над верхней губой и надменным выражением лица. Беата вздрогнула, а у Домата задрожали руки. Молодой человек шагнул через порог и, брезгливо оглядывая комнату, стянул с рук перчатки. Уолкер посмотрел в окно. На дворе стояли с десяток дюжих парней в ливреях, очень похожих на те, в которые были одеты мужики, встретившиеся ему на дороге весной, а рядом маячили фигуры Остана и его старшего сына, которые явно чувствовали себя не в своей тарелке. Хотя Остан, как обычно, хорохорился. Домат вскочил с трясущимися губами и, подбежав к гостю, неловко бухнулся на колени: — Ва-ва-ваше… Молодой человек небрежно отмахнулся и, обойдя стоявшего на коленях Домата, уселся на его место: — Перестань, хозяин Домат, что за замашки времен тиранского средневековья! Уолкер понял, что эта фраза была обращена скорее к нему и должна была показать, что молодой барон достаточно образован, чтобы знать о средневековье. Барон между тем повернулся к Уолкеру и в упор уставился на него, разглядывая с уверенной бесцеремонностью человека, который считает себя вправе руководствоваться только своими собственными желаниями и решениями, не обращая внимания на мнение окружающих. Во всяком случае, тех, которые сейчас находились рядом с ним. Аллен усмехнулся про себя и неторопливо отложил вилку, всем своим видом показывая, что он бывал и в лучших компаниях, но стараясь, однако, чтобы это выглядело не слишком вызывающе. Кто его знает, что может прийти в голову этому хлыщеватому типу? В подобных деревнях всякое громкое происшествие становится предметом пересудов на долгие годы. Он и так уже за лето дал достаточно пищи для разговоров, а после стычки в Остановом доме… Так что, возможно, еще лет десять, рассказывая о каком-то семейном событии, тут будут уточнять: «Так это было через три месяца после того, как у хозяина Домата жил тот пришлый». Но что делать? Он не мог спокойно смотреть, как из-за болезни хозяина окончательно рушится хозяйство, да и весь тот нехитрый мирок, в котором жили Домат и Беата. Если бы он сидел сложа руки, то вслед за ним по проселкам Польши отправились бы в путь и Домат с дочерью, гонимые нищетой. А сейчас у них появился шанс. Но все же Уолкеру не хотелось слишком сильно светиться. Молодой барон отвел взгляд от Аллена, лениво протянул руку над столом, взял кончиками пальцев немножко капусты с деревянного блюда и, отправив в рот, снова повернулся к Домату, все еще стоявшему на коленях: — Ну что, хозяин Домат, когда будешь отдавать долг? — Ваша милость…, Да я… Да если… Барон поморщился: — Ай, перестань, Домат, ты обещал мне еще прошлой осенью, что к весне найдешь деньги. И, как я слышал, ты их действительно нашел. — Он наклонился вперед, уперев в Домата настойчивый взгляд, и продолжил злобно-вкрадчивым тоном: — И куда же ты их дел? Домат задрожал. Тут Аллен не выдержал и вмешался: — Ваша милость, разве эти деньги пропали? Если вы сейчас отберете усадьбу и найдете на нее покупателя, то стоимость ее уже будет почти в полтора раза больше, чем в прошлом году, а если согласитесь подождать, то через два года вернете все до последнего цента. На третий год получите еще и хорошие проценты по отсрочке. Барон повернулся к Аллену и смерил его насмешливо-удивленным взглядом, делая вид, будто только сейчас заметил его присутствие, однако, когда он заговорил, в голосе его слышалась злость. — И кто это тут решил, что может давать советы МНЕ? — Барон все еще старался сохранить легкий, насмешливый тон. Но злость прорывалась наружу, несмотря на все его старания. Тем более что он не привык сдерживать свои чувства. Уолкер тут же пожалел о своем порыве, запнулся и, стараясь не встречаться глазами с бароном, сказал, пожав плечами: — Я что, решать вам, ваша милость. Барон скривил губы в улыбке: — Тут ты прав, пришлый, решать мне. — Он поднялся и, подойдя к окну, махнул рукой. Мгновение спустя появился Остан, его сын и четверка лакеев. Остан шагнул через порог, со злорадством посмотрел на коленопреклоненного Домата, не преминул кинуть злобный взгляд на Уолкера, стянул с головы шапку и с какой-то странной смесью подобострастия и кичливости поклонился молодому барону. Тот небрежно кивнул в ответ и спросил, презрительно цедя сквозь зубы: — В чем ты обвиняешь этого человека, хозяин Остан? Остан злобно ощерился и визгливо затараторил: — Нанесение ущерба здоровью, оскорбление и хула, небрежение обязательствами. Барон повернулся к Уолкеру. Тот пожал плечами: — Простите, ваша милость, но обвинение ложно. Барон пренебрежительно усмехнулся: — Ты что, обвиняешь одного из самых уважаемых хозяев деревни в нарочитой лжи? Аллен понял, что рассчитывать на то, что удастся остаться незаметным и незамеченным, больше не приходится. Но делать было нечего. Он почувствовал, как в душе закипает злость, поднял глаза на барона и, спокойно встретив его взгляд, проговорил, отчетливо произнося каждое слово: — Да, я считаю, что обвинение хозяина Остана есть не что иное, как месть с его стороны за то, что я не согласился стать его зятем. Наступила мертвая тишина. Слова Уолкера, сказанные им при полудюжине свидетелей, уже сегодня же к вечеру разнесутся по всей деревне, и, если раньше многие осмеливались говорить о причинах конфликта Уолкера с Останом лишь шепотом, то теперь, вне всякого сомнения, это заявление станет главной новостью недели на две, не меньше, и все это время ни Остану, ни Отилии, ни ее матери лучше будет не показывать носа на улицу. Да и остальным членам большого Останова семейства тоже. Засмеют. Остан побагровел, а его сын даже на миг забыл о трепке, полученной недавно от Аллена, и угрожающе качнулся вперед. Правда, он тут же опомнился и, покосившись на отца, замер у его плеча в несколько нелепой позе. Барона же, напротив, слова Уолкера и последовавшие за ними телодвижения Останова сынка только позабавили. Вдоволь насладившись картиной, он повернулся к Аллену и, растягивая слова, произнес: — И ты можешь это доказать? Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, затем Уолкер, решив, что не стоит еще больше обострять ситуацию, заставил себя отвести взгляд в сторону. Барон, приняв это как свою победу, чуть искривил кончики губ в некоем подобии улыбки и, наклонившись вперед, негромко произнес: — Допустим, этот так, но здесь я — суд и именно я решаю, какие доказательства принимать во внимание, а какие нет. Аллен насмешливо улыбнулся: — В сорока милях отсюда город, а там представитель трибуната, так что… — Он развел руками, давая понять, что вопрос не столь однозначен, как кому-то кажется. Барон, хихикнув, добавил: — Так ведь туда надо еще добраться. Уолкер с улыбкой пожал плечами. Барон побагровел и, повернувшись к своим людям, свирепо рявкнул: — А ну-ка проучите этого… Лакеи грозно двинулись на Аллена. Домат охнул, Беата тоненько вскрикнула. Аллен быстро оглядел противников. Здоровенные туши, увитые сырыми, узловатыми мышцами. Он мысленно сморщился: «Быки — грубая сила и никакой сноровки». Даже не будь у него необычных способностей, они все равно не представляли бы серьезной угрозы для него, пусть и растерявшего некоторые свои навыки за несколько лет спокойной жизни. Однако драка в комнате означала бы порядочный разгром, так что лучше было бы переместиться во двор, а если уж драться тут, то надо покончить со всем быстро и круто. Аллен решил, что, пожалуй, последнее предпочтительнее, если учесть, что во дворе толпилось еще человек семь. Это обещало не слишком кратковременную схватку, без крови дело явно не обошлось бы: нескольким молодцам так или иначе пришлось бы что-нибудь да сломать, иначе потасовке не было бы конца. «Итак, деремся тут. Ладно, где наша не пропадала». Уолкер привычно скользнул в боевой режим и прямо с лавки стремительно бросился вперед, поднырнув под замершую в воздухе руку с плеткой и в броске мягко толкнув ее так, чтобы лакей грохнулся на спину посреди комнаты, не задев ничего из обстановки. За пять шагов, отделявших его от двери, Уолкер легкими тычками расшвырял находившихся в комнате лакеев и Остана с сыном, метя так, чтобы все шмякнулись об стену там, где ничего не стояло. И все же, видимо, перестарался, поскольку от почти одновременного удара дюжих тел о бревенчатые стены дом вздрогнул и со стены рухнула полка с посудой. Аллен остановился на пороге, вышел из боевого режима и, небрежно усмехнувшись, кивнул в сторону окна: — Те, что на дворе, тоже пришли меня учить? Барон, ошалело переводивший взгляд с одного скорчившегося тела на другое, при этих словах Уолкера вздрогнул и, слегка пошатнувшись, повернулся к нему. Мгновение он испуганно смотрел, на Аллена, затем, опустив глаза хрипло пробормотал: — Э… Как это тебе удалось? Уолкер усмехнулся: — Как я уже говорил хозяину Остану, когда он приказал сыновьям проделать со мной что-то вроде этого, во время странствий мне приходилось заниматься не только крестьянской работой. Барон помолчал, наморщив лоб и словно бы о чем-то напряженно размышляя, потом поднял глаза на Уолкера: — Слушайте, э-э… — Барон выразительно смотрел на Аллена, давая понять, что хотел бы обратиться к нему по имени, но Уолкер продолжал молчать, решив: после всего, что произошло, тот обойдется и без представления, и барон сдался: — Милейший, вы бы не хотели вступить в мою дружину? Аллен скривился: — Чтобы грабить беженцев на дороге? Барон вздрогнул, как от пощечины, а Уолкер между тем продолжал: — Не беспокойтесь, барон, я собираюсь не позже чем через пару дней отправиться дальше, — и, заметив, какой радостью блеснули под стеной глаза Остана, добавил: — Впрочем, я намерен в ближайшие год-два еще раз посетить здешние места, скорее всего, вместе с группой… старых приятелей, проведать своих друзей, посмотреть, как у них идут дела… — И после грозной паузы закончил: — И навести порядок, если кто портит им жизнь. Барон покраснел и скрипнул зубами, но не решился произнести ни слова. А Уолкер еще раз обвел взглядом присутствующих, избегая смотреть лишь на Домата и Беату, круто повернулся и вышел за дверь, направившись в дальний конец дома, туда, где помещался хлев. Для этого у него не было особых причин, но он решил не создавать лишних проблем хозяевам — надо было дать возможность гостям покинуть дом так, чтобы не казалось, будто он их вышвырнул. Когда через несколько минут он вернулся, в комнате были только Домат, бросивший на него испуганный взгляд, и Беата, которая, не поднимая головы, сметала осколки посуды сорговым веником. Уолкер вздохнул. Наверное, все это время он действовал не так. Вместо достатка и безопасности он оставляет Домату и Беате близкое ожидание нищеты и страх. Ни барон, ни Остан никогда не простят им того унижения, которое испытали. О господи, Творец прав: все, что из него получилось, — это неплохой рубака и повеса и ему никогда не стать ничем большим. Аллен горько усмехнулся и пошел кидать навоз в горловину бесматкоровой колонны. Слава богу, хоть в этом деле от него был какой-то прок. И вот настал день, когда Аллен должен был покинуть этот дом и его обитателей, так и не придумав ничего, что могло бы им помочь. За последние два дня к ним не заглядывала ни одна соседка и ни одна Беатина подружка. Они оказались в некоем вакууме, будто выброшенные из жизни деревни, которая затаилась в ожидании, чем же все кончится. Ибо никто, даже сам Уолкер, не тешил себя надеждой, что молодой барон стерпит то, что с ним произошло. Джокер разрывался между желанием остаться и опасением, что от этого может стать только хуже. Аллен вздохнул и закинул мешок за плечо: — Ну… Прощайте, хозяева. Домат подошел к Уолкеру, неловко стиснул ему руку и тут же отошел в сторону, а Беата протянула ему узелок и, моргнув поблескивающими глазами, ткнулась дрожащими губами в его щеку. Аллен слегка смутился. Уолкер еще немного потоптался, потом повернулся и шагнул было к двери и тут же остановился, ибо в следующее мгновение дверь распахнулась и на пороге показался молодой барон. Аллен чуть не скользнул в боевой режим, настолько сильно на него пахнуло опасностью, но за спиной барона смутно виднелся только один человек — судя по смеси запахов навоза, кислой капусты и пота, это, скорее всего, был Остан. Уолкер еще раз внимательно ощупал окружающее пространство, до предела обострив восприятие, но ближайший лакей барона был шагах в сорока от дома, в соседнем переулке, возле которого теснилось еще десятка два бароновых прихвостней. Аллен немного расслабился. Судя по всему, если что-то и должно было произойти, то не тотчас. Пока он занимался оценкой обстановки, барон в упор смотрел на него, и, когда взгляд Уолкера снова сфокусировался на лице барона, тот улыбнулся, демонстрируя нарочитое дружелюбие, и шагнул вперед: — Слава богу, мы тебя застали, — Барон протянул руку и, заметив, что Аллен не делает ни малейшей попытки пожать ее, просто поднял ее выше и как бы дружески потрепал Уолкера по плечу. — В прошлый раз мы расстались не очень дружески, а мне не хотелось бы, чтобы о том, как принимают гостей в вотчине баронов Юкскулей, пошли дурные слухи. — Барон сделал паузу и, улыбнувшись своим мыслям, повторил: — Да, не хотелось бы, чтобы пошли дурные слухи. С этими словами барон, обойдя вокруг Аллена, не спеша приблизился к столу, окинул оценивающим взглядом Беату и с улыбкой обратился к Домату: — Что же это ты, хозяин, так гостя отпускаешь, не накормишь на дорожку? Домат, испуганный донельзя, мелко закивал и кинулся за занавеску, а барон гаркнул ему вслед: — Только посуду, хозяин Домат, выпивка и закуска у нас с собой, — и, повернувшись к двери, позвал: — Эй, хозяин Остан, неси корзинку. За занавеской что-то громыхнуло. Уолкер скачком усилил восприятие и увидел Домата — тот, бессильно опустившись на лавку, утирал вспотевшее лицо потрепанным полотенцем. Аллен вздохнул. Пожалуй, он ошибался — что-то все-таки должно произойти именно здесь, в доме. На мгновение мелькнула шальная мысль: а не прикончить ли на месте барона и Остана? Он отмахнулся от нее и шагнул к столу. Посмотрим, что будет дальше. Не прошло и десяти минут, как стол был накрыт, и странная компания расселась по лавкам. Остан, ни на кого не глядя, поднял здоровенную двухгаллонную бутыль с домашним бренди и разлил мутноватое варево по стаканам, после чего уселся, положив руки на стол. Уолкер заметил, что они слегка дрожат. Барон бросил на Остана презрительный взгляд, поднял свой стакан и повернулся к Аллену: — Ну, пришлый, счастливого пути. Уолкер усмехнулся: — Что-то слишком много провожатых ты с собой привез. За каждым углом по пять человек. Барон вздрогнул и быстро вытер лоб, однако на лице его снова заиграла улыбка. Он поднял стакан и вылил содержимое себе в рот, следом торопливо опорожнил свой стакан Остан, а за ним и все остальные. Аллен же пить не стал, только слегка попробовал закуску Он вдруг заметил, как глаза барона полыхнули радостью, и понял, что сейчас что-то произойдет. В следующее мгновение Домат вдруг застонал и схватился за живот. Беата, которая сидела на краю лавки, судорожно всхлипнула и рванулась к отцу, но барон протянул руку и, поймав ее за рукав, с силой отшвырнул назад, потом повернулся к Уолкеру и злорадно прорычал: — Значит, любого поборешь, а попробуй теперь крысиный мор побороть. За ним забормотал и Остан, давясь от судорожного смеха: — Встанет им поперек горла наше угощение. Домат рухнул на пол и с кряхтеньем и стонами засучил ногами. Аллен прислушался к своим ощущениям: да, у него в желудке словно разгорался пожар. Он удивленно посмотрел на свои руки — они дрожали. Неужели его бессмертие — фикция и его можно самым банальным образом отравить? Уолкер гневно оскалил зубы. Кому нужно такое бессмертие? Перед глазами заколыхалась белесая пелена. Все окружающее стало каким-то размытым, и только чьи-то глаза с сузившимися зрачками, горящие злобой и торжеством, были видны четко, до последней прожилочки, до каждого лопнувшего сосудика. У Аллена мелькнула мысль: а может, все правильно, он слишком уверовал в свою неуязвимость, за что и поплатился. Он попытался подняться, но кто-то, вроде бы барон, ударил его по лицу, и он упал навзничь. Где-то на периферии сознания звенел дикий крик Беаты. Он почувствовал, что в комнату вошел еще кто-то, потом на него плеснули чем-то жидким и вонючим, за этим последовало несколько ударов и чей-то незнакомый голос пророкотал, странно растягивая слова, а может, это делало его искаженное сознание: — С-с-смот-т-три-ка, е-е-еще шев-е-е-елит-т-тся. — Потом, спустя мгновение, тот же голос произнес: — П-п-прощай, чуж-ж-ж-жак. Собрав все силы, Уолкер прошептал: — Барон… Тот же голос удивленно пробормотал: — Бо-о-о-оже, он-н-н еще гов-в-ворит, а отец И-и-иеремия о-о-обещал, что не п-п-п-протянет и ми-и-и-нуты. — Барон… Мы еще встретимся, — тихо сказал Уолкер, вложив в эти слова последние силы. Его угасающее сознание уловило раскатистый смех, потом прежний голос пробормотал: — Прико-о-о-ончить е-е-его. Аллен почувствовал страшную боль в груди, там, где было сердце, потом взорвался болью череп, живот, пах — и наконец все закончилась. Остался только мучительный жар, который становился все сильнее и сильнее. А потом его унесла черная мгла.

***

Уолкер с трудом разлепил обгорелые веки и повел глазами по сторонам. Если бы то, что осталось от его губ, могло пошевелиться, наверное, он попытался бы улыбнуться. Тот ли это был свет или нет — только Аллен здесь уже был, и не раз. Он лежал на прохладной, идеально ровной поверхности, а воздух вокруг был наполнен золотистой дымкой. Боль, заполнявшая, казалось, каждую клеточку его изуродованного тела, как будто утихла, сделалась как бы неощутимой, лишь слабо напоминая о себе. Уолкер, опираясь на руки, со стоном приподнялся. — Ну, наконец-то… Аллен дернул головой в ту сторону, откуда раздался голос, и заскрипел зубами. Боль, почти неощутимая, пока он не двигался, при малейшем движении обжигала пламенем. — Ладно, лежи, я пододвинусь. Перед Уолкером возникла худая, жилистая фигура мужчины с иконописным лицом и такими знакомыми ехидными глазами. Мужчина, сидевший в удобном, старомодного вида кресле, окинул его критическим взглядом и поморщился: — Ну и что теперь? Вопрос был чисто риторический, поэтому Аллен промолчал. Творец спросил: — И во что ты вляпался на этот раз? — А то ты не знаешь, — сердито буркнул Уолкер, пытаясь осторожно согнуть ноги в коленях. Это ему удалось, но от боли перед глазами еще с минуту плясали огоньки. Творец покачал головой: — Да-а-а, пожалуй, кто увидит тебя в таком виде, уже никогда не станет называть тебя Джокером. — Что, так плохо? — А то ты не чувствуешь… Аллен, скривившись, осторожно кивнул головой. Они помолчали. Творец шевельнул пальцами. Перед Уолкером тут же возник низкий столик, очень похожий на те, что так любили в султанате Регул, уставленный блюдами с фруктами. — Подкрепись, похоже, тебе это сейчас не помешает. Аллен в нерешительности помедлил, однако его привычки все же взяли верх, и он медленно протянул руку к разрезанному арбузу, взял ломоть и впился в него зубами. Творец удовлетворенно кивнул. Когда Джокер, довольно вздохнув, отодвинулся наконец от столика, Творец окинул насмешливым взглядом, учиненный им разгром — и столика как не бывало. — И что ты теперь собираешься делать? Уолкер ответил вопросом на вопрос: — Я жив? Творец сделал неопределенный жест рукой: — Скажем так — ты не совсем мертв. Чем все это кончится — зависит только от тебя. — То есть?.. — удивился Аллен. — Ну, не вечно же мне выпутывать твою задницу из всего, во что ты умудряешься вляпываться, — Творец ехидно прищурился, — или ты понял прозвище Вечный именно так? Уолкер недовольно поморщился: — Как ты помнишь, до нашей первой встречи я как-то обходился без твоей помощи. Творец кивнул: — Но позже ты принял на себя кое-какие обязательства, или я не прав? Аллен молчал. Да и что было говорить? Творец усмехнулся: — И чем ты занимаешься? Уолкер недоуменно посмотрел на него: — То есть как это чем? Творец поднялся с кресла, воздел руки вверх, как если бы говорил: «Господи, дай мне терпения с этой бестолочью», что в данном случае выглядело несколько забавно, прошелся туда-сюда перед Алленом и, повернувшись к нему, снова заговорил: — А если бы я отправил тебя в эту, как ее, средневековую Европу или, еще хлеще, в Древний Египет, ты бы тоже прямым ходом отправился в богом забытую деревушку? Уолкер сверлил непонимающим взглядом дырку во лбу Творца. Из всего сказанного им он понял только то, что в названных им абсолютно незнакомых ему местах тоже были свои деревни. Творец сокрушенно покачал головой и остановился перед Алленом: — Понимаешь, все так называемые знания, которыми вы обладаете, — это… — Он запнулся и сделал замысловатый жест рукой. — Ну вроде представлений древних людей о том, что Земля плоская или что звезды движутся по небу потому, что закреплены на вращающемся хрустальном куполе… Слова Творца заставили Уолкера улыбнуться, хотя до него все никак не доходило, о чем же все-таки идет разговор. Тот, по-видимому, это понял, потому что сокрушенно вздохнул и опустился в кресло, мгновенно возникшее под его сухопарым задом. — Ну как бы тебе объяснить… — Он на мгновение задумался, скептически улыбаясь. — Представь себе, что некий слепец наткнулся на осла и дернул его за хвост. — Он замолчал, испытующее глядя на Аллена, а тот невольно улыбнулся, представив себе эту картину. Заметив его улыбку, Творец удовлетворенно кивнул и продолжил речь с заметным энтузиазмом в голосе: — Так вот, сначала он со страху принялся наделять это непонятное существо всякими сверхъестественными чертами. Но время шло, и постепенно слепец понял, что осел, который представлялся ему состоящим только из хвоста и глотки, вполне управляем. С течением времени он научился, соразмеряя силу и продолжительность рывка, добиваться желаемой громкости и продолжительности крика. Потом оказалось, что осел может двигаться и даже перевозить грузы, так что к представлениям слепца об осле прибавилось понятие спины и, вероятно, пары ног, ведь столько же у него самого. — Творец немного помолчал, давая время Уолкеру вникнуть в его притчу, и жестко закончил: — Так вот, современное тебе общество отличается от древних людей только тем, что научилось дергать за хвосты МНОГО разных ослов. Когда до Аллена дошел — с некоторым запозданием — смысл сказанных слов, он чуть не подскочил от возмущения: — Но… — Ты собираешься спорить со МНОЙ?! — с иронией воскликнул Творец. Это был убийственный аргумент, и Джокер оборвал себя на полуслове. Они помолчали. Наконец Уолкер уныло спросил: -А чем же я должен был заниматься? Творец покачал головой: -Я надеялся, что ты сам это поймешь, — и добавил ворчливым тоном: — И какого дьявола я все это делаю? Однако Аллен не успел разобрать этих слов — его подхватило и понесло. Из далекой дали до него донесся затухающий голос Творца: — Даю тебе еще один шанс, но учти, это последний. И Джокер понял, что на этот раз вляпался во что-то гораздо более серьезное, чем когда-либо прежде.