Наша

Платье было красивым и одновременно вызывающе неприличным. — Нравится? — Домерик мягко провел рукой по черной блестящей ткани. — Очень, — Санса напряженно улыбнулась. — Ты уверен, что подобное будет уместно там, куда мы идем? Тонкие бретельки, обтягивающий силуэт и совершенно голая спина — даже примерять такое было неловко. — О, более чем, — легкомысленно бросил Домерик и прибавил: — Ты не думай, мне нравятся платья, которые ты шьешь, они очень тебе идут. Но на подобных вечеринках жены важных людей должны выглядеть по-особенному. — Как дешевки? — ехидно спросила Санса и прикусила язык. На бледных щеках Домерика вспыхнули красные пятна. — Ну, я имел в виду немного другое. Не обижайся, пожалуйста. Мне просто показалось, что тебе будет легче вписаться, если ты станешь выглядеть, как все. Из чистого упрямства Сансе хотелось ответить, что она совершенно не хочет выглядеть, как жены важных людей — а проще говоря, бандитов. Пусть даже и она сама была женой одного из таких. Но обижать Домерика было жалко, он ведь и правда старался. И, в самом деле, Санса сама решила выйти за него. — Извини, — сказала она, опустив голову. — Ты прав, а я говорю, как моя мама. Определенно, Кейтилин Старк не одобрила бы такой откровенный наряд. — Если не хочешь идти, не нужно, — Домерик погладил ее по плечу. — Я не стану тебя заставлять. Санса мотнула головой. Это был первый раз, когда Домерик не просто ушел в ночь, а позвал ее с собой. Если отказаться сейчас, второго раза может не быть. — Нет, я хочу. Правда, хочу. Мне интересно посмотреть на твоих друзей и их жен. Лицо Домерика странно исказилось. — Там нет моих друзей, потому я и прятал тебя так долго, — произнес он словно бы с неохотой. — Но больше тянуть нельзя, это нечестно по отношению к тебе. У Сансы было много вопросов — кто будет на вечеринке, если не друзья, почему Домерик не хочет знакомить ее с этими людьми, придет ли кто-то из уже знакомых. Но вместо этого она сказала то, что он хотел услышать: — Понимаю. Я сделаю себе макияж, а ты потом скажешь свое мнение о нем, хорошо? Домерик подошел ближе и нежно поцеловал ее в лоб. — Я уверен, ты все сделаешь идеально. *** Наносить косметику под пристальным взглядом Домерика было неудобно: он словно бы следил за каждым движением и оценивал. От волнения руки дрожали, и выходило не так ловко, как обычно. Хотя, наверное, дело было еще и в том, что делать праздничный яркий макияж было куда непривычнее, чем легкий повседневный. — Потренируйся на мне, если хочешь, — предложил Домерик, когда Санса в третий раз стерла с глаза кривую стрелку. — Было бы неплохо. Ты действительно можешь побыть моей моделью? — А почему нет? — Домерик встал с кровати, подвинул стул и сел у зеркала. — Здесь достаточно светло? Санса неожиданно почувствовала странную робость, словно бы она собиралась сделать нечто грязное, неправильное. Домерик был мужчиной, и такие вещи… На этом мысли обрывались. — Да, все в порядке. Подними, пожалуйста, голову. Санса начала с бежевых теней и черного карандаша для внутренней стороны века, затем нарисовала стрелки, которые на этот раз вышли, какими нужно — широкими и идеально симметричными. Неуютно было даже думать о таком, но Домерику это шло: его взгляд стал более томным, кошачьим. — Красиво, — сказал он, придирчиво оценив себя в зеркале. — Хочешь, накрашу тебе губы? — предложила Санса и сама испугалась своей смелости. Домерик улыбнулся и ответил: — Крась что хочешь. Это весело, разве нет? Узкие алые губы, как и подведенные брови, добавили его лицу хищное выражение. Поколебавшись, Санса нанесла белых теней под веки и подчеркнула острые скулы нежно-розовыми румянами. — Тебе даже тон выравнивать не нужно, — с восторгом отметила она, аккуратно припудривая его лицо. — Это здорово. — Рад, что тебе нравится, — отозвался Домерик так спокойно, будто делал это не в первый раз. Красная помада сделала его улыбку незнакомой и смущающей. — Тебе ужасно идет, — Санса придирчиво осмотрела свою работу, а затем спросила шутливо: — Может, и платье примеришь? Домерик криво усмехнулся и сказал: — Может, и примерю. Такого ответа Санса не ожидала; он отзывался жгучим, непривычным теплом внутри. Ладони повлажнели. Уверенность в том, что Домерик делал такое прежде, только крепла. — Давай, — Санса опустилась на стул и посмотрела на него с вызовом. — Я жду. Домерик кивнул и начал торопливо расстегивать рубашку. Не смотреть не выходило, и от увиденного сердце колотилось в безумном ритме. Когда Домерик стащил брюки вместе с трусами, сдержать еле слышный стон не удалось. Домерик был очень худым, и оттого платье смотрелось на нем почти как на девушке. Почти — потому что не глядеть ниже пояса у Сансы не вышло, а там, под тонкой, обтягивающей тканью, выпирал внушительных размеров бугор. Весь облик Домерика был извращенно притягательным — и возбуждал сильнее, чем нормальные, правильные вещи. Зато теперь у них появилась настоящая общая тайна. — Я нравлюсь тебе? Можно еще надеть чулки, но твои мне будут коротки, — хрипло произнес Домерик. — Да. Да, очень, — Санса медленно сглотнула. — Очень нравишься. Точно под гипнозом, она встала на ноги и медленно подошла к Домерику. Тот стоял, не шевелясь, и смотрел на нее непривычно открыто и беззащитно. Он совсем не сопротивлялся, когда Санса обняла его за шею и притянула себе. Целовать покрытые помадой губы было непривычно, но приятно. — Мы ведь не опаздываем? — спросила Санса, на миг прервавшись. — Опаздываем, — выдохнул Домерик ей в рот. Помада размазалась, и его рот напоминал кровавую рану. — Но это неважно. Главное — не порвать платье. Поможешь мне его снять? Ухмыльнувшись, Санса поцеловала его снова, а затем помогла стянуть платье. Через миг они уже лежали в кровати: вернее, Домерик лежал на спине, а Санса сидела сверху и целовала его измазанное в красном лицо. — Если ты не готова, то не нужно, — проговорил Домерик слабым шепотом. — Замолчи, — выдохнула Санса. — Замолчи, и… И помоги мне. Кивнув, Домерик запустил руку ей под юбку и дразнящее погладил между ног. — Погоди, нужно снять это, — Санса отстранилась и торопливо стащила трусы. Они были возмутительно мокрыми. Голова сладко кружилась, и хотелось всего и сразу. На этот раз больно не будет, Санса знала это наверняка. — Можешь не только рукой. Можешь как угодно. Санса ожидала, что после этих слов Домерик подомнет ее под себя, но вышло совсем не так. — Ты можешь быть сверху, — сказал он. — Иди сюда, сядь как раньше, я помогу. Санса послушалась. Смотреть, что делает Домерик, было неловко. Прикрыв глаза, она покорно приподняла бедра и поморщилась от распирающего чувства между ног, не такого болезненного, как в прошлый раз. — Теперь двигайся, — попросил — не приказал — Домерик. Санса послушалась, и это оказалось гораздо приятнее, чем лежать на спине. Она чувствовала, будто у нее есть огромная, непостижимая власть — над собственной жизнью, над будущим, над Домериком. — Однажды я все тебе расскажу, обещаю, — шепнул тот, нетерпеливо подаваясь вперед. — Между нами не останется никаких секретов, слышишь? — Да, — выдохнула Санса. — Да, да, да. Так и будет. Домерик неожиданно издал громкий, рычащий стон, и внутри стало еще более мокро. — Я… — начала Санса и осеклась: внизу раздался громкий стук в дверь. — Кто это? — шепотом спросил Домерик. Взгляд у него был расфокусированный, как у пьяного. — Не знаю, — так же тихо ответила Санса и неловко сползла с его бедер. В дверь снова постучали, на этот раз громче. — Я открою, а ты… Ты, в общем, умойся. Встав с кровати, Санса торопливо оправила мятое платье, небрежно стерла с лица разводы красной помады и спустилась вниз. В дверь стучали уже непрерывно. — Кто там? — спросила Санса настороженно. — Открой, будь добра. Голос принадлежал мистеру Болтону, и Санса торопливо распахнула дверь. — Добрый вечер. Я ведь могу зайти? — мягко спросил он. — Да, разумеется, — Санса отступила назад. — Вам, наверное, Домерика? Я позову его. — Что-то случилось? — вдруг донеслось сверху. Домерик, в одном халате, с наспех умытым лицом, спускался по лестнице. Под глазами у него темнели небольшие разводы от карандаша, губы были ярко-алые и припухлые. Мистер Болтон, разумеется, отметил это. По его невозмутимому лицу пробежала тень. — У нас появились дела? — невозмутимо спросил Домерик. — Вообще-то мы с Сансой собирались уходить. — Появились, — коротко сказал мистер Болтон. — Оденься, пожалуйста, я подожду тебя в машине. — А Санса?.. — Ей лучше остаться дома. Кивнув, мистер Болтон скрылся за дверью. Домерик виновато улыбнулся и поплелся наверх, приводиться себя в порядок. Санса пошла на кухню, поставила чайник на плиту и села за стол. На стене громко тикали часы. Внутри поднималась странная, беспричинная тревога. *** Время тянулось медленно. Санса успела трижды поставить чайник и попить чаю, начать новую выкройку к платью, почитать — или, вернее сказать, слепо проглядеть страницы газет за прошлую неделю. Домерик все не возвращался, и это пугало. Так уж случалось и прежде, он пропадал целыми днями и ночами, но раньше Санса не испытывала такого беспокойства. То, что за ним пришел отец, отчего-то казалось зловещим знаком. Отчаянно хотелось позвонить кому-то — Джону, Роббу или даже маме, хоть та и была не в себе. Но домашний телефон обещали провести только через два месяца, а почта была уже закрыта. Оставалось только ждать. Домерик вернулся в два часа ночи. По мрачному и собранному выражению его лица Санса поняла: случилось что-то очень плохое, неисправимое. Страшнее всего было спросить, что именно. С кем именно. — Санса, сядь, — хрипло Домерик, когда они прошли на кухню. Она подчинилась. Язык словно бы присох к небу, и при всем желании не получилось бы сказать и слова. Домерик сел напротив и взял ее за руку. Наверное, в этот миг Санса и поняла, что произошло. Хотелось малодушно заткнуть себе уши, чтобы не слышать. — Мне очень жаль, но Робб, он…погиб. И Теон вместе с ним. Санса бессильно открыла рот и захлебнулась воздухом. Перед глазами потемнело. Последним, что запомнилось, белое лицо Домерика. *** Робба и Теона хоронили в канун зимнего солнцестояния. Решено было закопать их рядом: раз погибли вместе, то и после смерти грех разлучать лучших друзей. Да и сложно было разобрать, кому из двоих принадлежат останки, извлеченные из покореженной машины. Благо, кладбищенской земли, принадлежащей Старкам, хватит еще многим покойникам. Людей, пришедших проститься, было много. Многих из них Санса даже не знала или видела пару раз в жизни. Поминальную молитву читал мистер Болтон — из всех людей, близких Роббу, он был самым старшим. Тихо и безо всякого выражения он просил старых богов проявить милость к ушедшим и осветить им дорогу в иной мир. Закончив, он кивком приказал могильщикам зарыть два закрытых гроба в землю. Рядом тихо всхлипнула мама. Сансе было страшно на нее смотреть — как и на Джона. Хорошо еще, что младших оставили дома. Стараясь не зарыдать, Санса глядела на могилы — папину, тетину, бабушкину, дедушкину. Простые гранитные камни не пугали и не внушали трепет. Если смотреть только на них, можно забыть, что совсем рядом — свежее, настоящее горе. Санса вздрогнула, когда Домерик взял ее за руку. Это нежное прикосновение сейчас показалось лишним и фальшивым. Но вырываться было бы глупо, оставалось терпеть — как, впрочем, и обычно. — Бред. Санса обернулась на голос: за ее спиной стоял Рамси. Его ладони были стиснуты в кулаки; он дрожал. — Он не должен был умирать, — Рамси говорил достаточно громко, чтобы его услышало большинство пришедших. — Это не для него было! Понимаешь, Домерик, — он отчаянно посмотрел на брата, — не для него! Домерик резко шагнул к нему и притянул к себе. — Я понимаю, Рамси, — услышала Санса. — Я все понимаю. Тише, братик, тише. — Он умер. Я должен был запретить ему умирать, я… Рамси громко всхлипнул, уткнулся Домерику в плечо и затрясся в рыданиях. — Успокойся, сын, — мистер Болтон подошел совершенно неслышно. — Ты нас позоришь. Уведи его, Домерик. Тот кивнул и попытался мягко взять Рамси под локоть, но тот вывернулся. — Да чтоб ты сдох, — выдохнул он в лицо собственному отцу. — Чтоб ты сдох, ясно? Рамси выглядел сейчас, точно злой ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Санса никогда бы не подумала, что он может быть таким — не устрашающим, не грубым, а жалким. Мистер Болтон брезгливо поморщился и отступил назад. — Уведи его уже. Хватит уже ломать комедию, достаточно. Санса осторожно оглянулась: люди наблюдали за происходящим, но искоса, точно стесняясь собственного любопытства. Вдруг из толпы выступила девушка, невысокая и жилистая. Ее вытянутое лицо показалось Сансе знакомым. — Нет, пусть останется, — сказала девушка. — У меня есть к нему дело. Шумно выдохнув, она подошла к Рамси и спросила: — Что ты сделал с моим братом? Все говорят разное, а я хочу знать правду. Все встало на свои места: очевидно, это была старшая сестра Теона, тот иногда рассказывал о ней. Они, кажется, почти не виделись. Железные острова были в пяти днях пути, но Теон не любил навещать родных. Те отвечали ему взаимностью. Для Сансы подобная холодность в семье казалась странной, но железнорожденных сызмальства растят с мыслью, что рассчитывать можно только на себя. — Мисс Грейджой, успокойтесь, — мистер Болтон заговорил мягче, точно увещевая. — Мой сын не в себе. Он нездоров, это ясно. На все интересующие вас вопросы я могу ответить и сам. — Не в себе, так? — Грейджой прищурилась. — А когда ваш сын пудрил мозги моему брату, он тоже был не в себе? Рамси посмотрел на нее с такой злобой, что Сансе стало страшно. На месте Грейджой она бы не стала злить такого опасного человека. — При всем уважении, мисс Грейджой, ваш брат был безработным наркоманом, о чем было известно всем. Не нужно обвинять Рамси. Моя семья в этом совершенно не виновата, — мистер Болтон сказал эту фразу громко и четко, и прибавил тише: — Впрочем, не будем об этом. Обстоятельства гибели обоих молодых людей никак не связаны с чьими бы то ни было дурными склонностями. Это трагическая ошибка. Машины сейчас собирают наспех, у этой, очевидно, был неисправен двигатель. Никто не виноват в этой трагедии, и мой сын искренне огорчен смертью вашего брата. Это правда, у них была связь известной природы, но осуждать это я не вижу смысла. Подобное вот уже пять лет как не считается в Вестеросе преступлением при условии добровольности. Вы же не считаете моего сына насильником? Это опасное обвинения, мисс. — Я считаю всю вашу семейку кончеными ублюдками, — бросила Грейджой. Ее лицо было совсем белым. — Горите в пекле. Я еще узнаю правду. Развернувшись, она быстро ушла вперед. Никто не стал ее задерживать. От случившегося всем стало неловко. Санса тревожно посмотрела на маму: та стояла у свежих могил, будто бы не замечая ничего вокруг. Джон был рядом с ней, за правым плечом. Они не любили друг друга, но сейчас словно бы забыли об этом. Санса медленно вдохнула морозный воздух. Она упрямо не верила в то, что случилось. — Привет, дорогая, — ее плеча неожиданно коснулись. — Можно тебя на минутку? — Дядя Петир? — Санса неверяще уставилась на него. — Я не знала, что вы приехали. Да, конечно. Петир Бейлиш много путешествовал по стране, однако на Севере в последние годы почти не появлялся, вечно отговариваясь отсутствием времени. Санса в это не верила. Скорее всего, дело было в том, что отец не слишком-то его любил. Во всем была виновата некая не очень красивая история, произошедшая между мамой и дядей Петиром, но подробности с детьми не обсуждались. — Я приехал только что, — Петир взял ее под локоть и увел в сторону. — Извини, что опоздал на похороны. Санса вяло кивнула. Происходящее как будто становилось все более и более ненастоящим. Это солнцестояние она представляла совсем не так: с утра они с Домериком планировали вместе сходить к сердце-древу на молитву, а вечером устроить вечеринку. Прийти обещали и Робб, и Теон. Но они больше никуда не придут. К горлу подступил комок. Осознание, темное и страшное, прорастало внутри. Некстати Санса вспомнила свой последний разговор с Теоном: наверное, он и правда был наркоманом, как сказал мистер Болтон. Наркоманом, связавшимся с безумцем. Нужно было помочь ему, нужно было рассказать о случившемся Домерику. Но что тот мог сделать с неисправным двигателем машины? Ничего. И никто не мог. — Наверное, мне стоило бы поговорить об этом с твоей матерью, но ты сама понимаешь, в каком она сейчас состоянии, — Петир помолчал. — Дело в том, что я хотел бы увести вас на юг. Тебя и маму, и твоих братьев и сестру, разумеется. Я недавно купил дом, а жить в нем некому. Он виновато улыбнулся, будто бы прося об одолжении. Первым порывом, до крайности бездумным и малодушным, было согласиться. — Спасибо, дядя Петир, — медленно проговорила Санса. — Это… Это очень щедро. Я попробую уговорить маму, но сама… Вы же понимаете, я замужем. Мне нельзя уезжать. — Глупости, — проговорил Петир с неожиданным жаром. — Я же понимаю, отчего ты согласилась на этот брак. В тот момент у меня не было средства помочь, но теперь я бы хотел тебя спасти. — Но меня не нужно спасать, — ответила Санса и сама же испугалась собственной прямоты. — Домерик — хороший человек, и я не хочу его покидать, — прибавила она мягче. — Он мой муж, и я поклялась быть с ним до самого конца. Но если вы смогли бы увезти на юг моих родных, было бы здорово. Им нужен отдых. Лицо Петира помрачнело. — Кейтилин ни за что не уедет без тебя. Да и мне не хочется, чтобы ты оставалась здесь. Ты просто не понимаешь, во что вляпалась. Ты хотя бы раз задумывалась о том, кому теперь достанет дело твоего отца? После того, как Робб умер? Санса вздрогнула, как от пощечины. Фраза «Робб умер» была слишком безжалостной. — Я не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотала она, опустив глаза. — Мне мало известно о делах, что вел Робб, и я не могу сказать… Извините. Вздохнув, Петир коснулся рукой ее щеки. — Это ты меня прости. Нужно дать тебе время прийти в себя. Через пару недель мы поговорим об этом снова, хорошо? А теперь, если позволишь, я бы сказал пару слов твоей маме. Санса кивнула, и Петир, явно ободренный ее согласием, оставил ее. Размышлять об их странном разговоре не хотелось, однако прекратить думать было невозможно. Наследником Робба, рассуждала Санса, должен был бы быть следующий мужчина по старшинству — Бран, но он был еще мал для такой ответственности. Следовательно… Что, собственно, из этого следует, Санса понять никак не могла. На Севере за соблюдением общих для страны законов следили спустя рукава, и оттого официальное оглашение завещания было необязательной процедурой. Все закрывали глаза, если не было совсем уж вопиющих нарушений. Когда отец умер, все его бумаги перешли Роббу, и это решение не вызвало ни у кого сомнений. Завещание, кажется, так и не вскрыли. Это было слишком больно, да и не нужно. Север издавна жил по своим законам и по совести, и этого было вполне достаточно. Достаточно для Старков, но достаточно ли для Болтонов? Этого Санса не знала. *** На поминках людей собралось чуть ли не больше народу, чем на кладбище. Было душно и мерзко — большинство из пришедших явно забыли, по какому поводу пришли. Сансе хотелось исчезнуть. Свою долю фальшивых соболезнований она уже приняла, Домерик и Рамси уехали сразу после скандала на кладбище, с мамой был дядя Петир, и все же уходить было рано. Близким родственникам следовало оставаться до самого конца. Дышать было тяжело, высокий ворот черного траурного платья давил на горло, ноги ныли от усталости. От внезапного приступа дурноты закружилась голова, и Санса непременно бы упала, если бы Джон не подхватил ее под локоть. — Ты совсем зеленая, давай выйдем на воздух? — шепнул он. Санса только кивнула, позволила надеть на себя пальто и вывести на крыльцо. — Не против, если я закурю? — спросил Джон, как будто стесняясь. — На тебя дым не попадет. — Не знала, что ты куришь, — Санса тяжело оперлась о стену. — Но я не против. Джон отошел в сторону и щелкнул зажигалкой. Некоторое время они молчали. — С утра я ознакомился с завещанием нашего отца, — Джон выпустил в сторону серый дым. — Ты знаешь, что унаследовала семейное дело? Санса вздрогнула: слова о завещании звучали слишком грубо и цинично. И только спустя пару секунд до нее дошел истинный смысл фразы: наследница — она. Не Бран, а она. — Это невозможно, — выпалила Санса. — Зачем отцу так поступать? — Затем, что он равно любил всех своих детей, — Джон повертел сигарету в руках. — Ты вторая по старшинству, Санса. Тебе и наследовать. Сердце ухнуло вниз. — Но я… Меня не готовили. — Зато кое-кого другого готовили, — Джон безжалостно посмотрел ей в глаза. — Твоего мужа. Теперь ты понимаешь, да? Санса понимала — и в то же время отчаянно противилась этому. Происходящее было страшной, неисправимой ошибкой. — Что понимаю? – спросила она, чтобы потянуть время. — Чем была ваша свадьба. И кто убил нашего брата, — резко, чеканя каждое слово, ответил Джон. — Это очевидный заговор, Санса, и если бы я раньше заглянул в завещание, то понял бы это. Тебе нужно развестись с ним. Это сложно, но осуществимо. Возможно, ты знаешь о нем что-то, что могло послужить предлогом? Санса вспомнила, как охотно Домерик позволил накрасить себя — и поняла, что никогда, ни за что об этом никому не расскажет. — Ничего я не знаю! — кажется, она почти кричала. — Я не хочу с ним разводиться только из-за твоих обвинений, понимаешь? У тебя нет доказательств, ты… Зачем ты вообще полез в завещание? Ты сам хотел все получить, так? На лице Джона мелькнуло раненое выражение. — Нет! Я служу на Стене и добровольно отказался от всякого наследства, и… Ты всерьез считаешь, что я такой? — Я не знаю, какой ты, — Санса мотнула головой. — Я ничего больше не знаю. Пожалуйста, я… Мне нужно побыть одной. Все чувства спутались, и хотелось спрятаться от всех, раз уж от себя самой не выходило. Развернувшись, она спрыгнула с крыльца и побежала вперед, в темноту. В спину полетело: — Санса, постой!.. Она не остановилась, но Джон, разумеется, легко догнал ее. — Эй, погоди, не уходи так. Возможно, я погорячился и был неправ. Возможно, твой муж не виноват, скорее всего, его заставил в этом участвовать отец, но все равно… Ладно, я не буду на тебя давить, — он выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Если ты хочешь уехать, я могу попросить кого-нибудь подвезти тебя, хорошо? — Нет, — Санса вытерла с лица выступившие слезы. — Я доберусь на автобусе. Не нужно беспокоиться. Лучше останься здесь, от меня сейчас мало толку. И скажи всем, что я прошу прощения за свой уход. Она думала, что Джон станет удерживать ее, уговаривать остаться, как маленькую дурочку, но он отошел в сторону и сказал: — Иди. Только будь осторожна, хорошо? Я завтра уезжаю в часть, но мы еще увидимся, обещаю. И, пожалуйста, не забывай, чья ты дочь. Санса кивнула, подошла ближе и порывисто обняла его за плечи. Слезы катились по щекам, и удерживать их больше не получалось. *** Домерик был дома. Он сидел за столом и пил виски прямо из бутылки. Длинные темные волосы были стянуты в неаккуратный хвост, под глазами залегли тени. — О, привет, — Домерик пьяно улыбнулся. — Я думал, ты останешься с матерью. — От меня сейчас нет никакой помощи. Есть люди, которые помогут маме лучше, чем я. Санса представляла, как выглядит сейчас: красная, заплаканная, и косметика наверняка размазалась. Но сейчас за это вовсе не было стыдно. — Рамси отправили в больницу, — проговорил Домерик, помолчав. — В психушку. Он уже трижды там лежал, и всякий раз выходил еще более ненормальным. Но отец считает, что это нужно. Сансе хотелось заорать: «Как ты можешь, у меня умер брат, а ты говоришь об этом ублюдке!» — но сил на крик не было. Поэтому она просто кивнула и села напротив. — Мне жаль, — продолжил Домерик. — Мне и правда жаль, я любил Робба… Ты ведь веришь, что не я это сделал? — он неожиданно перегнулся через стол и стиснул ладонь Сансы в своей. — Я клянусь тебе, что это не я. — Ты думаешь, есть кто-то… виновный? — неверяще спросила Санса. — Не знаю, — Домерик покачал головой и снова приложился к бутылке. — Я ничего не знаю. Пей, будешь? Кивнув, Санса сделала маленький глоток. Виски был жгучий и совершенно не вкусный. Легче не стало. — Я не знаю, но узнаю, — протянул Домерик. — Да. И знаешь, что интересно? — он улыбнулся, показывая зубы. — Когда мы вдвоем, мне иногда кажется, что, кроме нас, никого нет во всем мире. Что есть только мы и ничего больше. Но это не так. Есть кое-что гораздо большее, чем мы. Прости меня, хорошо? Не дожидаясь ответа, Домерик тяжело поднялся со стула и вышел из кухни. Санса не пошла за ним следом. Через пару мгновений коротко хлопнула входная дверь.