Мне нужно больше вога, секса и наркотиков!

-- Ксанка, как ты думаешь, учителя знают, что я в Германии училась? -- Так, невзначай, спросила я у подруги, сидевшей рядом. Девушка заблокировала телефон, аккуратно положила его возле тарелки с кусочком шоколадного торта и посмотрела мне прямо в глаза. Я невольно поёжилась от пристального взгляда и принялась рассматривать свой стакан с водой. -- Естественно, знают. Как без этого? Девушка, прожившая восемь лет в Германии, учится в каком-то калужском универе. Я еще удивляюсь, что однокашники ничего не знают! Ты в Калуге, а не в своём Берлине! В ответ я лишь раздраженно махнула рукой и устремила взор на улицу Театральную, по которой медленно шли люди средних лет, бегали детишки, и куда-то спешили подростки. В потоке я увидела давнюю знакомую, а точнее мамину старую коллегу. Она всегда была женщиной выделяющейся, поэтому обознаться я просто-напросто не могла. Если быть честной, то я не видела её уже лет пять, но она следила за своим телом, не то, что я. Накладные чёрные волосы до осиной талии, фуражка, лаковые ботфорты на шнуровке и ярко-красная помада делали её похожей на актрису взрослого кино, нежели на чиновника, так всегда говорила матушка, когда речь заходила о её связях в России. Вот она точно, как немецкая госпожа, и оттрахать нужно точно её, а не меня, недовогершу. -- Смотри, какая кукла идёт, -- указала Окси прямо на мамину бывшую коллегу. -- Марина Игнатаева. -- Ты её знаешь? Я кивнула и подозвала официантку. Девушка ленивой походкой подошла к нашему столику у окна, спросила, что мы хотим, а получив заказ, совершенно случайно задела мой стакан. Содержимое его вылилось прямо на юбку, из-за чего стало холодно. Наигранные извинения официантки Виктории вызвали у меня отвращение, из-за чего я достала купюру в сто рублей, швырнула её на стол и вышла из кафе. Вода стоила рублей пятьдесят от силы, но пусть эта недалекая подавится своими чаевыми. Лицемерие -- это то, от чего я отвыкла за всё своё времяпрепровождение в Германии. Там людей учат быть вежливыми и обходительными, даже если ты не любишь этого человека. Здесь же, а особенно в этом городе, главное -- это статус, понты и деньги. Все вокруг друг другу завидуют, все друг против друга козни строят, все друг друга унижают. Так обидно! Большими шагами я преодолевала расстояние между кафе и моим домом. Улица была нелюдной, поэтому никто не видел моих мокрых вещей. Мне было очень холодно. Остался один квартал, и я дома, в тепле. Уже возле подъезда я дала волю чувствам и разрыдалась. Поднимаясь по лестнице, я продолжала лить слёзы, жалуясь пустоте на своего препода-извращенца, на молодых лицемерок и вообще весь мир. Ключ, как назло, не попадал в замочную скважину, но мои попытки проникнуть в квартиру были услышаны Сашкой, который, наверное, сегодня не выходил на улицу по причине прекрасного самочувствия. Друг, увидев моё красное опухшее лицо, подтолкнул в помещение и закрыл дверь на два оборота. Саша помог мне разуться, снять куртку, шапку и повёл в спальню. -- Лиз, что произошло? Я только мычала и размазывала слёзы по своему лицу. Через какое-то время упала носом в подушку и потянула одеяло на себя. Саша повздыхал немного и ушел в кухню. Принес он, конечно же, банку чёрно-смородинового мороженного и ложечку, оставшуюся ещё от моих прапредков. Я посмотрела прямо на соседа и обиженно сказала: -- Убери это блядское мороженое! Я и так толстая! Дальше произошло то, чего я совершенно не ожидала от Саши -- парень отковырял ложечкой немного лакомства и впихнул прямо в мой рот, попутно упомянув, что мой вес всего лишь тридцать восемь килограмм. Я проглотила то, что мне дали, но всё же отвернулась, чтобы он не впихнул в меня ещё. -- Чё случилось-то? Санёк заметно психовал, что меня пугало. Чтобы избежать лишних вопросов, я смогла рассказать только про случай в кафешке на Театральной. Одногруппник обнял меня, погладил по голове и начал что-то напевать. Мелодия знакомая, но слова слышу впервые. Постепенно мы начали качаться из стороны в сторону. Саша напомнил мне о том, что я наконец-то свободна от оков, оные держали меня в золотой клетке в Германии. Мой друг напомнил мне, что теперь я живу в своей любимой стране, с людьми, которые поддерживают мой выбор и прочее, и прочее. Шмыгнув носом и потерев переносицу, всё же отблагодарила Санька и пошла в ванную умываться. *** Сегодняшнее утречко было куда лучше вчерашнего. Голова не болела, в горле нет пустыни, эти чёртовы собаки не лают, даже курить не хочется. С кроватью я рассталась легче, чем с любимой парой обуви. Оделась быстрее, чем когда опаздываю, поела... стоп, о чем вы? Какой поела? Я просто открыла холодильник, набитый разными вкусняшками, взяла свою бутылочку с водой и пошла в институт. Где-то на полпути вспомнила про своего друга, который всё ещё нежился в постельке и видел розовые или же голубые сны, а может, вовсе и не видел. Выудив свою лопату, гордо называемую телефоном, я из четырех имеющихся номеров выбрала Сашин и приложила аппарат к уху. На том конце провода, да какого, к черту, провода? На том конце линии? Неизвестно. На том конце неизвестно чего ответили. Ответ состоял из нескольких матерных выражений, моего имени и слова "проспал". Уже в универе Санёк настиг меня. На бошке взрыв, лицо помятое, как и одежда, в которую он успел облачиться. Так он даже после великой пьянки не выглядел. На мои подколы он отвечал фальшивой улыбкой и шпильками про мой вес. В очередной раз назвав меня анорексичкой, Санёк получил подзатыльник от проходившего мимо Владислава Владиславовича. -- А ты прям знаешь, чем она болеет? Саша быстро замотал головой, а англичанин приказал идти на лекцию, что мы, собственно, и сделали.