Двенадцать подвигов Шекспира

Владеть чем-то очень просто. Хотя бы и целым миром. Надо просто осознать, что нечто принадлежит тебе, а потом отпустить его. (с) 　　Жил на свете молодой человек, который хотел обрести Мечту своего сердца. Или нет, не совсем так. На свете было множество молодых людей, которые пытались понять, что же всё-таки нужно им в этом тёмном мире. И ещё были те, чьи сердца подталкивали их на безумные поступки. О последних обычно и рассказывают сказки. 　　Начинать с проклятия осмелится не каждая история, но так вышло, что нашей храбрости не занимать. В её начале — колдовство такое древнее, что оно превратилось в нерушимый обет и вырастило вокруг себя неприступные стены замка и терновый лабиринт. 　　Из истории в историю детали меняются: кто-то говорит, будто проклятие это наложили на принцессу, кто-то — что его преподнесли на серебряном блюде злобной мачехе, а иные утверждают что первенец королевской семьи и был проклятием. Можете представить себе весь ужас королевы, которая подарила жизнь не ребёнку, а чистой, дикой магии? Хотя не исключено, что королева того и добивалась. В те времена ведьмы становились королевами, королевы — ведьмами, а девицы в беде просили помощи вовсе не у принцев. Как можно доверять им, ещё не убившим ни одного дракона? 　　Молодому проклятию было совсем не всё равно, что о нём говорят, потому оно росло день изо дня, становилось выше и сильнее и вскоре захватило весь замок и сад перед ним. Но и на этом не остановилось. 　　Оно проползло под увитыми розами воротами, просочилось сквозь каменные стены и побрело по дорогам. По всем дорогам, которые только смогло найти. 　　Издалека все проклятия похожи на бурю. Некоторые могут унести твой дом и тебя вместе с ним в страну, где придётся свергать власть путём ненамеренного убийства. Другие выпьют тебя до основания, перевернут всё в тебе вверх дном, и ты никогда уже не будешь прежним — так те, кто не считают себя настоящими людьми, ими становятся. 　　Проклятия — как вороны, собираются в стаи и ждут подходящего момента. Проклятия терпеливее любой птицы, выносливее любого зверя и, подчас, неизбежнее смерти. Кто-то разрушает свои проклятия сам, кто-то обречён ждать помощи.... А кто-то даже не подозревает о том, что проклят. 　　Уильям путешествовал налегке. 　　Все его вещи умещались в котомке, которую он забрал с родительского корабля: с тех пор как Уильям покинул отца и решил не ограничивать себя единственно возможным будущим, она стала легче на пару колб с молниями и тяжелее на несколько флаконов со снами. 　　А ещё был вырезанный из столетнего дуба бочонок, который удобно умещался за спиной и словно бы совсем ничего не весил. Торговец снами, пронырливый каменный тролль, прятавшийся на Волшебной Ярмарке от солнечных лучей, ничего не говорил об их весе. Да Уильям и не спрашивал. Единственным, что его тогда интересовало, была Англия. 　　Взаправду ли люди там путешествовали в огромных подземных червях? Неужели никто за Стеной не знал ни одной дороги на луну, кроме самой сложной? А что там вытворяли с блуждающими огоньками! Запирали в колбы и заставляли подчиняться, словно те были крысами перед Крысоловом! Уговаривали работать всю ночь! В Волшебной Стране не каждой волшебнице со степенью это удавалось, а в Англии, судя по книгам, это было под силу почти любому. 　　И книги! О Волшебной Стране, о людях за Стеной, обо всём на свете — да с такой стороны, с которой Уильям никогда не смотрел на вещи. 　　Англия была в книгах его матери и бежала по его венам. 　　Англия была во снах, разлитых по склянкам и плескавшимся в бочонке с изумрудно-зелёной надписью “Маккиннон”. И Уильям гораздо чаще, чем хотел себе признаваться, выпивал на ночь по глотку 　　Чужие сны, как и чужая лужайка, всегда казались гораздо лучше своих собственных. В них не приходилось слышать разочарования в голосе отца, пунцоветь при взгляде на стаи портовых девушек и поспешно разворачиваться в другую сторону. Девушки неизменно кричали ему вослед, а Уильям пытался провалиться сквозь каменный причал, прямо в землю и дальше — под Волшебной Страной пространство просто так не заканчивалось. 　　Во сне можно быть кем-то другим. И тем лучше, если этот кто-то живёт за Стеной, подальше от пиратского кодекса, надоедливых наяд и говорящих кисельных берегов. 　　Даже в Англии из снов Уильям чувствовал себя, как дома. 　　Иногда, щурясь от утреннего солнца и смиряясь с тем фактом, что он снова здесь, под небесами Волшебной Страны, Уильям думал, что мог бы спать вечно. 　　Проклятие ползло по дороге, выставив вперёд свой терновый щит. 　　Уильям, продавший своё имя за сны, шёл ему навстречу. 　　И настал день, когда они повстречались.