Все неприятности начались с того, что Хаген дал в морду местному инспектору. Хотя тот сам нарвался, неудачно пошутив на тему мужиков, которые носят длинные волосы, но Хагену все равно не стоило его бить. И уж тем более, сбив его с ног, пинать и поливать матюгами на радость собравшимся вокруг работягам-аборигенам. Эйп не разбирался в здешних законах, но уже тогда заподозрил, что Хагену это с рук не сойдет. За год скитаний в космосе вместе с экипажем «Медеи» Эйп видел с полсотни разных планет, населенных людьми и нелюдями, бедных и богатых, цветущих и выжженных дотла, но одно он усвоил твердо: с местными лучше не ссориться, как говорится, в чужую колонию со своей хартией не летают.
Большую часть своей жизни Эйп провел там, где родился — на Земле Цветущих Яблонь. Почему пару сотен лет назад первопоселенцы заменили номер планетоида в реестре на такое странное название, тем более что земные деревья так и не прижились на новом месте — загадка, канувшая в историю. Родная планета Эйпа, которого по документам звали Эпплтри Смитом (дурацкие имена были одним из бесполезных наследий предков, очевидно, зацикленных на яблоках), была той еще дырой, как и девять из десяти планет заселенного людьми сектора. А Эйп — одним из тех неудачников, которых жизнь перемалывает своими челюстями раньше, чем они успевают вырасти и наплодить следующее поколение неудачников.
Так бы и случилось, если бы однажды его не угораздило нарваться на ребят Большого Пита, которые не только отобрали все заработанные деньги, но еще и отлупили его как следует за то, что Эйп — от безысходности — посмел сопротивляться. Само по себе произошедшее не могло считаться везением, но именно в этот момент на Эйпа наткнулась возвращавшаяся из кабака команда «Медеи» во главе с капитаном Бьорном. Он и обратил внимание на трех здоровенных парней, которые лениво пинали кого-то возле глинобитной стены.
Бьорн разогнал Питовых ребят — одним только взглядом и короткой нецензурной фразой, что в других обстоятельствах произвело бы на Эйпа большое впечатление. Но он в этот момент лежал на земле, из последних сил стараясь не выблевать собственные легкие, поэтому всего лишь слегка удивился сквозь наплывающее на него марево беспамятства, что мужик даже пушку не достал, а Питовых ребят, не робкого десятка, как ветром сдуло.
Капитан Бьорн и бровью не повел на подначки членов своего экипажа, которые от души веселились, наперебой предполагая, зачем местный пацан ему понадобился. На корабле загнал под душ, приказав хорошенько отмыться. Потом велел Алану, корабельному медику, дать новоприбывшему двойную дозу антибиотиков и глистогонное, сделать все возможные прививки и продержать трое суток в карантине. После чего Эпплтри Смит, которого мигом сократили до Эйпа, стал полноправным членом экипажа, получил в свое распоряжение каморку три на четыре, которая гордо именовалась одноместной каютой, а также поношенный, но чистый комбез, у которого пришлось подвернуть штанины и рукава.
Оспорить решение капитана Бьорна никому и в голову не пришло. Его слово на корабле было законом, и не только в том, что касалось маршрута или груза. Как впоследствии узнал Эйп, члены экипажа «Медеи» были с одной планеты, и, за одним исключением, происходили из старинного и уважаемого рода воинов, поклонявшегося Четырехликому богу. Бьорн был не только капитаном, но и вождем, а уклад жизни на «Медее» — причудливой смесью стандартного корабельного устава и клановых правил.
В «Медею» Эйп влюбился с первого взгляда. Точнее, с полувзгляда, поскольку второй глаз заплыл от здоровенного синяка — Большой Пит лично постарался, чтоб ему поносную хворь подхватить, ироду. В прежней жизни Эйп летал только на планетарных катерах. На межпланетных кораблях тоже бывал, когда удавалось найти подработку в порту, но не дальше грузового отсека. Поэтому «Медея» показалась Эйпу огромной и величественно прекрасной.
Немного попривыкнув, он стал замечать всякие мелочи вроде царапин на обшивке, тесных кают и вечно ломающейся установки климат-контроля, но это лишь добавляло кораблю шарма в глазах Эйпа. Вряд ли он смог бы чувствовать себя как дома на каком-нибудь сверхсовременном круизном лайнере, а на «Медее» — и мог, и чувствовал.
К тому же, как это случается и у людей, под неказистой оболочкой «Медеи» таилось немало скрытых достоинств. И свои сильные стороны она до поры до времени не показывала никому. На первый взгляд, это был обычный транспортник среднего тоннажа, но усиленная броня и дополнительные огневые точки наводили на размышление даже такого простоватого парня, как Эйп. Если во время стоянки в порту у кого-то из особо любопытных соседей возникали вопросы, им вежливо объясняли, что «Медея» переделана под перевозку грузов из старого боевого корабля. Впрочем, чем дальше от проторенных трасс, тем реже им задавали такие вопросы.
«Медея» действительно занималась доставкой, но маршруты были не из числа особо популярных, а после приземления груз часто приходилось везти по более чем небезопасным тропам. Поэтому члены экипажа скорее походили на наемников, чем на мирных торговцев.
Эйпа это не пугало: если он чему и научился за свою не слишком долгую жизнь, так это отличать хороших людей от тех, кто может всадить тебе нож в спину, ограбить или продать в бордель. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как ему повезло — он не только вырвался с родной планеты, что по местным меркам уже тянуло на чудо, но и не был вынужден расплачиваться за это своим телом или заниматься чем-то похуже.
Поэтому он понемногу приглядывался к укладу жизни на «Медее» и старался быть полезным, а в остальное время — помалкивать, не путаться под ногами и не брать с тарелки лишнего куска. Хаген быстро это просек и пригрозил нажаловаться капитану Бьорну, которому «не нужен на корабле бесполезный задохлик, так что жри побольше, придурок, а не то я тебе задницу надеру». Заботу о ближних Хаген умел проявлять только так — при помощи ора, матюгов, а иной раз и оплеух.
Эйп так и не понял, по какой причине капитан подобрал его, бесполезного, полумертвого от истощения и постоянных побоев. Таких парней в каждом порту не один десяток, отчего именно ему повезло? По мнению Зета, это случилось из-за того, что в судовой роли значатся восемь человек, а их второй механик помер во время стоянки на Земле Цветущих Яблонь от какой-то местной болезни после трех дней неукротимого поноса. И проще было взять кого-то на борт, чем объясняться с туземцами, почему экипаж уменьшился на одну единицу.
Может, и так, или же Бьорн просто пожалел Эйпа. По доброте душевной или потому, что он похож на его сынишку или младшего брата, оставшегося на родной планете. Или — и этот вариант нравился Эйпу больше всего — Бьорн, как истинный вожак, хорошо разбирается в людях, и разглядел под убогими и не слишком чистыми лохмотьями и коркой грязи и пыли, какой Эйп сообразительный и расторопный. И вовсе не в судовой роли дело. У Зета, как известно, злой язык, недаром Дэви велел держаться от него подальше, а он не был щедр на советы, несмотря на то, что именно ему поручили приглядывать за новичком.
Эйп ни за что бы не догадался, что Дэви тоже чужак, если бы не отсутствие у него клановой татуировки — у всех остальных узор из переплетенных черных и алых ломаных линий покрывал левое плечо от основания шеи и доходил почти до локтя. Рисунки были похожи, но все-таки отличались, одинаковыми они были только у Хена и Уолта. Сначала Эйп подумал, что второй пилот и навигатор родня, а потом узнал, что они пара и по старинной традиции дополнили рисунки друг друга.
Как объяснил Дэви, сейчас на такое мало кто решается — татуировки наносятся специальной краской, которая вводится глубоко под кожу, их не свести ничем, значит, союз заключается на всю жизнь. Так и выяснилось, что Дэви тоже приемыш — когда Эйп спросил, почему у него нет рисунка. Тот поначалу огрызнулся, но потом, словно устыдившись своей грубости, рассказал, что он сирота и три года назад прибился к клану в качестве проводника, а когда у них попытались отбить груз, схлопотал пулю. Оставить его было всё равно что добить, поэтому Хаген целые сутки тащил раненого на себе до корабля. Последнее удивило Эйпа — после такой истории Дэви и Хаген должны бы хорошо ладить друг с другом, но они постоянно ругались из-за любого пустяка.
Как бы то ни было, «Медея» стала для Дэви домом, а экипаж-клан — семьей. Это помогло Эйпу понять, почему Дэви так упорно тренируется и старается даже внешне не отличаться от остальных — носит у пояса короткий меч с чуть искривленным лезвием, заплетает боковые пряди в косы, собирая волосы в узел на затылке. И молится Четырехликому богу дорог, свято веря в его покровительство.
Эйп тоже пытался отращивать волосы, но капитан Бьорн каждый раз безжалостно обстригал их почти под корень, если под рукой были ножницы. А если не было, обходился ножом. Возразить Эйп не решался, а когда попытался расспросить Дэви, тот неохотно объяснил, что заплетать косы мужчины клана имеют право только после того, как убьют первого врага.
Зет не преминул вмешаться в их разговор:
— На воина ты все равно не будешь похож, детка, как бы ни причесался. С длинными волосами и с такой смазливой мордашкой тебя примут за шлюху, и на каждой стоянке у нас отбоя не будет от предложений одолжить тебя на часок-другой за пару монет.
Эйп свою мордашку смазливой не считал, да и обо всем остальном был не очень высокого мнения. Конечно, хорошая еда и регулярные тренировки сделали свое дело, но он по-прежнему не выглядел сильным и опасным, как остальные члены экипажа.
Хен и Уолт не отличались внушительными габаритами, но у них были свои сильные стороны — быстрота и ловкость. Когда они выходили биться на тренировочных мечах, у Эйпа очень скоро начинало двоиться в глазах от мелькания в воздухе смертоносных лезвий.
Зет перед началом боя всегда отпускал какую-нибудь пошлую шутку, но дрался ничуть не хуже. Дэви немногим уступал ему, хоть и был всего на пару лет старше Эйпа, недаром тренировался каждую свободную минуту.
Даже Алан, несмотря на свою вроде бы мирную должность корабельного врача, умел за себя постоять. Эйп убедился в этом, когда во время одной из высадок на них напали местные хищники, похожие на кошмарный гибрид паука и саблезубого тигра. Алан, ничуть не изменившись в лице, достал из-за пояса нож и рассек горло ближайшей твари, легко уклонившись от протянутых к нему шести когтистых лап. И пока Зет с Дэви, стоя с двух сторон от него, методично крошили врага на мелкие кусочки, наблюдал за этим с любопытством истинного ученого. Хаген же просто ломал тварям хребты, объяснив, что не станет пачкать свой клинок их грязной кровью.
Что касается Бьорна — он, кажется, не боялся никого на свете. И был по-настоящему красив, несмотря на то, что его кожу кое-где пересекали полосы шрамов, а волосы были обильно присыпаны сединой. Он был самым удивительным и самым опасным человеком из всех, кого когда-либо видел Эйп.
Так что даже если Бьорн не разрешал ему отрастить волосы потому, что не хотел, чтобы Эйпа приняли за одного из них, он имел на это полное право. В конце концов, пока Эйп ничем этого не заслужил.
***
Делегация с официальным иском от колонии явилась только через сутки после конфликта. Как потом объяснил Бьорн, они выжидали, не попытается ли экипаж получить срочное разрешение на вылет, и тогда их можно будет обвинить в укрывательстве и взять солидный штраф.
Местный чиновник, пузатый коротышка с дочерна загорелым лицом, не стал ходить вокруг да около:
— Нападение на служащего из администрации колонии считается преступлением против государства. За это полагается тюремное заключение сроком на год или, при наличии смягчающих обстоятельств, каторжные работы, продолжительность которых будет зависеть от поведения преступника, — он сделал многозначительную паузу. — Но поскольку обвиняемый не является здешним уроженцем, я предоставляю вам выбор — отдать его нам и улететь или судить по своим законам. Разумеется, заплатив пострадавшему за ущерб и оскорбление при исполнении служебных обязанностей.
— Если я оставлю преступника у вас, на снисхождение, я полагаю, он может не рассчитывать, — уточнил Бьорн и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Там, откуда мы родом, не бросают своих. Мы заплатим за его проступок, сколько положено. Даю слово, что он будет наказан по всей строгости.
— Хорошо. Расскажи, какой кары он заслуживает по вашим законам.
Эйп, кажется, оказался единственным, кто не знал ответа на этот вопрос, судя по тому, как помрачнело лицо Бьорна. Стоящий рядом с ним Дэви почти до крови закусил губу, точно пытаясь сдержать готовое неосторожно сорваться слово.
— Хаген нарушил мир между нашими народами, ответив неблагодарностью на доверие и гостеприимство, — в голосе капитана не звучало ни тени сомнения в своем решении. — Он понесет наказание согласно старинной традиции. Мужчины клана, поочередно соединившись с ним, прольют семя во славу Четырехликого бога.
— Платите и улетайте, — чиновник брезгливо скривился. — Мы не потерпим подобного варварства на нашей земле. В остальном я полагаюсь на ваше слово, капитан. Преступник должен получить по заслугам.
***
В ритуальном зале было пусто, только статуя Четырехликого возвышалась у стены. Выточенный из потемневшего от времени дерева идол на корабле со сверхзвуковым двигателем — с каждой новой планетой такие противоречия удивляли Эйпа все меньше. Наука и суеверия, прошлое и будущее тесно переплетались и мирно уживались между собой в новых мирах. Потому что даже там люди оставались всё теми же.
Статуя размещалась на подвижном основании и могла поворачиваться к адептам разными ликами. Эйп предпочел бы увидеть полное сострадания лицо Целителя, Торговца с хитринкой в глазах или даже сурово нахмурившегося Воина, но на Эйпа смотрел Пастырь. Строго и оценивающе, как будто знал о нем что-то, неизвестное остальным, может быть, даже и самому Эйпу.
Эйп бывал здесь каждое утро, вместе с остальными членами экипажа произнося слова молитв на незнакомом ему языке, прося Пастыря направить его, Воина — защитить, Целителя — дать здоровья, а Торговца — удачи в делах. Но это были чужие боги, точнее, бог, единый в четырех своих ипостасях, и Эйп не рассчитывал на него всерьез — с чего ему помогать иноверцу. Единственный, кому есть до него дело, это Бьорн. Но если он способен в угоду традициям заставить страдать одного из своих людей, неизвестно, не напрасно ли Эйп доверял ему больше, чем деревянному истукану с четырьмя лицами.
То, что воины предаются любви при первой возможности, как с женщинами, так и с мужчинами, ему было хорошо известно. На Земле Цветущих Яблонь за внебрачную связь полагалось строгое наказание, но так было далеко не везде. За время своих странствий Эйп повидал всякого и быстро усвоил: чем меньше осуждаешь чужие обычаи, тем больше шансов убраться целым и невредимым из тех мест, где эти обычаи соблюдаются.
Все, кроме Алана, охотно посещали заведения, предназначенные для развлечений подобного рода, включая Хена и Уолта, которые нередко брали в свою постель кого-то третьего, искренне не считая это за измену. Эйпа, как самого младшего члена экипажа, по давней негласной традиции оставляли дежурить на борту. Компанию ему неизменно составлял Алан, оставивший на родной планете жену, которой пообещал хранить верность.
Бьорн обычно шел вместе со всеми, но иногда оставался на борту и устраивал для Эйпа дополнительную тренировку.
Капитан учил его драться не так, как остальных, уделяя основное внимание приемам самозащиты. Сначала Эйпа это возмущало, но Хаген, услышав его жалобы, отвесил крепкий подзатыльник, а потом объяснил, что главная задача Эйпа, если они попадут в переделку — не сдохнуть и, если удастся, сохранить побольше целых конечностей и несломанных костей. А пока остальные должны отвлекаться, чтобы прикрыть его, Эйп — бесполезная обуза, так что пусть не мельтешит и слушает капитана, тот знает, что делает.
После упражнений ныла от усталости каждая клеточка в теле, но Эйп все равно чувствовал себя счастливым, хотя у капитана была тяжелая рука, даже когда он бил вполсилы. Бьорн только покачал головой, увидев однажды на лице Эйпа глупую улыбку, когда в очередной раз приложил его о переборку. Наверное, счел его дурачком, а Эйп всего лишь радовался тому, что Бьорн заботится о нем. А если в конце тренировки он слышал: «Молодец, Яблонька!», то был счастлив вдвойне — от похвалы и от придуманного капитаном ласкового прозвища.
За прошедший год Эйп хорошо узнал всех членов команды. Хаген с его напускной грубостью. Замкнутый и молчаливый Дэви. Хен и Уолт, которые могут переговариваться между собой жестами и обрывками фраз. Злые шуточки Зета и напускной цинизм Алена. Бьорн…
У каждого были свои достоинства и недостатки, но никто не был жестоким и бессердечным. Тем более дикой казалась мысль о том, что по приказу Бьорна одному из них предстоит пройти через боль и прилюдное унижение с молчаливого согласия остальных.
— О чем ты задумался, Эйп? — услышал он и испуганно вздрогнул. Все-таки ему еще далеко до других членов команды, как бы он ни старался — никто из них не позволил бы незаметно приблизиться к себе со спины, даже на корабле, где все они в безопасности.
— О ритуале наказания, — ответил Эйп и замолк, но Бьорн продолжал испытующе смотреть на него, и он не выдержал: — Что за ужасный обычай, неужели у вас дома так поступают? Сколько мужчин в вашем клане? Не гуманнее ли отправить преступника в тюрьму или на каторгу, чем искалечить или замучить до смерти? Надеюсь, мне не придется участвовать в этом!
— Ты не только член команды, но и часть клана, Эпплтри Смит. Если тебя не будет с нами, боги не примут искупительную жертву. Ты же не хочешь подвести нас, проявив слабость? Тогда гнев богов падет и на всех остальных, и прежде всего — на меня, потому что я привел тебя в клан и отдал под покровительство Четырехликого. Подумай об этом. А сейчас иди и поешь, вечером нам всем понадобятся силы.
***
Ужин прошел в молчании, даже Зет не отпускал свои обычные шуточки, уныло ковыряясь вилкой в тарелке.
— А где Хаген? — наконец осмелился спросить Эйп.
— Перед ритуалом он должен провести день в одиночестве и покаянных молитвах, — криво усмехнулся Зет. — Хотя сомневаюсь, что Хаген сможет произнести хоть одну, не ввернув крепкое словцо. Впрочем, вряд ли Четырехликий в ипостаси Воина не грешил этим…
— Не богохульствуй, если не хочешь оказаться на месте Хагена, — наставительно сказал Алан. — Капитан свято соблюдает традиции. Поэтому нам так везет. Боги хранят нас.
— Ты в это веришь, Алан? — хмуро спросил Дэви. И без того немногословный, он за вечер не сказал и пары фраз и едва прикоснулся к еде.
— Мы оторваны от родной земли, от друзей и близких. Чтобы оставаться собой, нужно чтить и бережно хранить наследие предков. Иначе однажды забудем, кто мы, откуда и куда идем.
— Неужели тебе не жаль Хагена?
— Лучше пролить семя, чем кровь, — пожал плечами Алан. — То и другое одинаково угодно Четырехликому. А Хагену не помешает урок смирения перед богами и кланом.
— Этот ритуал слишком жесток, — робко возразил Эйп.
— Есть и куда более суровые способы наказать того, кто нарушает заключенный кланом договор и подвергает опасности своих собратьев, — строго сказал Алан. — Поверь, тебе лучше не знать подробностей, если хочешь спокойно спать по ночам.
…Бог клана суров, но справедлив. У него четыре лица, смотрящие в разные стороны света, поэтому от него ничто не укроется. Пастырь, Воин, Торговец и Целитель хранят адептов в пути и приглядывают за ними, не давая сбиться с дороги. Четырехликий бог излечит, направит, поможет получить награду и защитит. А если заслужишь, то и покарает, рука не дрогнет. До сих пор чужой бог был добр к Эйпу, теперь настало время увидеть и другую его сторону.
