Танго втроём

— Господи-боже! Юрий, ты что, смерти моей хочешь?! Стоп! Стоп! Заново с того же места! — Да!       «Да ты уже выглядишь так, будто год в гробу пролежала, вобла сушеная!». Конечно, ради победы Юрий был готов на всё. Он сказал это еще при первой встрече с Барановской. Тогда он даже умудрился обворожительно улыбнуться бывшей приме. Но теперь, по прошествии времени, он мысленно уже убил старуху раз двадцать, не меньше. Само собой — с особой жестокостью. В такие моменты на лице Плисецкого появлялась странная улыбка. Так было и теперь. — Чего ты сияешь, как начищенный пятак?! Заново, говорю!       Юрий кивнул и, услышав музыку, принялся повторять тот отрывок, который прогонял уже столько раз, что сбился со счета. И чего Барановской надо? Всё же выполнено идеально! Ни единой помарочки! Вот же дое.алась… — Боже, боже… — Лилия прикрывает глаза ладонью. — Да бурёнки в коровнике мычат с бОльшим чувством, чем ты танцуешь! Что ты как кукла деревянная?! — Лилия, может, сделаем перерыв?       Даже Якову, который обычно отличался строгостью к своим подопечным, было больно смотреть на то, как вспотевший, уставший и злой Юрий снова и снова повторяет этот чертов отрывок. Фельцман уже ненавидел выбранную композицию, но ничего против сказать не мог. В конце концов, это ведь он пригласил свою бывшую жену помочь с постановкой хореографии для новой программы Юрия. А, как говорится, «взялся за гуж…». Мила, стоявшая, рядом с тренером и наблюдавшая за Плисецким, лишь горестно вздохнула.       Лилия чуть не испепелила Якова взглядом, поджала губу, но все же — пусть и с явной неохотой — выдавила: — Ну хорошо, — она повернулась в сторону ученика. — Юрий, перерыв! Он даже услышал ее не сразу. — Юра, пойдем перекусим! — Мила широко улыбнулась и помахала рукой.       Плисецкий, наконец, остановился, а потом поехал в сторону подруги, всё еще ускоренно дыша. Ноги и руки болели, спина ныла, все кости ломило. Наконец-то хотя бы поесть можно. — Ща как съедим по мега-бутеру, а? — Мила обнимает Юрия одной рукой за шею. Хотя это объятие больше похоже на рестлерский захват, и Плисецкий непроизвольно наклоняется. — Эй, отпусти! — Какой ты бука, — смеется рыжая, убирая руку. — Это, наверно, потому что голодный. — А ты такая болтунья, потому что слишком сытая прям, — проворчал Юрий, садясь на лавочку и разуваясь.       Барановская и Фельцман отошли в другой конец зала и о чем-то там оживленно переговаривались. Надо же, в этот момент они действительно выглядели как супруги, хоть и бывшие. — Не-е-е, мой живот абсолютно пуст. Я на диете, — Мила снова вздохнула и перестала улыбаться. — Тогда какие тебе бутеры? — цокнул языком Плисецкий, наконец, освободившись от коньков и надевая любимые «леопёрдовые» Конверсы. — Ну ты же меня не выдашь? — девушка подмигнула, потянув Юрия за руку и заставляя его подняться. — Кто тебе такое сказал? — оскалился в коварной улыбке Плисецкий, вставая на ноги и направившись к выходу. — А это, дружочек, говорит умница и красавица.       Девушка подхватила Юрия под локоть и с все той же веселой улыбкой на лице вышла со своим спутником из Ледового Дворца. — Что, Юрочка, тяжело тебе становиться примой-балериной? — хохотнула Бабичева. — Старая карга из тебя все соки выжимает? — Еще раз меня так назовешь — я тебя сдам, — рыкнул Плисецкий. — Это кому? — милая мордашка девушки удивленно вытянулась. — Карге и сдам. И уж тогда она тебе покажет кузькину мать.       Рыжая расхохоталась, чуть запрокинув голову назад. — Как? Заставит на шпагат сесть? Или зубы проверит на наличие кариеса?       Юрий закатил глаза и промолчал. Мда, аргумент вышел слабый. Да и Мила, как всегда, трещит без умолку. Он замечал не раз, что от общества бойкой девушки начинает уставать очень быстро. Впрочем, как ни странно это осознавать, Бабичева на сегодняшний день была его единственной подругой. Хотя, наверное, это слишком сильное слово. Так, очень хорошая давнишняя знакомая.       Они вместе зашли в кафешку-буфет неподалеку и заняли один из немногочисленных свободных столиков. После того, как еда, наконец, оказалась перед Юрием и Милой, девушка, откусив кусок огромного бутерброда, что грозил развалиться в любой момент, спросила: — Ты чего такой хмурый? Неужели обиделся?       Плисецкий покачал головой. — На тебя обижаться-то бесполезно. У тебя же память, как у золотой рыбки — пять секунд. — Какие глубокие познания в ихтиологии, — усмехнулась Бабичева, с хлюпаньем потянув сок через соломинку в стакане. — Ну, а чего тогда ты как в воду опущенный, рыбонька моя?       Взгляд Юрия ясно выражал: «Только попробуй назвать меня так еще раз». Но вслух этого он не сказал. — Да не пойму я, чего старуха хочет?! Я уже сто раз пересмотрел запись с тренировки. Ну ни одной ошибки! Ни одной!       Плисецкий возмущенно всплеснул руками, чуть было не опрокинув стакан с колой. Парень был в ужасном настроении, ему казалось, что над ним просто издеваются, придираясь без причины. Мало того, что морально было обидно, так еще и всё тело болело.       Мила подпёрла кулаком щеку и задумчиво поглядела в потолок. — Может, это какие-то балетные заморочки? — Какие?! — Н-ну… не знаю. Например, пока ты пачку не наденешь, ей не понравится? — девушка ухмыльнулась, а Юрий аж зарычал от негодования. — Да ну тебя! Я серьезно говорю, а ты!..       Бабичева нисколько не обременилась угрызениями совести, а вместо этого потрепала пальцами щеку Плисецкого. — О-о-о-о, ну не сердись. Я же пошутила.       Юрий дернулся назад и отодвинулся на стуле. Конечно, веселый нрав подруги — это не плохо, но порой (а точнее, очень часто) ее смешки раздражали и казались неуместными. Как она не может понять, что сейчас не до шуток?! Он готовится к гран-при, это чертовски важно! Гр-р-р, лучше б советом помогла…       Плисецкий, чтоб не нагрубить девушке, решил, что лучше будет просто молча обедать, поэтому взял бутерброд и почти яростно вцепился в него зубами. Мила, наблюдавшая за этим действом, только усмехнулась и также продолжила трапезу.       Юрий не произнес ни слова больше до тех пор, пока они не вернулись в Ледовый Дворец. Он был сосредоточен. Слишком многое поставлено на карту, и юный фигурист не мог упустить всё это. Раз Барановской что-то не нравится — он это исправит. Сделает так, что она зарыдает от счастья, когда увидит, как Плисецкий танцует. И никак иначе. *** — Э-э-э-эм… мы не едем на каток? — Юрий удивленно поднял бровь, заметив, как Лилия выкручивает руль авто совсем в другую сторону, поворачивая к центру города. Это показалось странным, поскольку весь прошедший месяц они занимались только на льду. — Нет, — категорично бросила Барановская. — Мы будем прорабатывать твои слабые стороны и делать их сильными.       Честно говоря, Плисецкий из этого ответа мало что понял. Слабые стороны? О чём это она? Он еле удержался, что не фыркнуть недовольно. Юрий сам порой удивлялся тому, насколько покорным был рядом с бывшей примой. С Яковом всё был совсем не так. «Железная леди», она же «Сушеная вобла» могла одним взглядом заставить Плисецкого засунуть всю свою дерзость в… словом, куда подальше. — Переодевайся и возвращайся в зал, — скомандовала Лилия.       Яков, до странности молчаливый сегодня (наверное, бывшая жена всегда держала его за горло, и ее влияние распространялось на него даже теперь), наконец, подал голос: — Всё-таки не думаю, что это хорошая идея. По-моему, мы просто тратим время попусту. — Я как раз-таки эффективно распределяю это самое время, — отозвалась Барановская. — Таким образом мы сможем сделать сразу два дела.       Плисецкий понимал всё меньше, что здесь происходит. Впрочем, объяснять, видимо, никто и не собирался. — Юрий, почему ты еще здесь? Я же велела переодеться, — взглянула на него Лилия.       Парень кивнул и скрылся в раздевалке. Хорошо. Что бы экс-прима не задумала — он это сделает.Погруженный в раздумья, Плисецкий надел черные леггинсы, майку и, собрав волосы в не особо аккуратный хвост на макушке, скрепил их резинкой. Переобувшись, Юрий вернулся в зал и с удивлением обнаружил, что теперь там находятся уже три человека: рядом с Лилией и Яковом стояла незнакомая девушка лет семнадцати. Она повернула голову в сторону Плисецкого и окинула его изучающим взглядом с головы до ног. Одета была примерно так же, как и Юрий: леггинсы, черный топ, мягкие чешки. Во внешности незнакомки не было ничего особенного: темно-русые волосы до лопаток, стройная, даже худощавая фигура, невысокий рост. Бледное лицо, слегка вздернутый нос, светло-розовые небольшие припухлые губы. Плисецкий был уверен, что в толпе людей мимо такой пройдешь и не заметишь. «Серая мышь» — промелькнуло в голове. Он посмотрел в серо-голубые глаза девушки, которые, пожалуй, были единственным, что с первого взгляда могло привлечь внимание к их обладательнице. — Юрий, это Хана. С сегодняшнего дня вы с ней будете вместе заниматься бальными танцами.       Плисецкий от удивления подавился воздухом и закашлялся. — Ч-чего?! С какого вдруг бальные танцы?! — похоже, Юрия, наконец, прорвало. — И вообще — это же парные танцы! А я — одиночник!       Лилия смерила парня почти презрительным взглядом и скривилась. — Помнится, ты был готов ради победы даже тело свое без остатка отдать. Что, уже передумал?       Плисецкий почувствовал себя идиотом. Да, это действительно были его слова, от них не отвертеться. Он сжал кулаки. Бальные танцы? — Что ж, если это необходимо для того чтобы быть лучшим, он готов. — Нет, не передумал, — поморщившись, выдавил Юрий, зыркнув на Хану, которая совершенно спокойно смотрела на него. Яков, стоявший слева от девушки, закатил глаза, но промолчал. — Прекрасно, — Барановская скрестила руки на груди. — Тогда начнем занятия.       Девушка бесшумно прошла по залу, остановившись напротив Юрия в шаге от него. Плисецкий ощутил нечто похожее на смущение, но упрямство и желание быть лучшим заставило развернуться к ней всем телом и снова посмотреть в лицо новоявленной партнерше. — Что ты стоишь? — Лилия цокнула языком. — Левую руку на талию, правой возьми ее ладонь. Поднимаем на уровень плеча, — командный голос женщины звучал, как генеральский на плацу.       Хана, похоже, поняла, что Юрий никогда еще не танцевал с партнершей, поэтому сама подошла к нему почти вплотную и протянула левую руку. Секунду поколебавшись, Плисецкий взял ее ладонь в свою и приобнял девушку за талию свободной рукой. Это было так странно, непривычно. Но раз надо — значит, надо. А ради этого «надо» станцевать с девушкой сейчас не казалось чем-то сложным. В конце концов, он же Юрий, мать его, Плисецкий, знаменитый фигурист! *** — Плохо! — Плохо! — Ужасно! — Сначала! — С последнего отрывка! — Выше колено! — Не стой столбом! Обними крепче! — Просто кошмар…       Столько замечаний за занятие Юрий не слышал никогда. Ему казалось, у него постепенно получается, но Барановская снова и снова повторяла, что танец просто ужасен, приукрашивая это различными сравнениями и эпитетами. «Грёбаное всё!» — мысленно ругался Плисецкий и непроизвольно сжал ладонь партнерши сильнее, чем надо, отчего девушка выдохнула и поморщилась. Юрий буркнул что-то похожее на «Извини», и они снова закружились по залу, периодически слыша замечания со стороны строгой наставницы.       Как бы это не было странно, но большая часть всех «Плохо!» и «Очень плохо!» была адресована конкретно Хане. Это вызывало в Плисецком недоумение. «Если она так хреново танцует, то зачем ее позвали вообще?!» — в который раз думал парень. Партнерша в те моменты, когда ее ругали, на пару секунд прикрывала глаза и слегка хмурила брови, но за всё занятия не произнесла ни слова. Она не оправдывалась, не соглашалась со сказанным — ничего. Просто закрывала глаза, глубоко выдыхала и начинала с новой силой прорабатывать то, что, по мнению Барановской, было исполнено из рук вон плохо.       Казалось, занятие не кончится никогда. Вновь и вновь включалась музыка. Снова и снова Юрий и Хана выполняли одни и те же движения, но хореограф все равно была чем-то недовольна. И всё-таки этот «день пыток» подходил к своему завершению. — Ладно, хватит на сегодня. Юрий, переодевайся. Едем домой. Сегодня будешь смотреть видео с чемпионатов по бальным танцам — Хорошо, — кивнул Плисецкий, отпустив партнершу, которая, встретившись взглядом с Лилией, просто развернулась и ушла в сторону коридора, ведущего к раздевалкам. Парень посмотрел ей вслед, до сих пор не понимая, какого чёрта эта доска тут делает? И почему так странно себя ведет?       Времени на рассуждения не было, как, впрочем, и сил вообще на что-то. Хотелось только завалиться на кровать и валяться неделю, не вставая. Юрий думал забрать с собой в квартиру Лилии любимого кота Потю, но, как выяснилось, у Барановской аллергия на шерсть, поэтому четвероногого друга пришлось оставить у дедушки.       Плисецкий переоделся, забросил лямку рюкзака на одно плечо и вышел из раздевалки. Услышав за спиной тихие шаги, он слегка обернулся и увидел, что по коридору идет его незадачливая партнерша. Парень хотел уже продолжить свой путь, не обращая внимания на Хану, но заметил, как девушка на ходу вытирает рукавом толстовки щеки, явно не замечая остановившегося впереди Юрия. Она прошла мимо Плисецкого, не попрощавшись и даже не взглянув, но вдруг юноша, сам впоследствии шокированный своим же поступком, схватил ее за запястье, останавливая. — И чего ты ревешь? — резко спросил он, заглянув в слезящиеся глаза Ханы. — Если не выходит, надо делать снова! Стараться до тех пор, пока не получится!       Она смотрела на него и молчала, это с каждой секундой бесило Юрия все больше. — Чего ты стоишь, как столб с глазами?! Скажи уже хоть что-то?! А если карга не права — защищайся, не молчи!       Он как-то позабыл о том, что и сам практически никогда не прекословил Барановской, но в этот момент Юрий чувствовал такое раздражение, что проигнорировал для себя этот факт.       Хана шмыгнула носом и, пошарив в кармане, извлекла из него телефон. Юрий с недоумением, приподняв брови, наблюдал за тем, как она тычет пальцем в смартфон, а потом разворачивает его к нему, демонстрируя то, что напечатано на экране. «Не могу. Она права. Я должна её слушать».       Большие черные буквы на белоснежном светящемся фоне. Плисецкий хлопал глазами, не понимая, что это вообще было такое. И только через несколько секунд с большим сомнением в голосе произнес: — Ты что… немая?!..       Они смотрели друг другу в глаза. Хана закусила губу и, отведя взгляд, слабо кивнула. — П.здец… — вырвалось у Плисецкого. Приехали…