Побег

— Добрый день, Патрик. Как самочувствие? — дружелюбно поинтересовался ученый. Голос его из-за маски-респиратора звучал глухо, и никакое напускное дружелюбие не могло замаскировать его холодную деловитость. Патрик не ответил: челюсти стягивал решетчатый намордник. Он только зарычал, угрожающе скаля большие, острые клыки, и по подбородку потекла вспененная слюна. Он дернулся, но тугие ремни бандажа крепко стягивали его руки за спиной на манер смирительной рубашки. Массивный чешуйчатый хвост, также стянутый ремнями, нервно подрагивал. — Прекрасно… прекрасно, — пробормотал ученый. Глаза его прищурились — он явно улыбался, хотя этого не было видно из-за маски. — Все готово. Закрепите образец, — теперь он обратился уже к охранникам, приведшим мутанта, и махнул в сторону прозекторского стола посреди комнаты. Потом подошел к бутыли на столе и, смочив ее содержимым салфетку, стал протирать руки. Сильно запахло спиртом. «Закрепите образец», — в этой фразе очень хорошо слышалось отношение куратора к своему подопечному. Пусть он называл мутанта «Патрик» на манер клички животного, но лишь для удобства, чтобы каждый раз не выговаривать номер. Для любого из ученых он всего лишь экспериментальный образец и всегда им был — ни больше, ни меньше. Охранники тяжело двинулись вперед. Казалось, что даже вдвоем этим высоким, рослым мужчинам в черной униформе сложно управляться с всего-то семнадцатилетним пареньком. Мистер Картер — так звали ученого — сверился с электронным календарем и довольно поцокал языком. Сегодня первый день гона, в период которого тело и сознание мутанта под воздействием гормонов претерпевало некоторые изменения, причинявшие ему сильные страдания. Патрик и его собратья становились особенно агрессивными и, соответственно, более опасными, чем обычно. Возня за спиной ученого неожиданно прервалась громким вскриком боли: — Аа! — один из охранников отшатнулся, прижимая руки к лицу. Сквозь пальцы его обильно сочилась кровь. Крупные красные капли падали на куртку черной униформы и белый кафель смотровой. Второй охранник всем своим весом прижимал к столу мутанта, который все еще брыкался, размахивая лентами ремней, а потом взвизгнул и скорчился, завывая от боли — это Картер извлек из кармана пульт управления ограничителем и нажал кнопку электрошока. Когда тело перестало подергиваться в конвульсиях, Патрик все еще поскуливал. Ошейник впился в кожу. Вдвоем ученому и охраннику удалось закрепить металлические скобы на руках и ногах подопытного, на хвосте, шее и голове. Холодный стол обжигал голую спину мутанта, но тот уже не рвался прочь. Тот второй, которого он полоснул по лицу острыми как бритва когтями, стоило только одной его руке обрести свободу, стоял в стороне, прижимая к лицу алое от крови полотенце. — Ступайте к Блэсу, мне сейчас некогда этим заниматься, — отмахнулся ученый, отправляя охранника в больничное крыло, — и позовите заодно Джонсона. Мне здесь потребуется помощь. Джонсон явился через пару минут после того, как дверь за спинами удалившихся охранников закрылась. — Звали, сэр? — пробасил он, уже закатывая рукава своего черного как у мясника халата. Он был на голову выше Картера и почти в два раза шире, и его Патрик ненавидел сейчас в два раза сильнее. От Джонсона всегда очень неприятно пахло — резко, густо, душно. Этот запах перебивал все на свете, въедаясь в ноздри, и стоило только врачу переступить порог смотровой, как мутант ощерился, скребя когтями по металлическому столу. Скрежет заглушил половину слов Картера, но Патрику и не нужно было слышать. Он уже не раз переживал предстоявшую ему теперь процедуру. Стол нагрелся или Патрик привык к его обжигающему холоду. В местах, где человеческая кожа была покрыта скользкой чешуей мантикоры, он почти ничего не чувствовал. Мутант по-прежнему лежал, прикованный к столу, и смотрел в потолок широко распахнутыми, немигающими глазами. Перед взором все плыло и пульсировало красным на фоне блеклой серости. Он видел, как двигается воздух. Видел, как плывет в нем, вихрясь и сворачиваясь, ненавистный запах. Им провоняло все: стены, ремни, стол, очень сильно пахло от стерильной салфетки, которой Картер протирал его кожу перед очередным уколом. «Спирт медицинский» — так было написано на бутылке с прозрачной жидкостью, стоявшей на столе под шкафчиками. — Он только что полоснул МакКини — представляете? — Картер продолжал бубнить из-за респиратора, звякая в чашке инструментами. От них тоже едва уловимо несло. Патрик напрягся, отрывая взгляд от потолка и скашивая его в сторону скальпеля. Неприятно, когда перчатки прикасаются к коже — такие сухие, обсыпанные какой-то белой пылью. Мутант вздрогнул. На его вытянутой руке, пальцы которой инстинктивно сжались в кулак, сильнее проступили взбухшие вены. По ладони потекла кровь — он так сильно сжимал кулак, что вдавил в нее когти. — Я видел, — сухо пробасил врач, а потом, заметив движение Патрика, кивнул ученому: — Он сейчас снова себя покалечит. Тоже обратив внимание на сжатый кулак, Картер хлопотливо засуетился, продолжая говорить: — Подержите его. Признаться, не знаю, что с ним и делать уже. Вы ведь слышали? Загрыз Тоби… то есть, двадцать восьмого, насмерть… Думали усыпить, раз уж такие дела с этим закрытием, но мне он пока еще нужен. — Конечно, еще бы не нужен. Это ведь лучший ваш экземпляр?.. Они говорили так, словно Патрика рядом не было или он был настолько туп, что не понимал, что речь идет именно о нем. Но Патрик все понимал, и от этого становилось дурно, но он продолжал напрягать слух. Когда с рук его сдирали шкуру, когда резали, когда снова кололи, когда засовывали в него жутковатого вида инструменты, когда вновь и вновь заливали ими же и нанесенные раны этим отвратительным раствором, так походившим на воду, но источающим удушающий больничный запах. Все щипало, жгло, чесалось, от металлических скоб на коже оставались красные следы. Когда Картер с устрашающей длины и ширины трубкой в руках попросил Джонсона аккуратно расстегнуть намордник, Патрик попытался цапнуть врача за пальцы, но схватил лишь металлические прутья, которые тут же с лязгом погнулись. Кислый вкус железа, новый удар током парализовал челюсти, глаза закатывались, голова, казалось, сейчас разлетится на куски, а голоса врача и ученого потонули в гуле бурлящей крови. Отдышаться не было возможности: трубку вставили в рот и с силой проталкивали в горло, удерживая голову запрокинутой. Всем этим пыткам будто бы не было конца. Патрик готов был отдать все на свете, чтобы оказаться сейчас в тренировочном зале, чтобы его хватали, грызли и рвали чужие клыки и когти, а не все эти холодные штуки, источающие дикое неестественное зловоние. Запах спирта, невыносимый для чуткого звериного нюха, прочно ассоциировался у него с этой комнатой, инструментами, процедурами и этими людьми — жестокими и безразличными. Вся их ласка — фальшь, все их внимание сугубо профессионально, каждая встреча с ними сопровождается приступами страха и ненависти, ведь каждый мутант спит и видит этот их левый карман, в кармане — пульт, а на пульте — кнопка, после нажатия которой… На глазах у Патрика выступили слезы, теперь его голова была перехвачена еще и эластичным ремнем. Острый кадык судорожно двигался по горлу, все пространство которого, казалось, занимала трубка. Он выгибался дугой на столе, но большие сильные руки мясника-Джонсона прижимали его обратно. Судя по разговорам, их волновало не столько здоровье Патрика, сколько целостность и исправность прибора, и именно поэтому, когда процедура была закончена, облегченно выдохнули. Картер снова забухтел в свой респиратор: — Ценный, ценный материал, да… Даже жаль, что придется свернуть исследования… Патрик сухо тявкнул, исходя кровавой слюной и подрагивая. Кому как не ему знать, что ученые не способны испытывать жалость. Горло саднило, в животе что-то противно ворочалось и разбухало. После часа издевательств все тело его пульсировало от боли, в груди жгло от ярости, но после того, что он услышал от Картера и Джонсона, полагающих, что озверевший из-за гона мутант их не понимает, в ней поселился еще и страх. Точного значения всех прозвучавших слов он не знал, но «усыпление» или «утилизация» не сулили ничего хорошего. Вернулись охранники, раненого МакКини сменил кто-то другой, незнакомый. — Осторожнее с ним, — на этот раз предостерег их Картер. — В этот период мантикоры особенно проворны. Вот так, держите здесь, остолоп вы эдакий. Патрика посадили и туго стянули ремнями грудь и руки. Он тяжело дышал, скалясь через прутья намордника в лицо незнакомому мужчине. Тот явно не понимал, с кем имеет дело, и посылал Патрику в ответ недоуменную ухмылку, хотя мутант заметил, как при виде его острых зубов уголки губ охранника нервно дрогнули. Заметил, как сильнее запульсировала артерия на его шее, как проступил мелкий бисер пота на лбу, а лицо немного побледнело. Сквозь удушливое спиртовое зловоние нельзя было разобрать этот тонкий, кисловато-мускусный аромат, порожденный страхом, но Патрик знал, что все они: и этот новый, и старый охранник, и Картер и Джонсон — все они боятся. Боятся его. Они не знают, на что он способен на самом деле, не понимают, что может прийти в голову полузверю, которого сами же и создали с неизвестной целью, а теперь хотят уничтожить. — Я провожу вас до вольеров, если не возражаете, — Джонсон опасливо покосился на Картера, в силу своих скромных умений пытаясь подстраховать профессионалов, скручивающих мутанта, но скорее мешаясь у них под ногами, и это сыграло Патрику на руку. — Хвост держите! Хвост! — глухо вскрикнул ученый, но мутант уже спрыгнул со стола и ударил этими самым хвостом его по груди. Мужчина отшатнулся, ударился поясницей об стол и сбил стоявшую на нем бутыль со спиртом. — Ограничитель! — взревел Джонсон, кидаясь к Картеру, и уже через какую-то пару секунд Патрик забился в конвульсиях на полу. Краснота перед глазами стала сплошной, в груди жгло, к вискам будто приложили раскаленное железо, ошейник потрескивал и искрился разрядами тока.