Побег

Сколько времени прошло с тех пор, как Патрик оказался здесь? Кажется, несколько часов, может и больше. Дождь лил, не переставая, то, вроде бы, затихая, то снова набирая силу. Однако, Патрик знал, что, даже если ливень прекратится, он не сможет уйти. Лужи собирались в трещинах, рытвинах и воронках на земле, сливаясь в сплошное грязное море и подтапливая разрушенную стену, через пролом в которой мутант пробрался в укрытие. Он обожжет себе лапы, он ослепнет от брызг, и его уже не спасет та половина мантикоры, что помогала выживать до сих пор. Ядовито-желтый свет снаружи поблек, сгущались тени, наступал вечер. Шум воды, стекавшей бурным вспененным потоком с обрыва плоской крыши, нервировал. Патрик не очень любил воду. Ему нравилось плавать, но не мокнуть. Да и то в лаборатории, в специальном тренировочном бассейне, где воду можно было без опаски пить, а не здесь, где даже дышать воздухом, пропитанным парами отравы, было тяжело. Еще раскатисто ревел гром, сверкали редкие молнии, что тоже не способствовало спокойствию мутанта. Когда руки и ноги перестали дрожать после долгого бега, а сердце прекратило выбивать пугливую дробь в стесненной груди, он поднялся и углубился в желтовато-серую темноту, чтобы немного осмотреться, понять, где он оказался, и есть ли отсюда другой выход. В полуразрушенном здании было холодно. Сквозь дыры в стенах врывался промозглый ветер, от чего разномастные покореженные конструкции из железа, похожие на огромные обглоданные скелеты, поскрипывали. Звук этот отдавался гулким эхом в большом помещении, нарушая вне всяких сомнений царившую здесь обычно мертвую тишину. Как Патрик не старался, он так и не нашел ни единого намека на присутствие здесь кого бы то ни было живого: ни помета, ни запаха, ни следов недавней или давнишней трапезы или ночлега. Впрочем, обследовать все пространство у него не было возможности: кое-где в проломы крыши также заливала вода, и он благоразумно избегал сырых участков. Он не ел уже пару дней, много двигался и плохо спал, очень устал и измотался, скитаясь по этой мертвой пустыне из развалин и мусора в полном одиночестве, ведомый каким-то странным порывом отыскать… своих. Хотя и понимал, что это невозможно. Последние, кого он мог назвать «своими» погибли там, у границы зоны отчуждения вокруг Деймоса. Все остальные, кого он встречал на пути, были либо врагами, либо жертвами. - Я, наверное, схожу с ума, - медленно и невесело заключил он. Голос его звучал тихо, сипло и нетвердо после продолжительного молчания. Мутант осторожно присел на упавшую опору, поджимая под себя одну ногу и обвивая вокруг подрагивающий хвост. Потерянный взгляд скользил по железным скелетам, лужам и редким пятнам грязно-желтого света. Очень хотелось пить. Чтобы произнести слова вслух, он не без труда разлепил губы, липкий язык еле ворочался. Жестокая ирония: кругом столько воды, а пить ее нельзя. Патрик с горестным вздохом расцепил застежку на своем голом животе и снял со спины дряхлый пыльный рюкзак, который нашел пару дней назад. Видимо, исследовательский: внутри было много странного барахла, а по пятнам крови можно было сказать, что бывшему владельцу он точно не понадобится. В рюкзаке была железная фляжка. Утром, найдя пригодный источник, Патрик наполнил ее доверху, но сейчас осталось немного, и мутант, подавив желание жадно вылакать все, позволил себе только один маленький глоток. Жалкая подачка молодому, растущему организму, потребности которого давно уже не бывали удовлетворены полностью. Сейчас можно было только ждать. Патрик устроился удобнее, свернувшись в углу под опорой и положив под тяжелую голову рюкзак. Ветер продолжал доносить снаружи непонятное зловоние и шевелить непрочные конструкции, гром удалялся, дождь все лил и лил, и шум его, уже приевшийся, начал понемногу убаюкивать и рождать в голове странные образы, проступавшие под опущенными веками желтыми пятнами. Вот Патрик снова в лаборатории, вот он смотрит на закрытую решетку от дальней стены своего вольера. Он лежит в своем логове, сооруженном из одеял и матрасов, вокруг темно, и только впереди за прутьями бледно светит голубой фонарь. Он хочет пить. Встает и подходит к миске, сладко потягиваясь и выгибая спину, стоя мордой вниз на четвереньках. Вода такая чистая, безвкусная, прохладная. Брызги летят на пол, когда он жадно и с удовольствием лакает, сколько захочется... Патрик открыл глаза. Он задремал и во сне стал вылизывать собственную руку – теперь на языке был соленый, жгучий привкус. Прислушался: дождь закончился, ветер стих, только с крыши все еще капало. В первый раз за две недели скитаний мутант в полной мере осознал и ощутил растерянность и одиночество. Глубоко внутри у него что-то больно кольнуло и сжалось. Он понимал, что скучает по тому месту, которое оставил. Так глупо. Пусть оно было жутким, пусть это была тюрьма, опостылевшая клетка, но там хотя бы было сухо и тепло, там была еда и вода. За стеной жил сосед, с которым можно было перестукиваться и перешептываться, чей запах можно было уловить из коридора. Патрик вдруг тихо заскулил, сжимаясь в комок и подрагивая, но вода заглушала эти звуки, и тогда он завыл – громко, протяжно, надрывая пересохшую глотку и запрокидывая голову к черному потолку. Эхо наполнило большое здание, усиливая и множа вой в десятки раз. Мутант надеялся, что его услышат хотя бы хищники, что кто-то или что-то явится на этот зов отчаяния, но никто не пришел. Капли утихли, тучи разошлись, сквозь проломы в крыше заструился мягкий голубоватый свет луны.