Серия драбблов по Хранителям

Иногда, Кромешник играет в гляделки с Тем, Что На Луне. Он раскидывает чёрные нити-щупальца, цепляясь за стволы деревьев, плетёт странную, неправильную паутину и закинув руки за голову, лежит на спине, вглядываясь в Луну. Джек никогда это не комментирует, наверное привык, за столько лет. Или просто понимает без слов. Иногда он оставляет Кромешника в одиночестве, или точнее - наедине с Ним. Иногда устраивается рядом. Он смотрит не на небо, он смотрит на Кромешника и изучает его, как тот изучает Луну. Он касается, очерчивая ледяным пальцем профиль, запоминает, чтобы рисовать его потом на оконных стёклах снежной изморозью. Он трогает Кромешника куда как меньше, чем тот - Джека. Поэтому Кромешник затаившись, позволяет себя изучать. - Я тебя люблю, - впервые за долгие годы нарушает тишину Джек, его пальцы на губах Кромешника, поэтому отвечает тот неохотно. - Нет, не любишь. - Нет, люблю. И ты меня тоже. - Ты любишь меня как снег, ветер, детей, игры и Рождество. - Разве этого недостаточно? - Смотря для чего. Джек всё видит и понимает по-своему. Его бесполезно отговаривать и убеждать, он упрям как ребёнок. Трёхсотлетний ребёнок. И как всякий ребёнок - он бесстрашен. Кромешник думает, что он не боится ничего, потому что ни к чему не привязан, и ничего его не волнует. Джек с одинаковым спокойствием переносит и его приступы злобы, и приступы меланхолии, и долгие периоды чёрной язвительности. Он никак не реагирует, когда Кромешник ерошит его волосы, и когда цепляется за голую лодыжку длинными когтистыми пальцами, когда забирается руками под его толстовку, гладит спину, словно пересчитывая позвонки. Даже на редкие поцелуи - отвечает смехом. Его, такого свободолюбивого, кажется, совсем не волнуют ревнивые, собственнические повадки Кромешника. "Я слишком долго был ничей", смеётся Джек. "Разве ветер беспокоится, из-за надетых на него оков?", смеётся Джек. И Кромешник не уверен - это потому что он не против, или это потому что ему всё равно? А потом ему выдаётся возможность это выяснить. Джек седлает его бёдра, наклоняется вперёд - голова заслоняет Луну, и Кромешник невольно усмехается. - Разве тебе не надо гонятся с ветром наперегонки, засыпать снегом деревья и заманивать детишек в лес, поиграть в снежки под луной? Кромешник раздражён, несмотря на то, что хочет видеть Джека рядом с собой. А Джек по обыкновению в ответ на раздражение и злость только посмеивается. Он нависает над Кромешником, опираясь на руки, по обе стороны его головы. - Временами я заглядываю к людям в жилища. Временами я остаюсь там надолго, слушаю и смотрю. Джек шепчет и с каждым словом наклоняется всё ниже, вскоре они сталкиваются кончиками носов и Кромешник вопрошает скептически: - Идёшь по моим стопам? - Я смотрел не из-под кровати, - тонко улыбается Джек, его глаза сияют отблесками нетронутого снега на солнце, - я был над ней. - Увидел что-нибудь интересное? - Я увидел что люди делают, когда им не хватает слов, для того, чтобы рассказать как они любят, - Джек опускается на локти и почти что ложится на Кромешника. - Я хочу попробовать. От Джека идёт холод, он продирается сквозь плоть и кожу, сквозь то, что служит Кромешнику кровью, до самых костей. Хоть он и не уверен, есть ли у него кости. Кромешник ловит и глотает дыхание холода, его ладони привычно забираются под синюю толстовку мальчишки, согревая кожу, но вместо того, чтобы поцеловать, он шепчет с затаённым злорадством, желая увидеть в снежных глазах обиду и тень страха: - Но я тебя не люблю. И Кромешник не врёт. Он никогда не врёт, это не его профиль. Разве можно назвать любовью то, что у них? - Любишь, просто не умеешь этого говорить. Но это ничего, нам и не придётся. Когда Джек прикусывает его нижнюю губу, Кромешник закрывает глаза, чувствуя как пальцы гладят его веки и лоб, очерчивают скулы и скользят по шее. Он не колеблется. Сдирая с Джека одежду, Кромешник поднимает тени, и укрывает их двоих непроницаемым куполом: этим он делиться с Тем, Что На Луне, точно не хочет.