Улетай, Ветер!

Дикон выскользнул из кровати, осторожно, чтобы не разбудить Альдо. И даже несмотря на то, что он знал — анакс за ужином принял лошадиную дозу снотворного, было до одури страшно, что Ракан сейчас поднимет голову, приоткроет горящие безумием глаза и поинтересуется, куда это его любимый эорий направился. Но Альдо спал. Сморенным сонным зельем, которое подействовало быстро, не позволив снова измочалить Ричарда, вывернуть его наизнанку, раз за разом, лишая не только чести, но и простого самоуважения. Альдо оказался мало того что безумцем и идиотом, так еще и извращенцем, которому было совершенно все равно, что стоящий рядом с троном юноша, ненавидел его всеми фибрами своей запятнанной когда-то души. Впрочем, Дик не кричал на всех углах об этой ненависти. Он молчал и терпел в себе все, что туда изволил всунуть ненаглядный анакс. Терпел с тех пор, как однажды Альдо озвучил свои планы на счет пленного Алвы, в неспешном разговоре с Робером, за ужином. Тогда Ричард едва не поперхнулся рыбной костью. Из внесенных королем предложений — публично обезглавить, было самое гуманное и пристойное. Той же ночью Ричард пришел к Альдо в спальню. Краснея и сходя с ума от стыда, сбивчиво шепча о том, как давно он мечтал… хотел… желал… — Как интересно, — лукаво прищурился тиран обходя вокруг верного эория, — ну раз мечтал… Разве я могу обойти тебя своей милостью? И не обошел. Тот первый раз был особо мучительным. Дикон позже удивлялся, что не потерял сознание, когда Альдо брал его: грубо, не сам, чем-то совершенно неподходящим для этого… Наутро впору было удавиться и не приведи Создатель кто узнал бы… Впрочем, Альдо и не думал скрывать своей власти над Домом Скал. Однажды, он отымел Ричарда прямо в тронном зале, перегнув через подлокотник трона, обитого белым бархатом. Дик до сих пор помнил каждую ворсинку белоснежной обивки, на которую он бездумно пялился, пока его жестко растягивали, а потом выдрали как трактирную девку, без прилюдий и ласк, на глазах стоящих у входа гимнетов. Счастье, что в зале не было Робера или Придда. Жить дальше Ричарда заставляла только поставленная цель. Он твердо решил освободить Алву, не дать тому погибнуть. Только так можно было исправить тот, ужас, что случился с Талигом из-за него, герцога Окделла. Так Дику казалось. Ведь он мог предвидеть подобный исход, мог догадаться, что из Альдо не выйдет достойного короля, уже в Алате чувствовалось безумие Ракана. Нужно было это остановить. Он мог… Теперь же только и оставалось, подставлять свой зад и ждать момента, когда Альдо расслабится и потеряет бдительность. Дику нужна была королевская печать, которую анакс держал при себе, ну и репутация… Впрочем со вторым проблем не было, весь двор был в курсе что за птица украшает ночи Его Белоштанного Величества. Это было мерзко… Это было необходимо - никто в столице не осмелился бы перечить любовнику короля. И вот сегодня был тот самый день, когда оттягивать дальше было некуда. А потому, Ричард, имея уже подобный опыт, опоил своего сюзерена, забрал печать, делая оттиск на заготовленной ранее бумаге, которая имела примерно такое содержание: «Податель сего действует в интересах Великой Талигойи и с моего высочайшего повеления. Альдо Первый». Разухабистую подпись анакса, Дик нарисовал без особого труда. И вот теперь печать. Ворота Багерлее распахнулись перед фаворитом Ракана, стоило Дику, надменно и лениво предъявить коменданту подписанную королем бумагу. И спустя десять минут, он ввалился в душегубку, в которой Альдо содержал Алву. Тот был прикован к стене, выглядел ужасно, но жив. — Будьте любезны, — обратился Дикон к охране, — освободите пленного. По распоряжению Его Величества, я забираю его. На Ворона юноша не смотрел, просто не мог. Было стыдно, до боли. — Неужели господин в белых штанах решил-таки от меня избавиться? По-тихому, ночью, руками самого… верного своего эория. Прелесть какая! — голос Алвы узнать было трудно. Еще бы такая сушь… Дик невольно скользнул взглядом по кувшину, наполненному соленой водой. Он знал, во дворце судачили. Охранник снимающий с пленника кандалы, размахнувшись, ударил бывшего маршала. Скотина! Да как он смеет, бить герцога! Нет, не так — Ворона! Дик, едва удержался, чтобы не вступиться за того, кто не раз спасал его самого. — Поторопитесь, любезный, я не намерен торчать тут всю ночь. Алва рассмеялся. И даже в его лающем страшном смехе, Дику чудилось презрение. Без сомнения. Эр Рокэ тоже знает… Выбравшись из тюрьмы, уверенно и заносчиво, как и полагается королевскому любовнику, отвечая всякому кто пытался преградить им путь, что это дело касается лично Альдо и очень конфиденциально, Дикон усадил шатающегося, но не сопротивляющегося Алву в оставленную у ворот карету, и погнал ее к южным воротам города, сам, взобравшись на козлы. Он осмелился глянуть на Рокэ лишь один раз, прямо в глаза, когда захлопывал дверцу кареты. И пожалел, наткнувшись на полный холода и презрения синий взгляд. — В том свертке чистая одежда, — буркнул он, отводя взгляд, — эта карета анакса, задержать ее не посмеют. За воротами вас встретит надежный человек и увезет из города. Ричард гнал, глотая слезы, чувствуя себя даже теперь отвратительно. Что ж, мучиться осталось не долго. Вот сейчас отправит Алву из города и все… Можно ставить точку. Альдо не простит измены и даже страшно представить, что он сделает с Диком, когда узнает, что тот освободил Ворона. Что ж, мертвому телу уже не больно и не стыдно. Бежать самому смысла не было, да и разве можно жить дальше, когда все знают, что он лег под Альдо и о том, что Ракан вытворял с герцогом Надора по городу ходили слухи, мерзкие, но зачастую не слишком приукрашенные. Большего позора не случиться даже от самоубийства. Ворота проскочили без проблем. И отъехав от города на пол хорны, Дикон затормозил, увидев стоящую у обочины тень — Хуан. Слава Создателю, кэналлиец поверил посланию Дикона и сделал все, как было велено. Явился. Спрыгнув на землю, и открыв дверцу кареты, Дикон, в последний раз поглядел на молчащего до сих пор Алву и криво усмехнувшись, горько крикнул:  — Улетай, Ветер! После чего, кивнув подошедшему Суавесу бормотавшему, что-то по кэналлийски, не оглядываясь, направился обратно в проклятую Создателем Ракану. Зная точно, что жить ему осталось не более чем до рассвета, сожалея только об одном, что освобожденный Ветер не удостоил его даже своим шепотом.