Улетай, Ветер!

— Далеко собрался? — раздался над самым ухом Ричарда, показавшийся очень громким, сухой голос Хуана, и в тот же миг железные пальцы Суавеса вцепились в предплечье Дика, резко дергая. — Пусти… — зашипел на кэнналийца юноша, запоздало понимая, что нужно было идти быстрее — бежать. Он же не успел сделать и полутора десятка шагов. Ричард дернулся, но это привело лишь к тому, что руку обожгло болью. — Забирай своего ненаглядного соберано, и катитесь прочь из столицы! — зло крикнул Дик, упираясь и вырываясь в то время, как Хуан тащил его к карете. — Убирайтесь, пока Альдо не узнал, что случилось. Он хочет уничтожить его, понимаешь?! Да отпусти же! Но Суавесу было все равно, он, не говоря больше ни слова, швырнул Дика в распахнутую дверь кареты, прямо к ногам Алвы, отобрав висевший на поясе пистолет, для которого у Дика имелись большие планы, а после, захлопнув дверь, вскочил на козлы и королевский экипаж сорвался с места. Ричард не поднимался с пола. Остался лежать там, куда упал и больше не двигался, глаз не открыл, отчаянно не желая сейчас видеть Алву. Какого выходца Ворону это понадобилось? Зачем? Впрочем, ничего хорошего ожидать от подобного поворота Дик не мог, он в последнее время привык к тому, что хорошего больше с ним не случится — никогда, а потому лежал и размышлял, как довести начатое до конца. Надо было кончать со всем и срочно. Пистолета было жаль… И чего он медлил, дурак? Нужно было застрелиться, как только отошёл от кареты. А что теперь? — Заканчивайте этот балаган, юноша, — услышал Ричард голос Алвы, все такой же хриплый, как в камере, но теперь в нем сквозили вместо язвительности усталость и раздражение, — и, будьте любезны — объяснитесь. — Я ничего не стану вам объяснять, — выдавил из себя Дик, чуть пошевелившись, но не планируя подниматься. Он вспомнил о том, что в голенище сапога спрятан отцовский кинжал. Собираясь на дело, Дик решил его укрыть от чужих глаз, на случай, если обман не сработает и в тюрьме его станут обыскивать. Вот и пригодилась уловка, Суавес забрал лишь пистолет. Теперь, главное успеть, пока Алва не догадался. А потому Окделл продолжил говорить, осторожно двигая руку к сапогу: — Вам нужно бежать, а я должен вернуться в город, к моему сюзерену. Времени мало… — Вам так не терпится вернуться к белоштанному ничтожеству, Окделл? Думаете, он вас снова приласкает за содеянное? Дик даже не вздрогнул, несмотря на то, что слова сочившиеся презрением, жгли, как вымоченная в соли плеть. Он молчал, заставляя себя думать лишь о кинжале, зная, что ещё немного и он сможет дотянуться до рукоятки, украшенной вепрем. А Ворон пусть глумится, теперь это уже не имеет никакого значения, во всяком случае для Ричарда. — Что же вы молчите, юноша? Мне было бы любопытно знать… Алва зло насмехался. Плевать. Пальцы уже коснулись рукоятки, ещё чуть-чуть… Но в этот момент Ворон, ухватившись за волосы Ричарда, дернул их, заставляя Дика запрокинуть голову, так, чтобы Алва смог разглядеть его лицо. Охнув, Ричард зажмурился, несмотря на боль почувствовав, как кинжал, наконец, скользнул в его ладонь. Слава Создателю! Теперь нужно лишь уловить момент и все закончится. Жаль только, что он не успел написать Роберу, как собирался по возвращении в Ракану. Объясниться, чтобы, уходя в Закат, знать о том, что есть хоть один человек, который знает правду и не будет считать его, Ричарда Окделла, продажной распутной мразью… — Посмотри на меня, — хрипло требовал между тем Алва, все ещё крепко держа Дика за волосы и не позволяя юноше отвернуться, — и ответь, глядя в глаза, что тобой двигало, когда ты пошёл против своего… обожаемого Альдо? И может быть, я сохраню тебе жизнь. Дик открыл глаза одновременно с тем, как извлек кинжал. Он глядел, не моргая, в полные ярости глаза Ворона, похожие сейчас в полумраке кареты на сапфиры, что раньше блестели у эра на пальцах и, вскинув руку с оружием, коснулся им горла, своего. — Я не нуждаюсь в ваших подачках, монсеньор, — выплюнул он в лицо разьярянного ветра, — и жизнь, такая как сейчас, мне более без надобности. Проща… Вот в этом была его ошибка. Каким бы слабым и немощным сейчас не выглядел Ворон, он все равно оставался Алвой. Не стоило болтать, вестись на провокацию, глядеть в холодные глаза — нужно было действовать сразу, не оставляя Алве ни единого шанса, чтобы успеть… Впрочем, кто бы знал, что Ворон решит вмешаться? Дик закричал, чувствуя боль в выворачиваемом запястье и единственное, что ему удалось, это лишь немного чиркнуть по горлу, не нанося себе вреда. Кинжал со стуком упал на пол кареты, и Алва наступил на него ногой. Разрубленный змей!!! — Даже не мечтай, — глухо рыкнул бывший маршал, толкая Ричарда, которому теперь хотелось только одного — разрыдаться. Да что ж за проклятье такое! Что ему теперь остаётся? Только просить о милости… Унижаться ещё больше… — Пожалуйста, — Дик сам себя с трудом слышал, — позвольте мне… Или лучше убейте сами. Я приму смерть из ваших рук и мы будем с вами в расчёте, за… тот яд и за предательство. Прошу. — Не мечтай… — снова повторил Алва, опускаясь на своё место и прикрыв в изнеможении глаза, но не убрав ноги с лежащего на полу кинжала — во всяком случае, пока я не разберусь в том, что происходит. Дикон поднялся с пола и, сев напротив Ворона, забился в угол, закрыл глаза, чтобы лишний раз взгляд не натыкался на эра Рокэ — и так паршиво, и стал думать, как быть дальше. Освобождение от кошмара откладывалось на неопределенный срок, но одно Дик решил для себя твёрдо — он не станет ничего говорить Алве, возможно, тот утомится его упрямством и порешит бывшего оруженосца. Надежды на это, конечно, мало, но ничего лучшего сейчас Ричард придумать не мог. Какое-то время они ехали молча. Пять минут, десять, четверть часа… Дик, даже немного расслабившись, начал проваливаться в зыбкий и беспокойный сон, ночь, проведённая в волнениях и без сна, брала своё, однако уснуть окончательно ему не дал Алва. — И все же ответь, почему? Почему ты пошёл против того, кого любишь? — раздался его голос прямо у Дика над ухом, и, открыв глаза, Ричард обнаружил Алву уже сидящим рядом с собой. Дик вздрогнул и осоловело переспросил: — Люблю? — Да… Ты ведь души не чаешь в своём, — Алва презрительно фыркнул, — анаксе. Благородный герцог Окделл бросил под ноги своему королю не только шпагу, верность, но и легендарную честь. — Я. Его. Ненавижу, — зло прошипел Ричард, почти проснувшись, но напрочь позабыв о том, что собирался молчать. Внутри почти прорвало скопившуюся за эту ночь обиду, и она грозила выплеснуться через край, отравляла каждое слово. Дикона затрясло, и он, не сдерживаясь более, крикнул: — А честь и достоинство мне пришлось обменять на возможность не позволить ему вас четвертовать. Казнь назначили на послезавтра, на площади Оленя, прямо перед домом Савиньяков. Альдо лично ходил в конюшни, выбирать жеребцов покрепче. — И потому ты решил вернуться в город? — голос Ворона сделался каким-то тусклым, даже несмотря на хрипоту, — чтобы занять моё место? — Нет, — Дик устало покачал головой и снова закрыл глаза, не позволяя собравшимся в уголках глаз слезам скатиться на щеки, — я планировал написать прощальное письмо Роберу и… пустить себе пулю в лоб, но пистолет забрал у меня Хуан. А потом пусть Альдо делал бы, что хотел — хоть топил, хоть сжигал, хоть четвертовал… Мне без разницы. — Идиот… — фыркнул вдруг Алва, и Ричард почувствовал, как его притянули и заключили в объятия. Сердце при этом почти остановилось и дышать стало трудно, так, как бывает, не вдохнуть, когда в лицо резко бьёт порыв теплого ветра. — Сложные многоступенчатые планы, это совершенно не ваше, юноша, стратег из тебя так себе, — голос Алвы вдруг сделался мягким, и Дику показалось, что бывший эр улыбается, но открыть глаза и проверить смелости не хватило. А когда волос коснулась чужая рука и растрепала их, как когда-то давно, на поле под Дарамой, сдерживаться более сил не осталось, и по щекам потекли горячие струи. — Ну, ну… — Алва большим пальцем, очень ласково стер солёную дорожку со щеки Дика, а после прижал юношу к себе. — Все будет хорошо, Ричард. Южный Ветер вырвался из плена и теперь унесёт тебя с собой, сметая с лица Кэртианы любого, кто посмеет лишь подумать о том, чтобы причинить тебе боль.