***
Антон в который раз повел плечами, стараясь хоть немного избавиться от неприятных ощущений. Он сидел в коридоре, около раздевалки, черт знает с чего придя на двадцать минут раньше начала пары. Арсения на месте все еще не было. И, Господи, спаси да сохрани, да, философию вот уже в который раз подряд вливали в их расписание, ведь за месяц они пропустили довольно много материала, который нужно пройти в сжатые сроки, а потому этот предмет и суют, куда могут, во все окна в расписании, что настроения не добавляло ни всем пяти курсам, ни Антону в особенности. Вдруг на плечи легли чьи-то руки, Антон вздрогнул и обернулся. Над ним нависала довольная Катька, начавшая разминать его плечи. — Я после ночной выгляжу лучше выспавшегося тебя, — рассмеялась она, делая круговые движения, отчего мышцы заныли с новой силой, но боль постепенно стихала. — Это не в счет, я вообще не выспался, — буркнул он, снова запрокидывая голову и глядя на «перевернутое» с его ракурса лицо девушки. — А ты тут че? Ты же этот… юрист, да? — сообразил он, широко зевая и опуская голову. — Какой сообразительный, — хмыкнула девушка, начав похлопывать его по лопаткам и плечам ребром ладони: — Мне ко второй, сюда я вообще к девушке заскочила, она, кстати, с тобой должна учиться, наверное… первый же курс, да? — ненадолго остановившись, Катя прикинула что-то в голове, после недовольного стона снова продолжая массаж. — Это какая? — снова перевел на нее взгляд Антон. Катя обхватила его щеки руками и направила в сторону входа. — Вот и моя малышка, — просияла девушка, хлопая напоследок юношу по спине и бросаясь в объятия, судя по всему, Алины. И у Антона действительно нет слов, потому что… блять, да это же та самая девушка, которая заикалась еще на первом занятии философии, когда его заставили выручать сокурсницу, а потом Арсений Сергеевич еще успокаивал ее. — Философия — эт-то особая форма позн-нания мира, вырабатывающая систему знаний о… — и вдруг замолчала, лихорадочно листая конспект, стараясь вспомнить продолжение термина. — Шастун, выручай даму, — улыбнулся Арсений, вновь переводя взгляд на заскучавшего ученика. Ненавязчивый флэшбек вдруг мелькнул в голове. Антон не сдержал истеричного смешка. Тихоня и оторва — интересная пара. И тут же вспомнился разговор в скайпе… да-а-а уж, эта Алина выглядит совсем иначе с распущенными волосами, нежели с собранными в низкий хвост, как сейчас, да еще и в очках. Ее совсем не узнать. — Ну вы, девчонки, даете, — тихонько хмыкнул он, почувствовав, как становится третьим лишним, когда Алина стала кидать на него стеснительные взгляды, пока Катя приобнимала ее за талию. Вовремя появившийся Арсений Сергеевич стал настоящим спасением! — Доброе утро! — подскочил с сидения Антон, тут же поморщившись и зашипев от боли в потревоженных мышцах после сна в неудобной позе. — Ты вчера все-таки навернулся с лестницы? — нахмурившись, то ли в шутку, то ли на полном серьезе спросил мужчина, когда Антон поравнялся с ним и вместе следовал к кабинету. — Что? Какой лестни… а-а-а, это, — он смущенно улыбнулся. — Да нет, просто ночью… — О-о-о, можешь не продолжать, — рассмеялся преподаватель, хлопая юношу по спине, отчего тот снова поморщился. — Тоже студентом был. Ночи не для сна и все такое, да?.. — подтрунивал над ним мужчина, не вникая в ситуацию. Антон покраснел до кончиков ушей, смущенный по шкале 10 из 10. — Да что вы, нет, я ж не об этом вообще!.. — начал было оправдываться Антон, но снова был прерван: — Да ладно, передо мной можешь не оправдываться, мне-то какое вообще дело? — тепло улыбнулся мужчина, вынимая на ходу ключ от кабинета. Антон, закусив губу, приглушенно заскулил от того, насколько нелепой вышла ситуация. — Можешь тут остаться, мне в деканат нужно, — отчитался Арсений, оставляя в тёплом классе пальто и папку с очередной стопкой листов, оставляя Антона одного. Шастун прошел к парте, уронив на нее сначала сумку, потом тело, а потом и голову, и, кажется, уснул. Ему уже не привыкать засыпать в любых положениях и на любых поверхностях.***
— Шасту-у-ун, — услышал он мягкий шепот над ухом и протянул тоненькое «м-м-м?», не открывая глаз. — Радость моя, пара уже началась, — продолжал нашептывать приятный голос, проникающий глубоко внутрь, вызывающий легкую дрожь. — Что? — все еще лежа с закрытыми глазами и будучи уверенным в нереальности происходящего, так же тихо произнес Антон. — Шаст, война, война началась! Вставай, скорее! Враги наступают! — Антон тут же подскочил с места, не понимая, что вообще происходит и не замечая смешков, разнесшихся по аудитории. — Хватай книгу и иди без меня! Давай же, уходи, пока не поздно! — продолжал голосить отвратительно громкий голос, в руки сунули какую-то книгу, он на автомате прижал ее к груди. Его потянули на себя, вынуждая встать, и Антон на автомате прошел еще пару шагов вниз по проему, пока он, наконец, сообразил, какого, собственно, члена происходит. — Какого… — вслух протянул он, глядя то на книгу в руках, то на ржущих однокурсников, то на уссыкающегося Арсения Сергеевича, который и послужил причиной резкого подъема. — Как по-взрослому, — закатил глаза Антон, швыряя учебник в учителя, который он нелепо поймал, прежде подкинув в воздухе пару раз, вызывая еще одну волну смешков. Одному только Антону было вообще не весело. — Высыпаться нужно, — припомнил ему утренний диалог Арсений, спускаясь к кафедре и бросая на стол учебник. — Надеюсь, никого больше будить не придется? — не услышав возражений, мужчина продолжил: — Тогда по традиции перейдем к новой теме. Открываем тетради, — махнув рукой, дал команду Арсений Сергеевич, становясь у доски, и идеальным, мать его, почерком, вывел новую тему: Философия Древнего Востока. Пара обещает быть скучной…***
— Шастун, а Шастун, спишь? — этот вопрос Арсений Сергеевич задавал с завидной периодичностью каждые 10-15 минут, ведя теперь свою месть за выходки парня. Антон забавно краснел и сжимал кулаки, каждый раз глубоко вдыхал и выдыхал, и лишь после этого отвечал «нет», «не сплю», «и в мыслях не было» и прочее, прочее, прочее, что приходило в голову. — Тогда вернемся к Индии… История вновь повторилась, и Антон, не выдержав, громко рявкнул: — Сплю! — и повисла тишина. Арсений Сергеевич, не готовый к такому повороту, растерялся всего на миг, после чего сделал грустное лицо и тихо, но чтоб было слышно, произнес печальным голосом: — Не спи, замерзнешь, — вызывая у кого ухмылки, а у кого смех, и только Антон обреченно рыкнул, ударяясь лицом об парту, тихо повторяя: «За что-о-о».***
— Что же, вы все отлично поработали, Шастун отлично выспался, а я отлично провел время. Всем спасибо, все свободны! — улыбнулся со звонком Арсений Сергеевич, махнув на прощание рукой студентам. Ребята считали своим долгом лично попрощаться с учителем, и только Антон прошел мимо с абсолютным нежеланием хоть как-то заговорить с этим мужиком, который буквально ворвался в его жизнь, и он все еще не понимал: хорошо это или плохо. И это угнетало. Зато группе нравилось, они тащились, ну конечно, этот Арсений Сергеевич ведь такой смешной и понимающий! Ага, особенно с позиции Антона.***
Придя домой, в родную общажку, и мысленно поздоровавшись со всеми населяющими ее тараканами, юноша уже не был удивлен тем, что комната открыта, но вот увиденное немного так потрясло… — Девочки, простите! — выкрикнул он, когда обе девушки обернули на него свои взгляды. Катя сидела верхом на его, блять, однокурснице и увлеченно оставляла на ее шее засосы, пока «пассив» расстегивала ее лифчик, а тут «здравствуйте, я Антон Шастун! У вас все хорошо?». — Закрывать же надо! — в оправдание заявил он, стоя уже за дверью и спеша свалить куда-нибудь нахрен. Тут же вспомнилось кафе неподалеку, где, кажется, работала Катя. Бля-я-я, нет, нельзя о ней думать. Она там в его… их комнате с его… их… нет, его однокурсницей… — Как сложно-то, блять, — простонал он, спеша уйти от общаги как можно быстрее, чтоб забыть о своих полыхающих от стыда ушах.***
В кафе было занято всего с половину столиков, и Антон без труда нашел, куда приземлиться. Быстро сделав заказ, он не стал терять времени на ожидание, все же при нем осталась сумка и тут он точно не уснет. Вынув из сумки тетрадь по философии и загородив ею весь обзор, он принялся зубрить конспект, время от времени останавливаясь, чтоб повторить уже выученное, и лишь потом двигался дальше. Тетрадь вдруг вырвали из рук, и он уже готов был возмутиться на обидчика, да вот только перед ним стоял не кто иной, как Арсений Сергеевич собственной персоной и проходился взглядом по его не слишком разборчивому почерку. — Похвально, Шастун, — улыбнулся он, возвращая тетрадь и жестом вопрошая, свободно ли место напротив. Неуверенно кивнув, Антон вновь уткнулся взглядом в тетрадь. Он услышал, как Арсений заказал кофе без сахара. Мужлан. — Ну же, Шастун, поговори со мной, — вдруг ни с того, ни с сего заявил Арсений, вновь отбирая у него тетрадь и перекладывая ближе к себе. Антон, закатив глаза, откинулся на спинку стула. — А потом начнется «Шастун то, Шастун это, Шастун, назови мне типы мировоззрений», — Арсений с улыбкой наблюдал за этой жалкой пародией на его голос, в конце и вовсе позволяя себе тихо рассмеяться. — С каких пор студенты могут позволить себе обед в приличном заведении? — перевел тему мужчина, окидывая взглядом просторный зал. — Там сложная история, — снова скривившись, вспоминая девчонок, загадочно проговорил Антон, поднимая взгляд на преподавателя. А ему идет эта черная футболка с узором и надетый поверх синий пиджак. — Ну, тогда я тебя займу историей… — и Арсений принялся рассказывать о произошедшем случае на четвертой паре у пятого курса. Антон старался не смеяться, желая показать, что не такой этот Арсений и «забавный», как считал почти весь курс, не считая его самого, но развязка истории действительно была достойна смеха. Антону подали вредную картошку-фри, Арсению кофе. Эта посиделка со стороны наверняка выглядела спланированной. Спустя минут пятнадцать Арсений посмотрел на часы и начал копаться во внутреннем кармане лежавшего рядом пальто, находя кошелек и кидая на стол несколько купюр, оплачивающих и обед юноши, и свой напиток. — Ладно, я побежал, спасибо за компанию, — поблагодарил его Арсений, спеша к выходу. — Заберите деньги, я в силах расплатиться, — тут же горячо ответил Антон, но спина Арсения Сергеевича ясно дала понять его намерения. Вздохнув, Антон пообещал себе вернуть ему эту гребаную сотню.