Кое-как поднявшись на ноги и отойдя в сторону от застывшей лужи, Антон отряхнулся от снега. Фыркнув, он поправил лямку сумки на плече и двинулся вперед, осознавая, что правая нога пульсирует от боли после падения. Поморщившись от неприятных ощущений, он остановился перед ступеньками, ведущими к порогу университета. Выругавшись, Антон стал взбираться по ним со скоростью черепашки, держась за боковой бетонный блок-клумбу.
— Шастун, ты чего хромаешь? — раздался голос позади. Антон вздрогнул, резко оборачиваясь и оступаясь. Он был близок к падению с четвертой ступеньки, когда в него впились сильные руки, помогающие удержать равновесие. — Тише ты! — восклицает Арсений Сергеевич, выставив вперед руку, вынуждая юношу замереть на месте смирно. — Меня еще за собой потяни, блин, — возмущенно выдыхает Арсений, беря юношу под локоть и помогая взобраться на оставшиеся впереди три ступеньки. — Давай же, расскажи мне увлекательную историю, как ты где-нибудь навернулся, — Антону показалось, что преподаватель прочитал его мысли в этот момент, на что он закатил глаза и цокнул языком.
«Он та-а-а-кой предсказуемый» — да, Арсений Сергеевич, так вы думаете?
— Будто только я падаю в гололед, — возмутился юноша, проходя в теплый зал, тут же стягивая с себя верхнюю одежду, в которой тут было жарковато. Он старался не хромать на поврежденную ногу, но не мог контролировать эту деталь. Не сказать, чтоб было слишком больно, скорее неприятно.
— Эй, может, тебе лучше в медпункт заглянуть? — предлагает Арсений, оставляя верхнюю одежду на вешалке и идя следом за мальчишкой, наблюдая за его походкой, убеждаясь, что следует затащить его на осмотр.
— Зачем? — хмурится Антон, оборачиваясь. Преподаватель, вздохнув и одарив парня взглядом а-ля «ты дурак, что ли?», за плечо тянет его вперед, проходя мимо лестницы, и заворачивая в коридор, где в самом начале расположился кабинет медсестры. Арсений молча открывает дверь, отчего в лицо Антону тут же ударяет букет «больничных» запахов — от лекарств до свежих белых простыней, и легонько подталкивает его вперед. Шастун, обиженно хмурясь на такую подставу со стороны, казалось бы, человека, желающего ему добра, молча усаживается на кушетку и скрещивает на груди руки. Когда дело доходит до осмотра, Антон, не глядя в сторону, как-то грубовато задает вопрос, хотя изначально задумывалась просьба:
— Не выйдете? — и снова замолкает, стягивая с поврежденной ноги кроссовок и задирая штанину на пару подкатов.
— Нет, — просто отвечает ему Арсений Сергеевич, привалившись плечом к дверному косяку и с жалостью наблюдая, как Антон морщится от боли, когда его лодыжку прощупывают, задавая наводящие вопросы.
— Третье растяжение за день! — возмущенно выражает свои мысли вслух медсестра, нанося какую-то мазь поверх участка кожи, а после принимается за наложение эластичного бинта.
— Растяжение? — немного растерянно переспрашивает Антон, ловя на себе настороженно-взволнованный взгляд голубых глаз.
— Ой, да ты не переживай, посидишь дома недельку, отлежишься, — добродушно улыбается ему женщина, расправляясь с оказанием медицинской помощи. — Арсений Сергеевич, парнишку-то как-то пристройте, ему сейчас никаких нагрузок нельзя, есть кому отвезти его? — задается вопросом женщина, выводя рецепт и справку об освобождении на двух разных стикерах, протягивая оба Антону, но преподаватель перехватывает их раньше, вчитываясь в написанное. Справку с освобождением он перекладывает к себе в карман, обещая лично занести куда нужно, вторую же, с названиями препаратов и инструкцией ухода за ногой, отдает юноше.
— Разберемся, — только и говорит он, протягивая руку, чтоб помочь встать. — «Зачем мне в медпункт, зачем мне в медпункт…», — вздыхая, припоминает он мальчишке диалог в коридоре, пока перекидывает его руку через свои плечи и крепко обхватывает талию, помогая идти.
— Меньше нагрузок! — вслед напоминает женщина, вздыхая, когда в дверях нарисовалась новая компания из парня и девушки, почти волочащих на себе новую «жертву» гололеда.
Антон старается меньше наступать на поврежденную ногу, и хоть большую часть его веса на себя взял Арсений, идти все же больно и он просит остановиться на минуту, когда они, накинув свои куртки в гардеробной, покинули здание. Во дворе ни души, что называется — кто-то уже грелся в универе, кому нужно гулять в такой холод, тем более звонок через пару минут, а оставшейся части ко второй паре. Только небольшая компания молча прошла мимо, сворачивая за угол здания.
— Я с тобой еще час идти так буду, — вздыхает мужчина, ощущая, как хватка юноши на его руке с каждым шагом становилась сильнее и сильнее, видимо, он сжимал ее, сам того не замечая, из-за нарастающей боли. Закончилось это тем, что они затормозили в паре шагов от лестницы, останавливаясь на пороге.
— Я и сам мог бы, — фыркает Антон в ответ, показушно освобождаясь от рук Арсения Сергеевича.
Больно нужно, возомнил из себя героя, а из меня принцессу. Ладно бы я его сам попросил, так нет же, Арсений-я-помогаю-бедным-обездоленным-и-просто-подвернувшим-ногу-Сергеевич, блядь.
Мужчина, громко вздохнув, прячет руки в карманы, с интересом наблюдая, что же будет дальше. Юноша, промычав себе что-то под нос, упрямо делает пару шагов вперед, но нога тут же подламывается и он падает на холодный асфальт, тут же закрывая рот ладонью, чтоб из груди не вырвался жалобный скулеж от прошибающей его волны боли, такой, что заслезились глаза.
— Ну как, самостоятельный, справляешься? — подтрунивает над ним Арсений, явно ожидав такого исхода событий. Нет, он, конечно, не зверь какой, но вот бывают же такие моменты, когда с самым надменным видом хочется заявить «а я говорил!» или «я предупреждал!». Он обогнул разложившегося на асфальте парня, но выражение лица тут же сменилось, когда он заметил и прокусанную до крови губу, и влажные ресницы, подрагивающие от того, как сильно юноша зажмурил глаза, и изогнувшиеся в немом стоне боли губы. — Антон? — мужчина опускается на колено, проводя рукой вдоль плеча мальчишки, обращая на себя внимание. Шастун распахивает глаза, глядя на него, не отрываясь, словно ожидая очередной колкости в свой адрес. Собрав волю в кулак, он пытается приподняться на локтях, не желая выглядеть в глазах преподавателя совсем уж жалко, но Арсений Сергеевич молча берет его руки в свои, закидывая их через плечи, второй ладонью скользя по его бедрам, все в той же тишине отрывает от земли и поднимая на руки. Антон взвизгивает от неожиданности, начиная рыпаться, желая встать на ноги, но Арсений сквозь зубы рычит «Шастун, завали и наслаждайся», вынуждая покраснеть еще сильнее, чем минуту назад.
Блять, блять, блять. Да бля-я-я.
— Доигрался? — осуждающе спрашивает
философ, опуская юношу около пассажирской двери своего авто, чтоб вынуть из кармана ключи и разблокировать машину. Антон все эти десять секунд стоит, привалившись плечом к Арсению, который крепко держит его за талию, позволяя повиснуть на себе.
— Хуегрался, — шепчет Антон довольно тихо, но, судя по взгляду, коим его только что одарили, не столь тихо, как хотел.
Рифма-хуифма — стань поэтом-хуеэтом.
— За словами следи, — строго бросает Арсений, отворяя перед ним дверь машины и огибая ее, чтоб занять водительское место.
— А че? Мне восемнадцать так-то, матерюсь, сколько хочу — законом не запрещено, — нагло выдает Антон, стараясь хоть как-то замять неловкую паузу.
— А мне почти тридцать, захочу одного засранца выпороть — выпорю, — фыркает в ответ Арсений Сергеевич, выезжая из университетского двора.
— Че-е-е? — возмущенно протягивает Антон, тут же оборачиваясь, но преподаватель ведет машину, не отвлекаясь от дороги, и полностью игнорирует обращенный к себе взгляд. — Не имеете права, — добавляет он, поправляя ногу так, чтоб она не саднила всякий раз, когда машина вибрирует из-за несильной «волнистости» в тех частях дороги, где ведется замена старого асфальта на новый.
— Че слышал, — в тон ему отвечает Арсений, и Шастун находит эту пародию на подростковый жаргон забавной. — Я не то, что выпороть тебя, я уже и большего заслуживаю, если прикинуть, — продолжает он, заворачивая, хотя общага Антона находится в противоположной стороне.
— А это уже незаконно, — выставляет вперед указательный палец юноша, отчего-то такая неформальная беседа с преподавателем не вызывает у него возмущения или смущения, ему даже интересно, к чему они зайдут. Всяко лучше, чем ехать в тишине.
— Тебе восемнадцать, официально законно, — напоминает с легкой ухмылкой Арсений, а спустя еще пару секунд он переходит на тихий смех, который быстро подхватывает и Антон. — Боже, неужели я все это сказал вслух! — притворно-наиграно восклицает водитель, ударяя руками по рулю. Антон хохочет, отвернувшись к окну.
— Я сделаю вид, что не слышал этого, — учтиво подыгрывает пассажир, неопределенно махнув ладонью.
— Спасибо, — в тон ему произносит преподаватель, подъезжая к небольшой больнице, которая находилась в их относительно оборудованном студенческом городке.
— Эм-м, ну и зачем? Мне же уже поставили растяжение, — напоминает Антон, неуверенно отстегивая ремень безопасности.
— Ага, только потом ты упал и не смог идти, не кажется, что это звоночек? — напоминает ему Арсений Сергеевич, огибая машину и протягивая руку, чтоб выйти. На этот раз Антон упрямо идет на своих двоих, сильно наваливаясь на преподавателя. Самому Арсению было бы куда проще тащить его на руках, но разве этого упрямого мальчишку можно переубедить? Господи, ну что за комплексы…
***
Антону ставят растяжение второй степени с частичными разрывами мышц в области лодыжки, которого он добился своим падением, а Арсений снова смотрит на него так, словно Шастун не ногу подвернул, а пытался покончить с собой, как минимум. Потому что, ну бля, как в одном взгляде можно прочитать столько волнения, негодования и осуждения одновременно?
— Ты такой невыносимый, — счел нужным сообщить Арсений, когда он снова помогал ему идти к машине. Антону предложили помощь санитара и кресло-каталку, на что он лишь поморщился, как от сильной боли, и хромал на одну ногу, пока Арсений буквально волочил его на себе. На руках нас, видите ли, носить нельзя. «Я же не принцесса какая!» в порыве выкрикивает Антон, заливаясь алой краской и спешит скрыться в салоне машины.
***
У Антона впереди полторы недели больничного, ноутбук, снег за окном и Катя. Просто прекрасно. Вообще-то, нет. У него болит лодыжка, он устал много спать и есть все то, что в него набивает соседка, потому что «ты должен много кушать, Антон, а то проваляешься тут до конца месяца!». А еще за окном много пушистого снега, но он обязан лежать тут, на кровати, и грустно смотреть в потолок, ну и время от времени в экран ноутбука. И так прошел лишь первый день его отпуска, а впереди еще гребаных 10! Ну вот за что?..
Он пытался идти вровень с программой, Алина каждый день заносила ему конспекты по пройденным темам, когда приходила к Кате после учебы, а еще она передавала шоколадки с прикрепленными к ним миленькими записками, а у Антона не укладывалось в голове, что такие мини-подарки были адресованы ему от Арсения Сергеевича, который не ленился выводить ровным почерком на очередном цветном стикере слова вроде «Выздоравливай, лопоухо-зеленоглазое чудо, а то некому срывать мои занятия» или «Хочу поменяться с тобой местами. Почему эти тупицы вечно путают эпохи Просвещения, Возрождения и Нового времени? В такие моменты не хватает поправляшки-всезнайки Антона Шастуна». Антон думает, что это мило, Катя думает, на какую дату назначить их свадьбу, Алина вообще не понимает, почему эти двое кидаются друг в друга подушками и подручными вещами.
