***
Катя стоит у барной стойки, лопая бесплатные конфетки для посетителей из вазы. Это самые дешевые из магазина за углом леденцы, но они прикольно красят язык всеми цветами радуги и оставляют довольно приятное послевкусие. Дверь в помещение в очередной раз открывается, и спустя полминуты чьи-то руки ложатся на ее плечи, отчего она давится конфетой и кашляет. — Прости-и-и, — щебечет до боли знакомый голос над ушком. Тонкая рука, унизанная несколькими кольцами, протягивает бутылку воды, взятую в спешке из бокового отдела в рюкзаке. Катя машет свободной рукой, второй поднеся бутылку ко рту. — Я не хотел… — Котенок, все хорошо, — между глотками успела произнести блондинка, допивая до дна. Здесь было чуть больше половины, но в нее без проблем поместилось все содержимое бутылки, ведь до этого она умяла приличную горсть «стеклышек» (так назывались конфеты). — Фух… а ты чего тут? — просияла она, глядя в смущенное личико своей девушки. — Извини меня за… ну там, в универе, — замявшись и опустив голову вниз, перебирая в пальчиках одно из колец, щебечет Алина, и тут же подается вперед, утыкаясь носиком в плечо официантки. Катя оторопело смотрит на нее, тут же спеша приобнять руками покрепче. — Ты чего, солнышко, все хорошо, ты так расстроилась из-за этого? — она осторожно отстраняется, за подбородок вздернув милое личико второй половинки. Ее нижняя губа подрагивает, а глаза немного влажные. — Просто удивилась, что ты… — Да я просто дура, — стонет она, когда ее обратно увлекают в объятия. — Думала, что тебе не нравится, что я такая… нежная и скромная, блять, — шмыгнула носом девушка. — Произвела, называется, впечатление… — Катя тихо смеется над ухом. — Ты прекрасная, слышишь? — шепчет она ей на ушко. — Не надо никаких впечатлений, я тебя и так люблю, — она быстро целует ее в макушку. От волос девушки пахнет апельсином и карамелью. Не нужно сейчас и здесь рассказывать Алине, почему она не хотела, чтоб этот поцелуй видел именно Паша… Нет, Павел Алексеевич, так лучше. Не хочется ввязывать свою малышку в эти треугольники, которые лишь потреплют ей нервы. Иногда люди влюбляются в занятых людей и это, пусть и бесчеловечно, но нормально. Это нормально, когда один страдает, глядя, как любимый человек счастлив… не с ним. Это несправедливо, глупо, неправильно, но нормально. Это нормально, если ты вдруг влюбляешься в девушку-солнышко, младше тебя больше, чем на десять лет, и встречающуюся с другой девушкой. Это нормально, когда ты одинокий преподаватель, влюбившийся в официантку из любимого кафе. И, наверное, это нормально, когда девушка достаточно умна, чтоб понимать это, не зря ведь его сердце выбрало именно ее. Девочку-солнце.***
Антон проснулся ближе к одиннадцати утра, сонно потягиваясь и нежась в теплой постели. Никита правда, падла, разбудил в шесть утра, пока ютился у кухонной тумбы, ища что-то съестное на завтрак, но Шастун все равно быстро уснул после его ухода. Первым делом юноша полез копаться в телефоне, листая соц. сети, просматривая сообщения. Одно из них от Арсения. Оно вызывает яркую улыбку на лице еще полусонного студента, который, не будь таким ленивым по утрам, наверное, уже танцевал бы и стоял на голове от счастья. Он не знает, что радует его больше: «я приеду вечером» или «люблю» в конце. Парень распинается в ответ целой тирадой, расписывая целое эссе, а потом перечеркивает все и пишет скромное «жду очень сильно, люблю». В чат группы прислали видео, которое не открывалось с телефона, а комментарии были очень, гм, яркими и разнообразными, так что посмотреть хотелось. Пришлось встать, сходить принять утренние процедуры, вроде умывания и чистки зубов, провести рукой по волосам вместо того, чтоб расчесаться полноценно, заварить чашку зеленого чая, а после этого сесть за ноут, подключить наушники и открыть чертову видеозапись. На ней показано, как в толпе людей, окруживших пару мужчин явно не русской внешности, один из них становится на колено, вытягивая вперед коробочку с кольцом. Запись короткая, но заставляет Антона улыбнуться, а когда второй произносит «да», сзади вдруг слышится отвращенное «фу-у-у!». Захлопнув крышку ноутбука, Антон оборачивается, за спиной стоит Никита, скривившись, словно увидел нечто неописуемо отвратительное, а не двух счастливых людей с видеозаписи. — Нахуя ты это смотришь, блять, почему я позже не зашел, — фырчит он, стягивая с плеч куртку. Видимо, выходил зачем-то на улицу. Антон смутился, отведя взгляд в сторону. — Да в чат скинули… — отзывается он, поднимаясь из-за стола. — Везде эти педики, так еще и браки эти однополые… — негодует парень, вынимая из своей спортивной сумки, лежащей под кроватью, пару конфет «баунти», и кладя в боковой отдел пару купюр. — Нет, ну ладно бы еще вели себя как мужики, так слащавые, сюсюкаются вечно на людях! — продолжает он свою возмущенную речь. — Почему «слащавые»? Встречал, что ли? — нахмурился Шастун, проверяя телефон, хоть и зная, что там пусто. — Да еще бы я такого встретил… фу! Что за вопросы дебильные? Не нравятся они мне и все, — добавляет он. — Просто я думаю, что они такие же, как мы, вот и все, — отстаивает свое мнение студент, заваливаясь обратно в кровать, только бы не нарезать круги по комнате. — Ну вот ты можешь представить себе, что ты — гей? — обернулся на него Никита. — Я себя точно нет, это отклонение какое-то, — поморщился он, бросая конфету в рот. — Знаешь, как по мне, быть геем — абсолютно нормально. И это — не отклонение, это — ориентация, и она не меняет человека, наоборот дарит чувство определенности, — не долго думая, выпаливает Шастун, который никогда не считал себя защитником прав ЛГБТ. Ему просто хотелось выразить свое мнение, особенно на такую волнующую тему. Никита чуть нахмурился. Он молчит довольно долго, бросает неоднозначный взгляд на Антона и пожимает плечами. — Ладно, давай переведем тему, — предчувствуя ссору, предлагает он, не настроенный на то, чтоб убить свое время на негативные эмоции. Делать ему нечего — пересраться с другом из-за каких-то пидоров.***
Антон кусает губы и ногти, каждые пару минут порывается выйти на улицу, чтоб скорее увидеть Арсения, который сообщил ему, что приедет вечером… Господи, да когда же! Человек — ходячий ребус. Часы медленно отсчитывают каждую минуту и идея перевести стрелки вперед уже не кажется такой тупой — мало ли, поможет. Антон ждет. И ждет. И… угадайте, что? Да, все еще ждет. Он стоит, сидит, лежит, меняет эти вариации по несколько раз в минуту, и теребит браслеты на руках. Восемь, девять, десять часов… Парень, смотря скучный фильм, прикрывает глаза, удобно укладывая голову на подушку, продолжая сжимать в руке телефон. Он чувствует, что несколько раз почти засыпает, но всякий раз упорно вздергивает голову, заставляя себя принять прежнее положение. Ну что он, в конце концов, Арсения не дождется?.. За дверью раздаются шаги. Парень буквально отбрасывает в сторону ноутбук, успевая поставить фильм на паузу, и, сонно потирая глаза, и все же с улыбкой смотрит, как дверь отворяется, и на него своими голубыми глазами смотрит… —…Никита? — изгибает бровь Шастун, оглядываясь по сторонам, словно ощущая, что его где-то наебали. — Забыл кое-что, — тут же объясняет свое нахождение в комнате. — Разбудил? — коротко интересуется он, рассматривая взъерошенного Антона. Арсений Сергеевич бы сейчас назвал его «воробушком». — Не, — так же емко отвечает заспанный юноша. — Ты в ночную? — собеседник, роясь в карманах своей куртки, висящей на вешалке, кивает, не отрываясь от своего занятия. Антон волнуется, когда на часах уже половина двенадцатого, а благоверного все нет, но сообщение «задержался в кафе, сейчас стою в пробке, прости, ложись спать, Тош хх» успокаивает и согревает, хотя совсем чуть-чуть (ладно, немного больше) удручает его. Он пишет упорное «хочу тебя увидеть», на что вскоре получает емкое «хорошо, я заеду». Немного стыдно, что уставший с дороги преподаватель должен увеличить свой маршрут, но его объятия кажутся жизненно необходимыми. Времени — чуть за двенадцать. Антон на задворках сознания, почти полностью погрузившись в сон, слышит стук в дверь и сонно разлепляет глаза. Он наощупь находит телефон и яркость экрана тут же режет глаза. Парень жмурится, трет веки и подрывается на ноги, подсвечивая себе смартфоном. Стук повторяется. Парень включает свет в комнате и щурится от его яркости, убирая телефон в карман. На нем все та же одежда, только помятая после лежания в кровати, а волосы кто-то словно нарочно спутал во сне. Он проворачивает ключ в замке и тянет дверь на себя. На него смотрит такой же уставший и помятый Арсений. Юноша без церемоний делает шаг вперед и хватается за него, как за спасательный круг, обхватывая за шею, а Попов крепко притягивает к себе за тонкую талию, прижимая так сильно. Он оставляет отрывистый поцелуй меж зернистых прядей, когда Шастун склоняет голову, кладя ее на подставленное плечо. — Арс… — слышит он сонный шепот, когда парень просто утыкается носом в его темные волосы, прижимаясь сильнее, и вдыхая такой успокаивающий запах лаванды. — Ну все, все, — улыбается Попов, поглаживая его меж лопаток. — Не уезжай, — парень все переставляет руки по его телу, словно не в силах насладиться касаниями. Арсения хочется ощущать, гладить, прижимать к себе, и… вдыхать. Вдыхать, как он когда-то дышал сигаретным дымом — до последней затяжки, каждый день, впитывая в себя его запах. — Компрометирующе остаться с тобой в общаге, — прикрыв глаза, на выдохе отвечает мужчина с явным сожалением, подталкивая Антона спиной вперед, в открытую дверь, только бы не стоять в коридоре, не разнимая объятия. — Останься, — упрямо твердит младший, хватаясь за его футболку, комкая ее в сомкнутых пальцах. Не хочет, просто не хочет отпускать его ни на секунду. — Хорошо, — быстро сдается под таким щемящим напором мужчина, прикрывая за собой дверь. Юноша вскидывает голову, глядя своими заспанными зелеными глазками на лицо Попова и изумленно приоткрывая рот, замечая синяк на скуле, расцветающий в сине-фиолетовых тонах на линии щетины. Преподаватель, как бы переводя тему, впивается в мягкие губы своими, придерживая недолго отпирающегося Антона за голову. Он чуть покусывает его пухлую нижнюю губу, аккуратно надавливая зубами, очерчивает кончиком языка, и мягко углубляет поцелуй. Мальчик сначала бьет его по плечам, как бы стараясь отстраниться, а после кисти рук ослабевают, так и оставшись где-то рядом с шеей, словно он потерял над ними контроль, когда его прошибает мурашками от столь долгожданного поцелуя. Рядом. Он наконец-то рядом. — Все хорошо, — успокаивающе нашептывает преподаватель, притягивая к себе юношу, заставляя того прижаться к нему всем телом. И Антон почему-то верит, слепо верит в его слова. Ведь Арсений — он же никогда не соврет? Ему можно доверять. Слабые попытки Антона расспросить про синяк не увенчались успехом, прерываемые то поцелуями, то сказанными самым убеждающим в мире тоном «Все хорошо, не бери в голову». Они ютятся на его узкой кровати, не находя удобного положения, а Антон нагло перебирается на грудь мужчины, обвивая его ноги своими, чтоб они хотя бы не свисали с кровати, и укладывает голову так, чтоб уткнуться носом в висок Арсения. — Ты уснешь сегодня? — сонно бурчит Попов, перекатываясь на бок и сбрасывая с себя тощую тушку. — Извини, — пискнул Антон, в сотый раз меняя положение. Тяжело вздохнув, преподаватель сгребает его в охапку, накрывая впалый живот и резко притягивая к себе, вынуждая вплотную придвинуться и быть прижатым к вздымающейся груди. Шастун думает о том, как же хорошо, что свет выключен, ведь его щеки, кажется, самую малость горят. Уходит преподаватель рано. Настолько рано, что, когда Антон просыпается, то постель уже холодная, а на столе стоит остывший чай, поблескивающий на солнце золотистой этикеткой батончик Twix и маленькая записка: «Доброе утро. Ты мило сопишь во сне. К восьми чтоб был на учебе». Парень фыркает, и все же подавляет в себе лезущую на губы улыбку, и быстро тянется к сладости, желая съесть ее в один присест. Нет, серьезно, он так сильно хотел сейчас чего-то вкусного! Когда-то он точно станет жирным из-за Арсения с его вечными шоколадками, — думается мальчику, но, вопреки мыслям, ему хочется улыбаться… Арсений. Это имя создано, чтоб вызывать радость. Арсений — его радость.***
Странно оборачиваться назад и вспоминать все то, что происходило. Еще чуть больше полугода назад Антон впервые думал, что хочет завладеть вниманием своего нового преподавателя философии, а уже сейчас, когда на дворе во всю бушует весна, пришедшая, казалось, так скоро, он стоит в его объятиях и получает короткий поцелуй в загривок, щурясь и тихо смеясь, накрывая руки, обвивающие его пояс, своими. Зима, наконец, отступила, начался короткий и щедрый на дожди март. Попов тогда почти каждый день таскал его в кафе после учебы и поил вкусным какао. Затем кубарем прокатился апрель, в который они много ругались, и все равно прибегали друг к другу всякий раз, позволяя своей гордости отойти на задний план. И вот он стоит здесь, около крыльца в универ, стоит посередине мая между двумя часами дня и понедельником, точно в их эпицентре. Сам того не замечая, крепче сжимает лямку рюкзака и хмурит брови, думая о том, как быстро летит время, и боится не успеть за ним. Вспоминает неловкую историю со «взяткой». Вспоминает Хованскую, которую поначалу чуть ли не ревновал к преподавателю. А как же не упомянуть то, как Арсений Сергеевич всячески поддевал его на первых парах со своими типами мировоззрения и как будил его с совершенно абсурдными криками, вроде «Война, Шастун! Вставай!». Артемка, с которым он нянчился всю пару, первое свидание в кафе, первая ночевка у Попова дома, простуда, от которой его лечил Арсений, как он успокаивал его, как выхаживал после сотрясения, позорная для Антона по сей день порка в аудитории и первый взаимный поцелуй… Когда это было?.. Столько всего, через что он прошел. Они прошли. А еще Шастун думает, что, если бы кто-то взялся писать книгу о его жизни, это было бы нечто абсолютно абсурдное и ужасно смущающее, наверное, он бы даже не смог прочитать и половины. Да и как можно назвать книгу о юноше, который просто искал в ком-то поддержки и желал внимания… Что же, пожалуй, это было бы что-то в стиле «Обрати на меня внимание», определенно. Хорошо, что эта история никогда не будет издана на страницах какого-нибудь произведения. Он надеется, что нет. Ведь нет?.. Позади слышатся торопливые шаги и мальчик растягивает губы в улыбке, когда чьи-то (Господи, Арсений, сколько тебе лет?) ладони накрывают его глаза. — Даже и не знаю, — подыгрывает Антон, заводя руки за спину, стараясь нащупать человека, которому вздумалось играть с ним. — Никита?.. М-м, Леха? Может, Павел Алексеевич? — гадает мальчик, получая в ответ недовольное «совсем страх потерял?» и легкий подзатыльник от преподавателя, который недовольно фырчит и показательно уходит вперед, даже не беря у него рюкзак, как делал обычно. — Ну Арсе-е-ений Сергеевич, — хихикает мальчик, пускаясь легким бегом вслед за мужчиной. — Отвали, — слышится в ответ, а в следующий момент воздух буквально выбивает из легких, когда высокое нечто запрыгивает на него со спины, цепляясь руками за плечи, а ногами обвивая бедра. — Вернись сюда и люби меня, — канючит студент, прилипая еще сильнее. — Ну ты и гадость, — тихо шепчет Попов, получая в ответ «что ты сказал?». — Радость говорю, ну ты и радость. Моя. Начало лета омрачено тем, что, возвращаясь в общагу после удачно сданного зачета, Антон застает Никиту, пакующего вещи в спортивную сумку. — Не понял, — ведет бровью Шастун, осматривая пожитки товарища. Парень оборачивается, отвлекаясь от сборов, и натянуто улыбается. — Меня отчислили, — он пожимает плечами. — То есть, я сам. Короче, уезжаю домой, — не в силах верно сформулировать предложения, как ему того хотелось, он замялся и снова выдал улыбку. — Да не кисни, малой, — он ткнул его в бок. Наверное, это была единственная плохая новость за все лето. Антон провожал Никиту до вокзала, а потом завалился в общагу и еще пару часов осознавал произошедшее. Сумасшедший, абсолютно сумасшедший год. Настолько, что он просто не успевает за всем, что происходит вокруг, стоя в самом эпицентре событий. А потом была вечеринка в честь удачно сданной сессии. Они всем курсом специально арендовали целый парк с несколькими навесами и даже пригласили Арсения Сергеевича и Павла Алексеевича, самых молодых и понимающих преподавателей, которые умели красиво отдыхать и учили этому других. Текила, мартини, коньяк, а после и простая водка текли рекой, но Арсений тщательно следил, чтоб Шастун не то что бы не напивался, а даже капли в рот не брал. Салатики, мяско, конфетки — сколько угодно, а вот на алкоголь — табу. Наверное, поэтому его чудо сидит и дуется полвечера, забившись в угол и зависая в телефоне, окруженный толпой подвыпивших сверстников. — Эй, Тош, — Арсений, присев рядом, толкает его в плечо совсем легонько, только для привлечения внимания. — М-м? — мычит он, не отводя взгляда от гаджета. — Ну маленький, — тянет Попов с усмешкой, проводя пальцами по его руке. Нельзя привлекать к себе слишком много внимания, но так хочется прикоснуться к своему мальчику еще. — Я не маленький, — бурчит Антон. — А ведешь себя как маленький, — тихо смеется Арсений, обижая тем самым мальчика еще больше. — Отвали, Арс, — отмахивается он, скрещивая ноги. — Ах вот как, юноша, — мужчина выпрямляется. — Для начала — Арсений Сергеевич, раз на то пошло, — Антон, до этого старающийся делать вид отстраненного задрота, вздернул голову, смотря на него широко раскрытыми глазами, в которых так и читалось: «да в смысле, блять?!». — И, Шастун, если вы так провоцируете меня, то сегодня же я… — остальное он шепчет ему на ухо, так, чтоб слышал только Антон, и мальчик даже тихонько взвизгивает, впиваясь ногтями в свои бедра и отчаянно краснея от тех грязных слов, что жарким шепотом лились ему в ухо, словно он двенадцатилетняя девственница и впервые слышит слово «секс». — Все понял? — парень, уткнувшись взглядом в какой-то куст напротив, кивает. — Хороший мальчик, — рука преподавателя легонько потрепала, даже, скорее, пошлепала его по щеке, а после мужчина с ухмылкой удалился, присоединяясь к Павлу Алексеевичу, стоявшему у стола с едой, и смотрит на Антона, кладя на язык канапе и облизывая его вдоль, при этом прищурив глаза. Мальчик инстинктивно опускает края рубашки пониже, чтоб они закрывали пах. Да он не шутит! Попов, солидарный со своим мальчиком, не пил весь вечер, и теперь не был уверен в правильности своего решения, ведь смелости не хватало самую малость. Они стоят посреди комнаты в его квартире, один без рубашки, второй с расстегнутой ширинкой и ремнем и не знающий, куда себя деть. Телефонный звонок прервал всю идиллию и теперь ее срочно надо было восстановить. На удивление, Шастун берет инициативу в свои руки и набрасывается на старшего с поцелуями, а тот быстро и как-то легко подхватывает его за бедра, фактически поднимая на руки, разрешая оплести ногами свой торс, и собирает спиной Шастуна пару фотографий в рамках и один светильник, пока доходит с ним до кровати. Антону восемнадцать, и он впервые раздевается догола перед мужчиной в осознанном возрасте, если не считать венеролога, осмотр у которого он проходил еще задолго до знакомства с Арсением Сергеевичем. Преподаватель оглаживает ранее недоступные ему зоны рукой, чем заставляет Антона покраснеть до кончиков ушей, и явно наслаждается тем, как легко довести его мальчика до смущения. У мальчика светлый пушок на лобке и аккуратный член с большой красной головкой, а волоски по бокам явно были сбриты не так давно. Неужели, готовился?.. — Мг-м, — Антон стонет, закусив губу и выгибаясь, словно под спину насыпали горячих углей, когда преподаватель пару раз проводит по его члену рукой, умудряясь зажать в кулаках белую простынь и комкая ее. — Такой чувствительный, — вслух подмечает философ, оставляя поцелуи-касания, схожие с трепетом крыльев бабочки, такие они были невесомые, на тазовых косточках и в самом низу живота, где начинался рост лобковых волос, отчего мальчик инстинктивно пытается свести ноги вместе, но рука Арсения, сжавшая его бедро, не позволила. Арсений усмехается, обхватывая его набухающий член рукой, поглаживая основание большим пальцем и как бы между прочим проводя ребром ладони вниз, задевая аккуратное колечко мышц, отчего мальчик сдавленно взвизгивает, прикусив палец, поднесенный к губам, и сжимается, заходясь в хныкающих звуках, которые вырывались из груди вместе с громким дыханием. Мужчина, словно играючи, разводит его ягодицы в стороны, представляя, как сильно это смущает парня и удивляясь, каким чудом он еще не вырвался, и гладит большим пальцем пульсирующую розовую дырочку, вокруг которой волоски были аккуратно выбриты. Это был не первый однополый секс, в котором он сам был активом, в жизни Арсения, и это придавало немного уверенности, когда он, смазав кончик указательного пальца, делает сначала круговые движения у входа, а после немного погружает палец вовнутрь, слушая сладкие стоны и смущенный писк. — Не смотри, — слабо шепчет мальчик, сжимаясь сильнее, и Арсений сильнее проталкивает палец, отчего парня подкидывает на кровати. — Не говори глупостей, — строго одергивает он, продолжая манипуляции. Антон оказывается очень нежным в сексуальном плане и тяжело принимает в себя три пальца, хныкая и ерзая задницей по простыням даже спустя несколько минут, и Арсений удивляется, как он вообще когда-то выдержал его жесткую порку ремнем, и лишь после понимает, что стоны вызваны не столько болью, сколько неизведанным наслаждением. Его мальчик просто невероятный, честное слово. Внутри Антона до одури горячо и невероятно узко, настолько, что набухшая головка его члена с трудом проскальзывает, даже учитывая обильное количество смазки. — Расслабься, — хрипло просит Попов, нависая сверху, толкаясь сильнее. Антон мучительно стонет, сжимая в руках простынь и выгибается, стараясь выполнить просьбу. — Расслабься, Антон! — нервно прикрикивает Арсений, ощущая, что напряженные мышцы все никак не позволяют войти глубже. Лишь спустя долгую минуту мальчику удается взять себя в руки и постараться максимально раскрыться, и тогда хватает всего двух толчков, чтоб войти по основание. Губы Шастуна изогнулись в болезненно-приятном стоне, когда он на миг ощутил, как головка члена проехалась по какой-то особо чувствительной точке внутри него, а Арсений утирает капли пота со лба. — Вот так, умница, — шепчет он, слегка подавшись назад и вновь вперед. Ритм постепенно увеличивается, юноша все чаще ощущает, как точка внутри него раздается такой приятной пульсацией, и он не осознает, что эти громкие стоны, заполнившие комнату, принадлежат ему. Антон уверен, что все это просто сон. Усталое дыхание над ухом, ощущение влаги в районе живота, словно на него пролили немного жидкой субстанции, и звездочки перед глазами от того, насколько же хорошо — это последнее, что запоминается Антону перед тем, как его голова склоняется набок, а тяжелые веки опускаются. Если все это — сон, то он не хочет просыпаться.***
Очнулся Шастун под вечер, когда за окном уже был закат. На нем был мягкий белый халат, а волосы немного влажные. Он лежал в постели, заботливо укутанный в теплое пуховое одеяло. — Я долго спал? — хрипит Антон, обращаясь к ссутулившейся над столом фигуре Попова, который выронил ручку от неожиданности и обернулся. — Проснулся, соня, — слегка улыбнулся мужчина, разминая затекшие плечи. — Часа четыре. — Когда я успел принять душ, — скорее, мысли вслух, но Арсений все равно ответил: — Не помнишь? Хотя, ты в таком состоянии был… Я тебя так, сполоснул, чтоб, ну, ты понял, и уложил спать, — взгляд Антона замирает, когда приходит осознание, и весь воздух выбивает из легких. О. Господи. Его нижняя губа начинает дрожать, когда Попов опускается рядом, притягивая к себе. — Мы переспали, — тупо отмечает вслух Шастун. — О да, — усмехается Попов, сильнее притягивая к себе младшего. — Я был уверен, что мне снилось, — хрипит парень, хватая ртом воздух. — Тогда нам снятся одинаковые сны, — пожимает плечами преподаватель. — Эй, все же хорошо? — мальчик мнется прежде, чем кивнуть. Он переспал с мужчиной, который старше него на десять лет. Со своим, блять, преподавателем. Лишился девственности в квартире преподавателя. Эти непрошеные мысли, словно рой пчел, заполнили собой все пространство, словно, обретя невидимые тела, окружили Шастуна со всех сторон цепким кольцом. — Тош, что не так?.. — он аккуратно касается подбородка юноши, разворачивая к себе лицом. Мальчик прикусывает губу и задумывается. Попова уже начинает пугать эта тишина. — Мне, кажется, понравилось, — задумчиво выдает Шастун. Арсений сначала удивленно приподнимает брови, а потом начинает хохотать, словно впервые услышал очень смешной анекдот. — Иди сюда, — сквозь смех выдает он, притягивая младшего и целуя в макушку.***
Все в жизни имеет конец. Там, где заканчивается одно — начинается другое. Так, например, у Антона заканчивается пятый курс учебы, но начинается нечто более интересное — работа по специальности. Вот уже месяц как он работает на один офис, и вот уже месяц как Арсений подкалывает его на эту тему и постоянно ставит на громкую песню «Малый повзрослел», стоит Шастуну засветиться поблизости. Антон уже не тот Тоша, который боится уколов и любит батончики и милые записки. Шастун теперь Антон Андреевич, и у него даже есть свой бейджик, а еще он каждый год проходит через прививки и перестает бояться игл… ну ладно, батончики и милые записки он любит все равно. Антону двадцать три, и он думает, что в какой-то момент жизнь, которая так долго пинала его под дых, наконец-то наладилась. А его парень вот уже год как занимает почетную должность ректора в университете, где они когда-то познакомились. — Да, я вас понял, — четко и громко отвечает Антон, держа телефон у уха, а Арсений, который совсем не изменился за почти пять лет, смеется, заваривая зеленый чай, глядя на эту серьезную и сосредоточенную моську возлюбленного. — Мужчина, не подскажете, куда дели моего оболтуса, я его последний раз в универе еще видел, — издевается Попов, стоит звонку закончиться, и Антон пихает его в бок. — Дедушка, не подскажете, где тот молодой препод, в которого я влюбился? — не остается в долгу Шастун. — Ах дедушка, значит, — сощурил глаза Попов, надвигаясь на немного опешившего Антона. — Арс, Арс, я шучу, Арс! — взвизгивает он, когда его начинают щекотать. Ну эй, ну запрещенный прием же! — Арсений, сука, Сергеевич! — Шастун вырывается как может. — Да все, все, не дедушка, ай, бля! — он смеется как обезумевший, не в силах сопротивляться щекотке. Есть вещи, которые не изменятся ни через год, ни через пять. Антон думает об этом, глядя, как Павел Алексеевич, сидящий напротив, украдкой поглядывает на Катю, надеясь, что никто не замечает. А есть вещи, которые заканчиваются… чтоб на смену им пришли новые. Антон окидывает взглядом просторный зал кафе и не узнает его. Теперь здесь новые столы и пол, даже освещение поменяли, что говорить про интерьер. Некогда безымянное заведение теперь носит гордое название «two hearts», что в переводе означает «два сердца», а интерьер изменился до неузнаваемости. На подоконниках в низких белых горшках стоит лаванда, она же растет в больших клумбах на входе, а основным цветом в зале являлся нежно-фиолетовый. Что же, новая хозяйка заведения здорово потрудилась, а точнее, она и ее девушка. Они отлично справились с тем, чтоб это место обрело второе дыхание. — Лаванда? — удивленно-восторженно вопрошает Арсений, когда к нему подносят чашку кофе один из новых официантов. — Всегда мечтала так оформить свое кафе, — улыбается ему Катя, сжимая руку своей девушки, сидящей рядом. Чашки, наполненные какао, кофе и латте для Антона взлетают вверх, с громким звуком соприкасаясь стеклянными бортиками. Что-то заканчивается, но на замену всегда приходит новое. Всегда.