***
— Я правильно понял? — осторожно интересуется Попов, кутаясь в плотный полосатый шарф, который его утром заставил надеть Тоша, и задирает голову к небу, выдыхая воздух, который тут же становился паром, похожим на дым, из-за слишком холодной погоды. — Видимо, так, — невесело усмехнулся Добровольский, привалившись плечом к высокому фонарному столбу, глядя перед собой затуманенным взглядом. — Ты же понимаешь, что она… — начинает было преподаватель, но его быстро перебивают: — Да, Арс, я понимаю, — с напором произносит он. — Только вот мне эта информация как-то легче не делает, — последнее слово он выговаривает буквально на выдохе, и оно едва ли не теряется в шуме городских улиц. — И что, серьезно? — не зная, как продолжить, несмело нарушает тишину мужчина, сверкнув своими голубыми глазами в свете бледного солнца, когда резко переводит взгляд на понурого Добровольского. — К сожалению, — одними губами произносит Павел, оборачиваясь на широкое окно в стене заведения, откуда за ними подглядывает одинокий Шастунишка, посербывая невкусный кофе, спертый у Арсения, пока того нет.***
Антон уже и забывает про историю с кафе, сидя на кухонном столе и покачивая свешенными вниз***
Антон мнется на месте, убрав руки в карманы, спрятав первую половину лица шарфом, а вторую капюшоном, и видными оставались лишь переносица и глаза. Арсений смеялся с него, называя воробушком, и упорно отказывался застегнуть на себе пуховик, ведь ему было довольно тепло, в отличие от младшего. Они стояли на перроне, ожидая прибытия поезда, и Шастун проклинал вновь ударившие морозы, ведь даже вынуть руку из теплого кармана было испытанием. Пересилив себя, он тянет подрагивающие пальцы, которые не покрыты перчатками, ведь он нарочно снял их, чтоб чувствовать касание, он сплетает свои пальцы с преподавателем, улыбаясь краешками губ. Они встали позади вечнозеленой ели, раскинувшей широкие ветви, отчего другие немногочисленные люди, решившие померзнуть на улице, их не видели. — Обещай вести себя хорошо, — с улыбкой произносит Попов, привстав на носочки, чтоб доставать до уровня Шастуна, отчего студент всегда начинал улыбаться или даже смеяться, настолько комичным ему это казалось. — Как получится, — по-мальчишески показав ему язык, для чего не поленился даже на секунду опустить шарф с губ, и снова кутаясь обратно, отвечает ему юноша. — Шастун, узнаю, что ты что-то натворил, будет бо-бо, — то ли серьезно, то ли в шутку отзывается Арсений, задрав голову, чтоб взглянуть на небо. — Че, опять снег? — смешно хмурится философ, когда снежинка опускается на кончик его носа, оставляя след-капельку. — А мне нравится, — мечтательно шепнул мальчик, ловя рукой снежинку, которая тут же растаяла. Голос, раздавшийся из динамиков, объявил о прибытии ожидаемого поезда. Арсений, глядя в глаза Антона долгие пятнадцать или даже двадцать секунд, вдруг резко тянет руки к его шарфу, чтоб опустить, и целует в губы, делясь своим теплом с замерзшим студентом, а после быстро отстраняется и вновь натягивает шарф на законное место. — Ну все, я побежал, — уведомляет он, крепко обнимая мальчика напоследок, а после бежит в нужном направлении, лавируя между толпами людей, покинувшими поезд, с тяжелой сумкой в руке. — Звони мне! — напоследок только и успел попросить его Антон, шмыгая носом. Снега было все больше, мир вокруг словно стал в белый горошек, что немного поднимало настроение, даже учитывая тот факт, что уже совсем скоро весна. Высокий силуэт юноши утопает в начавшейся метели. Пора бы вернуться домой, или, еще лучше, заскочить в кафе и выпить чашку глинтвейна, о чем Арсению знать, конечно же, совсем не обязательно. Спустя шесть часов. Арсений, вдыхая морозный воздух, идет вдоль узкой улочки, то и дело перекидывая сумку из руки в руку. Он замерз, от долгой ходьбы уже болят ноги, и он сам не может понять, с чего решил, что идти недалеко, и такси — лишняя трата денег, но мысль о том, что скоро он окажется в квартире, где последний год видеть его не рады, сильно тревожит. Попов старается смотреть строго под ноги и как можно меньше по сторонам, ведь каждый некогда родной закоулок пасмурного города напоминает ему, настырно пихает каждое детское воспоминание в лицо, мол: эй, посмотри, а вот здесь вы с Есей дурачились, пока она не упала и не разбила коленки, и ты боялся, что не сможешь сам ее успокоить, а она начала смеяться. Думать о сестре не хотелось, а иначе не получалось. Он снова здесь, но теперь один. Одиноко и немного страшно. На миг даже кажется, что он слышит ее родной голосок, а оказывается, что это просто девочка, лет пятнадцати на вид, пробегала мимо, держа собаку на поводке, и ругалась: «Ну фу, Барс, мне тяжело, фу!». Знакомый двор, даже деревья те же, а вот здание, на удивление, перекрасили, наверное, еще осенью. Он не появлялся здесь с августа. В этом городе снега не было, только сильный ветер, завывающий по переулкам, заставляя окна хиленьких домов трещать, и жуткий мороз, дрожью пробегающий по телу. Шмыгая носом и кашляя, Арсений прибавляет шагу, вводя код на домофоне: все тот же. Даже забавно немножко. Он уехал, кардинально сменил свою жизнь, а это место оставалось все таким же. Такая себе точка возврата, как сохранение в игре. Заскочив в старенький подъезд, изрисованный штрихом и маркерами, по-видимому, это дети развлекали себя чем могли, мужчина стал медленно подниматься по лестнице, не рискуя заходить в лифт, который выглядел так, словно мог слететь с тросов, стоит дверям закрыться. Отослав для личного успокоения Антону смс с текстом «я на месте», он жмет на звонок. Мелодия, если хотите знать, новая, звучит изнутри квартиры, и по ту сторону двери раздаются торопливые шаги. Щелчок, и замок снимают, а дверь отворяется нараспашку, являя взгляду Арсения низкую женщину с пышными каштановыми волосами и темно-зелеными глазами, с накинутым на плечи халатом и пятном от муки на шее. Она на ходу вытирает руки вафельным полотенцем. Мама. Они с Есей не были похожи на нее, разве что форма ушей и носа совпадала у нее с младшей дочерью, Арсений же все свои черты перенял от отца. Губы женщины дрогнули в улыбке, а после она подается вперед, накрывая торс высокого мужчины руками, а Арсений прикрывает глаза, расслабленно выдыхая, ощущая теплые объятия, приобняв маму за плечи. Он боялся, так долго боялся приехать, зная, что виноват, что смерть Еси на его плечах, не был готов быть отвергнутым. — Сеня… — слышится ее сдавленный голос, когда она делает шаг назад, откинув полотенце на тумбочку, и кладет руки на его щеки, для чего сама привстала на носочки, а Попов немного наклонился. Мама рассматривает его голубые глаза, а после целует в обе щеки, щебеча, чтоб он не стоял в проходе, скорее проходил, что ужин готов, и почему так долго его не было. Так много разной информации за короткий срок — в этом Анна Станиславовна была мастером. Мужчина на скорую руку стягивает пуховик, шарф, шапку и перчатки, оставляя все в прихожей, и следует на кухню, хотя его и подначивает желание пройти дальше и осмотреть дом. Уже отсюда он замечает ведра со шпаклевкой и краской, а так же другие стройматериалы. Точно, он ведь обещал помочь закончить ремонт. — Ма, да не суетись ты, — со смущенной улыбкой просит мужчина, присаживаясь за стол, где уже стояла тарелка излюбленного маминого борща, нарезка-ассорти из колбас и сыров, рыба и кусок запеченной говядины. — Да как же, — машет на него рукой женщина, обхаживая сына. — Может, я тебя еще полгода не увижу, — немного обвиняющим тоном добавляет она, ставя на стол все новые тарелки. — Ой, осунулся-то как… — обеспокоенно всплеснула ладонями женщина, подкладывая во вторую тарелку пюре. — Да ну ма-а-ам, — в край застеснявшись, бубнит Попов, уминая вкусные блюда, которые появлялись быстрее, чем он съедал по маленькой порции каждого, уже стоящего здесь. Телефон раздается вибрацией. Антон Ш. И как оно?Арсений П. Пронесло. Пока хорошо. Не волнуйся.
Они разговаривают на разные темы довольно долго, Арсений старается избегать темы про отношения, ведь он не уверен, смогут ли родители понять его вообще. У него уже были отношения с мальчиком года четыре назад, но стоило отцу узнать — они быстро окончились. Папа был строгим, и Арсений его даже боялся, наверное, именно он служил причиной, почему он так долго не решался вернуться. Ближе к часу ночи мама чуть ли не силком тащит Арсения в комнату, ведь «сынок, ну ты и так с дороги устал, нужно выспаться!». Мужчина минут десять пытался взять инициативу помыть посуду на себя, но мама ни в какую не шла на контакт в этом деле и сказала, что сама все утром уберет. Вздохнув и посетовав на упрямство этой женщины, Попов, успев поменять одежду с дороги на простую белую футболку и спортивные штаны, тормозит перед дверью, очень осторожно опуская руку на дверную ручку и не сразу решаясь прокрутить ее, отворяя. Почти ничего не изменилось. Только теперь вместо двух кроватей одна, а над столом висят все те же рисунки с детскими подписями в углу, вроде «сестробратья Поповы». В углу на кнопку приколот маленький, но плотный конверт: нам через пять лет. Арсений не хочет смотреть, не хочет вспоминать. Он осторожно садится на край кровати и обнимает себя руками. Вдруг телефон в кармане подает сигнал о пришедшем сообщении, отчего мужчина вздрагивает, дернувшись. Антон Ш. Спокойной ночи, Арсений Сергеевич :*Арсений П. Спокойной, радость моя
***
Антон, сонный из-за того, что перед сном смотрел вместе с Никитой «Пилу», а потом полночи не мог уснуть, сидел за партой, то и дело зевая. Через десять минут начиналась пара по политологии. Павел Алексеевич уже занял свое место, пока просто играясь в какую-то игру на телефоне. Вдруг, в проходе мелькнула копна светлых волос, а после в кабинет, как маленький ураган, внеслась… — Катя? — почти в один голос спрашивают Антон и Павел Алексеевич, а Алина, услышав имя своей девушки, обернулась, улыбаясь ей, и быстро подскакивая с места, несясь к блондинке. В классе за исключением перечисленных персонажей находилось еще несколько зевак, занятых либо своими делами, либо, по примеру Шастуна, распластавшихся на парте, в попытках досмотреть утренний сон. — Приве-е-ет, — солнечно улыбается Алина, подходя вплотную и потянувшись за поцелуем, но Катя так резко отворачивается в сторону, что касание губ попадает точно в щечку. — Ты чего? — тише, чуть хмурясь, спрашивает девушка, кладя руку на ее плечо. — Я скучала, — она делает еще одну попытку дотронуться до пухлых губ девушки, но та останавливает ее, неловко замявшись. — Солнышко, не здесь, — она произносит это чуть громче, чем хотела, бросая короткий взгляд на преподавателя, который даже не старается отвернуться. — Да ладно тебе, — хихикнула Алина, все же непослушно целуя в щечку еще раз. — Аль, прекрати! — уже шипит блондинка, неловко уставившись в сторону. — Пойдем выйдем. — Да какая разница, — фырчит вторая, окидывая взглядом аудиторию. — Кого тут стесняться?.. — Павел Алексеевич вдруг резко поднимается с места и стремительно покидает кабинет, не оборачиваясь, только бросив холодное «я за журналом», несмотря на то, что требуемая вещь лежала аккурат перед взором Шастуна, который наблюдал за сценой с приоткрытым ртом. Катя поджимает губы, глядя как мужчина уходит, и, повернувшись к девушке, качнула головой. — Не делай так больше, — шепнула она, разворачиваясь и, махнув Шасту рукой, уходит в коридор. Парень заторможено кивнул, продолжая сидеть, наблюдая за бурно меняющейся реакцией на лице Алины, а после подскочил как ужаленный, несясь следом.***
Арсений с самого утра, после бессонной из-за мучивших его кошмаров ночи, решает, что чем быстрее закончит ремонт — тем лучше. Вернется обратно, обнимет, наконец, своего мальчика, проведет очередную нудную для большинства присутствующих студентов пару, выпьет с Пашей по стакану виски и сходит в уютное кафе к Кате. Эти маленькие радости составляли для него вместе одну большую. Люди, вещи, события… за каких-то шесть месяцев все это стало его неотъемлемой частью. Все утро Арсений в поте лица трудится над тем, чтоб сдвинуть всю мебель и накрыть ее пленкой, а еще отодрать обои, которые находились за спинками кресел и диванов и остались нетронутыми, когда начиналась подготовка к ремонту. Перекус на скорую руку, и он приступает к изучению состава и применения каждого химиката, что были под рукой. Антон не простит ему, если он убьет себя, спутав растворитель с чем-нибудь не столь безопасным.***
Антон с полминуты выжидающе смотрит на задумавшуюся Катю, видимо, ожидая каких-то разъяснений. — Ну-у-у? — не выдерживает он, по-детски вскинув брови в предвкушении. — А ты еще не понял? — сухо отвечает она, переведя свой взгляд на Шастуна. Тот хмурится и качает головой, при этом его не покидает ощущение, словно он самый тупой восемнадцатилетний пацан в мире. — Ну потом поймешь, значит, — просто отвечает она, вызывая смесь возмущения и непонимания на лице шатена. Прежде, чем он успевает вставить слово, Катя продолжает: — Можешь попросить у Павла Алексеевича конспекты по экономике в странах Европы? — Чего-о-о? — парень кажется сбитым с толку. — Я хотела сама взять, но теперь… неловко даже, — закусив губу, отвечает девушка, скрестив руки на груди и глянув на Шастуна взглядом побитого котенка. — Пожалуйста? — надув нижнюю губу и состроив бровки, просит она. — Э-э… да окей, но… да подожди! А что с… — Неважно! — блондинка уже продолжила свой путь по коридору, не обращая внимания на размахивающего в негодовании руками Шаста, который не мог и двух слов связать. В голове была сплошная бегущая строка «Пиздец, че происходит, пиздец, че…» Спустя неделю. Катя все так же продолжает морозиться на тему «что ты от меня скрываешь», а у Антона в голове рождались все новые теории, одна глупее другой. Парень, пусть время от времени и «залипает», размышляя об этом, но и времени зря не теряет: подтягивает оценки по политологии (на самом деле, когда он попросил у Павла Алексеевича конспект для Кати, он, видимо, подумал, что это для Антона, и стал подкидывать все новый материал, по которому оставалось просто сделать презентацию и получить заслуженную пятерку), сдал хвосты по английскому, думая о том, что это заставит Арсения хотя бы улыбнуться, прогуливает пару пар, чтоб вместо них сходить с Никитой в одно интересное, по словам друга, местечко, где тусуются крутые ребята: скейтеры, трейсеры, те, кто занимаются граффити, и просто прикольные неформальные парни и девчонки приблизительно его возраста. Он едва не согласился на пирсинг, но потом, вспомнив о ремне Арсения, почему-то на инстинктивном уровне передумал. Если брать в общем, парень не скучал и отвлекал себя как мог, зная, что Арсений совсем скоро вернется, обязательно, иначе и быть не может. Он же… обещал. Обещал ведь?..***
У Арсения, в отличие от его мальчика, все не так гладко. Первые несколько дней им с мамой было легко общаться, а после он начал ловить ее «странные» задумчивые взгляды, словно она смотрела мимо, все чаще проскальзывали фразы, вроде «а помнишь, как вы с Еськой…», и это все так сильно заставляло его волноваться, что он резко обрубал эти темы, тем самым отдаляясь от мамы из-за своих грубых «нет, не помню», «ма, я работаю», «не мешай». А к окончанию недели, когда Попову оставалось доделать некоторые штрихи, не занявшие бы больше двух дней до конца ремонта, она вдруг объявляет, что завтра приедет папа. Внутри от этих слов что-то колет и больно-больно царапает ребра. Он был уверен, что они не встретятся. Особенно после событий их прошлой встречи, на поминках Есении, где он при всех собравшихся напился с горя, а после начал обвинять сына в ее смерти, желая ему сдохнуть от СПИДа. Хорошая была речь, эмоциональная. Даже скорую пришлось вызывать маме. Ночь утопает в воспоминаниях о прошлом. Сложно от такого отвлечься, находясь в комнате, которую больше десяти лет делил с сестрой и часто жаловался, что она запирается в ней и не пускает старшего брата, потому что «переодевается», и затягивалось это вплоть до нескольких часов. Утро выдается жестким, клонит в сон, мышцы болят от постоянной работы, хочется хоть день позволить себе поваляться в кровати, лишь желание вернуться туда, где его истинный дом, подстегивает открыть очередную банку краски и начать покрывать ею прошпаклеванные стены. Так проходит несколько часов, отсчитывающих тот самый момент. Арсений настороженно хмурится, когда раздается звонок в дверь, и мама идет ее отворять. От волнения он даже зарывается в телефон, проверяя, не пришло ли ему новое сообщение от Антона, который обычно любил писать ему много разных глупостей, вроде: «кушаем блинчики с Катей у нее дома, поспорили, кто больше съест. Назвал победный блинчик „Арсений“ и надрал зад этой сучке. 7:6 :)» Отец изменился. Сменил прическу, отрастил себе брутальную щетину и начал носить футболки вместо излюбленных ранее рубашек, которых у него была целая коллекция. Разве что глаза все такие же голубые, как и раньше, те же, что были у Арсения. Только его были темнее. Взгляд все такой же тяжелый. Он щурится, смотрит на застывшего в проходе сына, быстро целует жену в щеку и молча проходит на кухню. Мама зовет Арсения на ужин, и он, боясь показаться отцу трусом, тут же проходит в помещение, не сводя глаз со взрослого мужчины. Вот она — дружеская атмосфера в семье Поповых, все, как он любит. — Не поздороваешься? — довольно смело вопрошает Арс, протягивая свою руку. Мужчина, отложив ложку и привстав, крепко сжимает протянутую ладонь, настолько, что хочется скорчиться от боли. — Привет, — с хрипотцой в прокуренном голосе басит старший, резко отпуская побелевшую от сильного соприкосновения ладонь. Арсений скрипит зубами, присаживаясь напротив, когда мама ставит перед ним тарелку с картошкой и мясом. — Чего приехал? — мама возмущенно приоткрывает рот, взмахнув руками, чего не видит Попов-младший, сидя к ней спиной. — Помочь с ремонтом, — сквозь стиснутые зубы, отвечает Арсений, загребая в ложку немного еды и прикладывая к губам. Кусок в горло не лезет, но просто сидеть слишком неловко, и он, съев совсем чуть-чуть, берется за чашку уже остывшего чая, осушая ее наполовину. — Ну конечно, других причин навестить родителей нет, — звучит с упреком, но отец даже не смотрит на него, когда говорит. — Будто вы рады меня видеть, — не выдержав, Попов-младший отставил чашку в сторону с громким звуком. — Да с чего ты взял, — с сарказмом произносит отец. Мама старается его успокоить, что-то шикает на фоне, заполняя молчаливые паузы. — Ну давай, скажи уже! — рычит Арсений, резко поднимаясь на ноги. — Сядь, — ледяным тоном отвечает мужчина. — Встань, — тем же тоном произносит преподаватель, не желая подчиняться этому… человеку ни на йоту. — Свобода меняет, да? — с хищной улыбкой вопрошает Попов, медленно, с жутким оскалом поднимаясь на ноги. — И к чему такое приводит, м, Арсений? — философ понимает, что это был самый что ни на есть прямой намек на смерть сестры, и ему хочется банально уйти отсюда, не слушать дальше. Отец все время внушал ему, что это его вина, но чего он добивается сейчас — было совсем не ясно. Просто напомнить, что он ничтожество? Разодрать старые раны? — И знаешь, сынок, что я тебе скажу… — мужчина, словно акула, медленно придвигается ближе, делая аккуратные шаги в его сторону, а мама хватает мужа за плечи, стараясь отгородить его от сына. Она не переживет, если все снова закончится… так. — Ты, — он ткнул пальцем в его грудь, нависая сверху. Попов был выше ростом, наверное, с Шастуна. — Никогда, — губы некрасиво изгибаются в оскале. — Не сможешь, — медленно, разжевывая каждую фразу. — Завести семью, — завершает он, толкнув Арсения, отчего он впечатался спиной в рядом стоящую стену. — Ошибаешься, — шипит педагог. — Я хотя бы не потеряю свою, — зря. Глупый, глупый Арсений, зря ты говоришь это. Он не знает, кто или что дернуло его за язык, но фраза повисает в воздухе. Лицо отца кривится в болезненной гримасе, а мама всхлипывает, отступая назад. Удар в скулу прилетает резко. Он чувствует боль и даже не понимает, что это было — кулак или пощечина. — Да как ты вообще смеешь, — рычит мужчина, хватая за грудки и припечатывая к стене. — Я не виноват! Не виноват, что ее нет! — кричит Арсений, с диким ревом отталкивая большего по массе человека. — Я не убивал ее! — кричит он, ударяя наотмашь, просто растерявшись. Ему страшно. Он ощущает себя тем пятнадцатилетним подростком, который проживал в этом доме больше десяти лет назад, как в тот день, когда группа ребят поймали его за школой, они просто хотели взять сигарет, а он с паники набросился с кулаками. Он год винил себя в смерти сестры, но почему-то сейчас понимает, что это не так. Отец внушал ему все эти ужасные вещи. Арсений был хорошим братом, это родители не уследили за ребенком, не дали должного воспитания, не научили правильно реагировать на разные вещи. Не они возились с ней во время истерик, не они успокаивали ночами, не они силком кормили ее, когда она стала терять вес. Это все он! Он старался спасти ее! Дышать становится тяжело, осознание словно стягивает горло, как плотный шарф, и даже когда взбесившийся отец поднимается на ноги, проводя рукой по лицу, где сочится кровь, а мама кричит, боясь лезть в потасовку, он не уворачивается, когда тяжелая рука заряжает в нос, а после его хватают за грудки, и, протащив через всю кухню, швыряют в стену, и он, ударившись о край подоконника головой, безвольно падает вниз, оседая на пол, он все равно не возникает. Он знает, что этот приступ агрессии закончится быстрее, если не провоцировать и дальше. — Спасибо за ужин, дорогая, — слышится от отца, и он целует заплаканную женщину в висок, уходя в коридор, судя по звукам, он ушел из квартиры. Мама плачет, треплет его по плечу, спрашивает как он. А Арсений даже не соображает, что происходит, голова трещит, а перед глазами плывет, но это не мешает ему мысленно пересмотреть многие вещи. Невидимый груз словно падает с плеч. Он, игнорируя любые обращения к себе, переворачивается на спину, вытягивая рукой телефон из кармана. Антон Ш. Ты скоро спать? Все хорошо? Скучаю! Его радость не забывает писать, как и обещал. И он приподнимается с пола самостоятельно, помогая себе руками, придерживаясь за стены, доходит до комнаты и плюхается на кровать, прося маму не идти следом. Мысли в голове путаются, переключаются на Шастуна, вспоминается момент встречи, их знакомство… он помнит, как хотел познакомиться с этим парнем, ему казалось, что он в свои восемнадцать сохранил свою привлекательность и беззаботность, какие обычно присущи подросткам. Словно он искал в нем не друга, а… сына? Мальчика, которому можно дать совет и направить? Которого можно воспитать хорошим человеком?.. Что же ты осознал, Арсений? Ну же, признайся самому себе.Арсений П. Все хорошо, малыш. Уже совсем скоро.
«Обрати на меня внимание» — именно эта фраза мелькнула в голове, когда он впервые увидел этого красивого зеленоглазого мальчика. Это он нуждается во внимании Шастуна больше всего на свете. Это все он, с самого начала.