Сломанное и потерянное

— Здравствуй, — произносит Сайнор Кусланд, иронично ухмыляясь. Лелиане не хочется с ней говорить, даже видеть ее не хочется, но она поворачивается и коротко, сухо кивает: — Здравствуй. Следует обмен оценивающими взглядами: Лелиана отмечает плохо скрытые высоким воротником трупные пятна на шее, поблекшие глаза и угловатость движений. Кусланд отмечает устало опущенные плечи, холодный взгляд и мягкое, обманчивое спокойствие. — Что ж, — нарушает молчание Сайнор, осматривая воронятню. — Вижу, ты умеешь устраиваться. Лелиане противно, она будто чувствует во рту привкус гнили. Ей хочется вытолкнуть отсюда проклятую Кусланд, как она много лет выталкивала из головы воспоминания о ней: ее жестокости, упрямстве и почти неприкрытом наслаждении от страданий других. Воспоминания о несчастных перебитых долийцах из леса Бресилиан, изуродованных магах Круга — Кусланд отрубала всем тем, кто сдался ей, руки, прижигала раскаленным на магическом пламени клинком. Так они не опасны, говорила она, так лучше. Только маги крови так не думали — ни те, кто погиб от боли, ни те, кто выжил. Лелиана никогда не пыталась узнать, что стало с ними потом, хоть и запомнила все имена. Увы, Сайнор так просто не отправишь подальше. Страж-командор, как-никак. Тайный канцлер знает и об этом: об оставленном умирать от лап порождений тьмы городе, о каких-то сделках с демонами, обо всем, о чем ей, собственно, очень хотелось бы не знать. Но она должна. «Зачем?», спросила однажды Лелиана и получила в ответ: «Так надо». Тогда она пообещала не становиться такой, как Кусланд. А теперь она молится Создателю, моля Его и Его Невесту смыть невидимую кровь с ее рук. — Может быть, пригласишь сесть? — голос Сайнор сочится насмешкой, и одно это помогает Лелиане взять себя в руки. Она освобождает заваленный бумагами стул и сухо кивает на него. Разумеется, бывшая тейрна даже на жестком деревянном стуле сидит как королева. Проклятье. — Я могу узнать, зачем ты пришла? — тайному канцлеру не привыкать надевать холодную маску, ее острыми краями резать душу, ледяными словами разбивать сердца. Но в Сайнор нет ни сердца, ни души — только тьма и ненависть. — Брось, мы, как-никак, друзья, — скалится Кусланд. Друзья. — Это не так, — щурит глаза Лелиана, чувствуя, как закипает в ней ярость. О, она помнит, как Серый Страж обращается со своими друзьями: бросает на корм порождениям тьмы, как разъяренного из-за оставленной Наковальни Пустоты Огрена, смеется над ними, как над Алистером, пользуется ими, как Зевраном. Сайнор не умеет дружить, думает Лелиана. Как и она, неприятно колет правда. — Мне казалось, ты приняла мою точку зрения, — взгляд Кусланд, и так далекий от теплого, холодеет еще больше. — Неужели ты хочешь сказать мне, что все это — она обводит глазами черных как ночь воронов, вновь останавливается на Лелиане. — Для благих целей? Не трудись отвечать, ты сама знаешь, что твои черные крылья несут черные вести. Сколько человек погибло по твоей вине? Скольких ты убила одним росчерком пера? Лелиане становится неуютно, и она задумчиво подставляет руку. Одна из птиц слетает с насеста, косится, будто насмехается. На нее смотрят глаза не птицы, а Сайнор. Лелиана резко встряхивает рукой и слышит громкое карканье под смех Кусланд. — Так зачем ты пришла? — тон у тайного канцлера ровный: маску не снять одним движением, даже одним ударом. — Просто посмотреть, — хмыкает Сайнор. — Благодаря любезной леди Инквизитор Серые Стражи теперь собачки при безродной эльфийке. При маге. Стало интересно: какую же роль в этом играет милая девочка-бард? — Такую же, как ты в судьбе праха Андрасте, — честно признается Лелиана. — О. Разумеется, для Кусланд это далеко не неожиданность, но… Лелиана с изумлением понимает, что Сайнор всерьез не была уверена в ее причастности. Хоть кто-то еще верит в ее святость. Хотя по сравнению с командором она может показаться самой Андрасте. Могла показаться. Когда-то очень и очень давно. — Уходи, — говорит она устало. Сайнор Кусланд улыбается, как сама Демон Желания и подходит ближе. Лелиана с горечью думает, что когда-то даже считала ее красивой, когда-то хотела понравиться ей и ловила каждую улыбку Стража. Теперь же одно прикосновение тейрны вызывает омерзение. — Уходи, — повторяет Лелиана, отворачиваясь. Впервые на ее памяти Сайнор слушает хоть кого-то кроме себя. *** Много позже командор Кусланд покидает Скайхолд, и Лелиана истово надеется, что навсегда. Тот разговор никак не выходит из ее памяти — потому она молится перед небольшой статуей Андрасте, пытается изгнать из памяти слова Сайнор, напитанные ядом Глубинных Троп, но, переводя взгляд на руки, видит там кровь. Реки крови, пачкающие святой лик Андрасте, оскверняющие воздетые в мольбе руки Невесты. Лелиана утыкается лбом в небольшой изящный столик, на котором стоит изваяние, и чувствует, как по ее щекам текут слезы. — Будь ты проклята, — шепчет она. И собственная тьма в душе заливается хохотом.