Спасибо Томасу Гамильтону

Кошмар, в котором ему снилось, будто он снова в Бедламе, заставил Джеймса проснуться несколькими часами спустя. Кровь стучала в висках, потребовались немалые усилия, чтобы успокоиться и не разбудить того, кто лежал рядом с ним. Томас спал — мирно, глубоко, даже не шелохнувшись, когда Джеймс осторожно проследил пальцем черты его лица. Полежав несколько минут, Джеймс осторожно высвободился из объятий любовника и выскользнул из постели. Он как раз закончил одеваться, когда в дверь тихонько постучали, и в приоткрывшемся проеме показалась голова Миранды. Взглянув на него, она с улыбкой сказала: — Я знала, что ванна пойдет тебе на пользу. Осторожно подхватив ее под руку, он увлек ее прочь из каюты и, когда они оказались снаружи, пояснил: — Томас спит. Давай не будем его будить. Он выглядит совершенно изможденным. — Он недосыпал, — признала Миранда. — Знаю. — Джеймс вздохнул. — Мне не следовало позволять, чтобы он столько сидел у моей постели. Она грустно улыбнулась: — Душой и мыслями он все время оставался рядом с тобой — с тех самых пор, как тебя забрали. Все эти месяцы он ложился спать лишь когда падал с ног от усталости, и ел только тогда, когда я заставляла его. Все остальное время он посвящал плану твоего освобождения. Эти слова тронули Джеймса больше, чем он мог выразить словами. Он ободряюще положил ладонь ей на руку, слегка сжав ее: — Теперь я снова с вами. — Так ли это? — Темные глаза Миранды смотрели на него озабоченно. — Я здесь, разве нет? — Да, но надолго ли? — Заметив в его глазах вопрос, она пояснила: — Я видела, как последние несколько месяцев повлияли на Томаса, как физически, так и душевно. Я вижу свидетельства перенесенных тобой страданий. Но я не могу заглянуть тебе в душу, не могу знать, что ты чувствуешь к нам. К Томасу. Больше всего я боюсь, что они смогли превратить твою любовь к нему в ненависть, потому что это будет для него огромным ударом. Джеймс твердо взял ее за подбородок, поднимая ее лицо так, чтобы их глаза встретились: — Возможно, я надломлен, Миранда, но меня не сломали. Как и мою любовь к Томасу. Если уж на то пошло, она стала только сильнее. Забудь о своих страхах. Я никогда не причиню никакого вреда ни тебе, ни ему. — О, Джеймс! — Разрыдавшись, она бросилась ему на шею — впервые с его возвращения. Он обнял ее в ответ. Когда она наконец выпустила его из объятий и отстранилась, он объявил: — Я до смерти устал сидеть в каюте. Давай немного прогуляемся по палубе. Казалось, Миранду слегка обеспокоило это предложение, но спорить она не стала, лишь обняла его за талию, помогая подняться по лестнице. Легкий ветер сдул волосы с его лица, и он удовлетворенно вздохнул. Пару минут они прогуливались в молчании. Джеймс наслаждался согревающими лучами солнца, ощущением морского ветра на коже, запахом океана. Но все это не могло отвлечь его внимания от окружающего. Члены команды явно заметили их, но никто с ним не заговорил. Некоторые кивали Миранде, продолжая заниматься своими делами, но все поглядывали на него и, казалось, молча оценивали. Он сразу понял, кто они и что это за судно. — Это пиратский корабль, — сказал он, и то был не вопрос, а утверждение. — Да. Томас нанял его, чтобы спасти тебя, когда мы были в Нассау, — последовал ответ, будто это было нечто само собой разумеющееся. — В Нассау? Когда? — Лорд Альфред считал, что мы в Париже. Мы действительно отплыли во Францию, но немедленно пересели на другое судно, идущее на Багамы. Там Томас начал выполнять свой план. Он заключил союз с так называемым пиратским королем Нассау, человеком по имени Тич. Тот порекомендовал ему некоего мистера Гейтса, который за соответствующую плату готов был убедить свою команду заняться твоим спасением. Джеймс остановился как вкопанный и повернулся к ней, не в силах поверить своим ушам: — Томас заключил союз с Эдвардом Тичем? — Томас за последние месяцы сделал много такого, что удивит тебя. Но, пожалуй, мне не стоит об этом рассказывать. Он сам поведает тебе все в подробностях, когда выдастся свободная минутка. Джеймс неохотно кивнул. Он хотел бы услышать всё немедленно, но не мог не уважать желание Миранды предоставить право рассказа Томасу. И все же ему было очень трудно представить беседу между Томасом и Эдвардом Тичем. Он заметил моряка с суровым лицом, который, кажется, колебался, не отваживаясь обратиться к Миранде. Джеймс подтолкнул ее локтем: — Твой друг? — Мистер Де Грут, — ответила она. — Штурман. И начинающий игрок в шахматы. — А ты, без сомнений, этому способствуешь. — Миранда всегда любила шахматы. — Надеюсь, ты не слишком часто его побеждаешь. — Я позволила ему выиграть как минимум однажды, — призналась она с лукавой улыбкой. — Решила, что это самое меньшее, чем я могу ему отплатить, учитывая, сколько сделала для нас команда. Кстати, его очень впечатлил рассказ мистера Гейтса о том, как ты разделался с адмиралом Хеннесси. Похоже, каждый в этой команде мечтает поступить так же с лордом адмиралтейства. — Хорошо, когда у человека в жизни есть цель, — протянул он. — Быть может, тебе стоит закончить игру с мистером Де Грутом. Похоже, он ждет с нетерпением. — Было видно, что она колеблется, и он поспешил ее успокоить: — Ничего не случится, если ты оставишь меня одного. По правде говоря, я бы хотел провести немного времени наедине с собой. Она кивнула и, хоть и с явной неохотой, но все же последовала его просьбе. Он прошелся по палубе в одиночестве. Похоже, способность чувствовать себя комфортно на море возвращалась к нему, и само покачивание корабля теперь успокаивало, давая понять, что он дома. Неподалеку от того места, где Миранда и Де Грут уселись с шахматной доской, стояла бочка с яблоками, и он подошел, чтобы взять одно, а затем направился с ним на корму. Там он выбрал тихий уголок, уселся на какие-то ящики и, доев яблоко, стал наслаждаться солнцем. Закрыв глаза, он слушал шум волн, бьющихся о борта, и скрип снастей над собой. Пригревшись в солнечных лучах под эти звуки, он в конце концов задремал. Он проснулся от того, что судно качнуло сильнее на особенно крупной волне. Солнце сдвинулось — судя по его положению, он спал не меньше двух часов. Огрызок яблока выпал из рук на палубу, и он нагнулся, чтобы подобрать его. И только тогда заметил, что Томас Гамильтон стоит у лееров спиной к нему, неотрывно глядя куда-то на горизонт. Джеймс подошел к нему так бесшумно, что невольно заставил вздрогнуть. Разглядев, кто рядом, Томас улыбнулся: — Я проснулся и увидел, что тебя нет. Надо было разбудить меня. — Нет причин нам обоим просыпаться ни свет, ни заря, — ответил Джеймс. Ему не хотелось рассказывать о кошмаре, поднявшем его: это лишь вновь вызовет в Томасе чувство вины. Томас, кажется, почувствовал, что он что-то недоговаривает, но не стал настаивать. Вместо этого он кивнул на море: — Капитан говорит, что мы скоро прибудем к месту назначения. Нам не очень везло с ветром с тех пор, как мы вышли из Лондона. К тому же мистеру Де Груту пришлось обходить шторм в первую неделю, а это удлинило наш путь на несколько дней. По моим расчетам к этому времени мы уже должны были быть на месте. — Где? — В Нассау. Мы плывем в Нассау. Мне нужно закончить там дела. — С Эдвардом Тичем. Томас, кажется, удивился его осведомленности, но затем улыбнулся: — Миранда рассказала тебе. — Кое-что, не все. Тич опасен, — попытался предостеречь Джеймс. — Таким, как он, нельзя доверять. А ты всегда был слишком доверчив. Томас сжал челюсти. — Я научился на своих ошибках, поверь мне. Я знаю, кто такой Эдвард Тич и что он собой представляет. Но мы с ним выяснили, что можем быть полезны друг другу. Он не такой, как я ожидал. На самом деле он весьма умен, красноречив и… готов к взаимовыгодному сотрудничеству. — Например? — Например, я поведал ему во всех подробностях о плане, который мой отец хотел с моей помощью реализовать в Нассау после того, как тебя отправили в больницу. Теперь Тич знает обо всем, что планирует делать Англия, и о том, как этому противостоять. Мне также посчастливилось заполучить еще кое-какую важную информацию. Человек по имени Ричард Гатри желал изгнать Тича с острова. Он собирался стать единственным скупщиком пиратской добычи и наживаться на этом, а Тич мешал ему. Когда я дал Тичу доказательства того, что против него готовится заговор, он изгнал Гатри и его дочь с Багамских островов. Тич высоко оценил мою помощь и, в свою очередь, предложил мне покровительство на весь срок, пока я пожелаю жить на Багамах. Мне и моим близким. — Томас, — вновь предостерег Джеймс. — Это опасная игра. Такие, как он… — Я обнаружил, что такие, как он, больше склонны к прямоте и реже нарушают слово, чем те, кого я называл своими друзьями в Уайтхолле, — перебил его Томас. Джеймс вздохнул, почувствовав, что едва ли победит в этом споре. По крайней мере, точно не сейчас. — Кроме того, — продолжал Томас, — Тич оценил мои рекомендации. Мы заключили союз, чтобы защитить остров от возвращения англичан или нового нападения испанцев. — И Нассау, пожалуй, последнее место, где твой отец будет нас искать, — признал Джеймс. — Мой отец скоро будет слишком занят, чтобы вообще нас искать. — Томас повернулся к нему и признался: — Я разорил Альфреда Гамильтона. — Что ты сделал? — Разорил его. Полностью, подчистую. Он об этом пока не знает — и не почувствует в полной мере еще несколько недель, но, когда поймет, что случилось, мы будем последним в списке занимающих его дел. — Но как? — спросил Джеймс. — Это было непросто, — кивнул Томас. — Когда тебя забрали, я сперва обратился за помощью к тем, кого считал друзьями. Я пошел к Питеру, но скоро понял, что это он нас предал. — Лорд Эш? — переспросил было Джеймс — и тут же с досадой выругался, осознав, что все кусочки этой головоломки наконец встали на место. — Я не задавался вопросом, откуда твой отец узнал о нас. Я полагал, что от слуг. — Я тоже — пока не посмотрел в глаза Питеру после того, как тебя поместили в лечебницу. У него на лице было написано, что он виноват, и он довольно быстро признался. Мой отец обещал ему пост губернатора Каролины, если он расскажет перед адмиралом Хеннесси о наших отношениях. Сперва отец хотел, чтобы тебя повесили, но затем понял, что тебя выгоднее оставить в живых и держать в Бедламе, чтобы использовать против меня. Клянусь, я пытался вытащить тебя оттуда, Джеймс. Но Хеннесси все спланировал, и я не мог его обойти. Доктор подчинялся только ему. Служителей тоже выбрал он. Все пути для меня были перекрыты. Джеймс потянулся, чтобы ободряюще погладить его по плечу. Томас продолжал: — Поэтому я воспользовался единственной возможностью, которая мне оставалась, — я стал Альфреду Гамильтону послушным сыном. Я кланялся и пресмыкался перед ним, делал всё, что он просил. Внедрил новый план для Нассау, как он хотел. Помогал ему в его коммерческих предприятиях. Он наблюдал за мной, как ястреб, месяц за месяцем. Потребовалось слишком много времени, — страдальчески добавил он. — Я не думал, что столько времени уйдет, чтобы убедить его в моем послушании. — Но тебе это все-таки удалось, — заключил Джеймс. — Да. Не сразу и после невероятного количества попыток подольститься к нему. Я устраивал прием в честь дня его рождения, господи помилуй! Я праздновал назначение Эша, этого предателя. Я стал сторонником отца в Уайтхолле. Помог ему сделать целый ряд выгодных вложений и получить огромную прибыль. А потом я отнял у него всё, — объявил Томас. — Я вел двойную бухгалтерию, показывая ему и его приказчикам подложные расчетные книги и держа подлинные втайне. Подлинные я использовал для того, чтобы постепенно перевести все деньги в другие банки. Он полностью доверял мне к тому времени, как я отплыл во Францию под предлогом улаживания его дел, в то время как он повез свою новую любовницу на континент на «Марии Алейн». Оказавшись во Франции, я снял со счетов все деньги, которые перевел туда, и мы с Мирандой отправились в Нассау. — И там ты познакомился с Эдвардом Тичем, — вставил Джеймс. — Не сразу. Сперва я поставил на Ричарда Гатри. Я слышал, что он обладает большой властью на острове, но скоро понял, что его власть — лишь иллюзия. Он был посредником, не более. Мне стало ясно, что настоящая власть — у Тича, что именно он контролирует все пиратские команды. Его все боялись. Он держал Гатри на коротком поводке, и тот затаил злобу. Рассказав Тичу о планах Англии в Нассау, я заинтересовал его своей персоной. И к тому времени, как я открыл ему намерение Гатри отлучить его от власти, мы с ним стали в некотором роде деловыми партнерами. Хотя, говоря по чести, он больше слушал Миранду. Кажется, он к ней неравнодушен. Ей стоит лишь предложить что-либо, и он уже бросается это делать. Она убедила его, что я готов вложить деньги в оборону острова от англичан, если он поможет мне вернуть тебя. И тогда он познакомил меня с мистером Гейтсом и его командой. Они с огромной готовностью приняли мое предложение, едва я сказал, сколько готов заплатить. Мы вернулись в Лондон и начали действовать. Я тайно потянул за некоторые нити, чтобы устроить мистера Гейтса на работу в Бедлам. Боюсь, однако, что он совершил ужасное злодеяние, чтобы там оказаться, — виновато вздохнул Томас. — Один из служителей погиб, как мне сказали, в результате несчастного случая. Подозреваю, что кто-то из команды толкнул его под движущийся экипаж. Видит бог, я этого не хотел. — Оуэнс, — при воспоминании об уродливом громиле с кожаным ремнем Джеймс сплюнул. — Этот ублюдок заслуживал худшего. Ты видел отметины, которые он оставил на моей спине. — В таком случае мне больше его не жаль, — сказал Томас изменившимся голосом. — Когда мистер Гейтс стал служителем в Бедламе, я приступил к завершающей стадии плана. Я уничтожил остатки состояния моего отца. Распродал за бесценок недвижимость, которую мог, раздал землю в собственность арендаторам. Я продал все прибыльные предприятия, а полученные деньги перевел на секретный счет, о котором знаем только я и Миранда. — Он найдет тебя, — предупредил Джеймс. — Пусть даже ты его разорил, у него по-прежнему есть могущественные союзники в Лондоне, которые помогут ему. Он не оставит это без ответа. — Полагаешь, я об этом не подумал? Я предпринял меры, и, когда «Мария Алейн» причалила в лондонском порту на прошлой неделе, мой отец должен был обнаружить, что его подозревают в измене. Джеймс вопросительно приподнял бровь, и Томас продолжал: — Пока Миранда и я были в Париже, я подбросил улики, указывающие на его связь с несуществующими союзниками в Испании. — И ты сделал так, чтобы адмиралтейство обнаружило эти улики, — догадался Джеймс, вспомнив разговор с Хеннесси, в котором адмирал обвинил Гамильтона в том, что тот предал Англию. — То, что улики ложные, быстро выяснят. Дело развалится, когда адмиралтейство возьмется за расследование, но к тому времени ущерб будет уже нанесен. Репутация Альфреда Гамильтона в глазах общества будет непоправимо погублена. Одних только сплетен достаточно, чтобы сделать его персоной нон грата. Его бывшие сторонники поймут, что дружба с ним слишком опасна. Его влияние в Уайтхолле будет утрачено. Имя Гамильтонов будет опорочено, и их власть развеется навсегда. Джеймс перебрал в уме все, что только что узнал. В его сердце росла боль за Томаса: оставалось лишь догадываться, чего ему стоило описанное. Томас всегда дорожил своим добрым именем и репутацией честного и справедливого человека. — Бог мой, Томас… Но почему? Почему ты решился — должно быть, для тебя это было невыносимо? — Невыносимо? — повторил Томас с изумлением. — Лишиться тебя — вот что было невыносимо. Знать, что ты находишься в этом аду, переносишь немыслимые лишения — вот что было невыносимо. И видеть, как Питер Эш наживается на твоих страданиях, в то время как мой отец злорадствует. Невыносимо было думать о том, чтобы провести остаток жизни без тебя. С каждым словом прочувствованной речи Томаса Джеймс чувствовал, как в горле встает ком. Он потянулся к Томасу и взял его за руку, переплетя пальцы со своими. Томас, не отнимая руки, поднял его ладонь к губам и поцеловал костяшки пальцев со словами: — Каким бы славным ни было имя Гамильтонов в прошлом, оно умрет с моим отцом. И я стал могильщиком. Джеймсу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать это. — Мне больно думать, что ты сделал все это — что наверняка было противно твоим принципам, твоей природе — и сделал это ради меня. — Любовь моя, за последние несколько месяцев я понял: главное, что диктуют мне мои принципы и моя природа, — это быть с тобой. Нет ничего, чего я не сделал бы ради тебя без всяких сожалений. — Включая ограбление собственного отца? — поддразнил его Джеймс. — До последнего пенса, — гордо подтвердил Томас. Легкая улыбка тронула губы Джеймса при этом заявлении. Первая счастливая улыбка с сегодняшней ночи, проведенной с Томасом, — сейчас казалось, что с тех пор прошло уже много, много времени. С Томасом — таким храбрым, таким бесстрашным и к тому же, как выяснилось, обладающим недюжинными криминальными способностями. — Мой пират, — усмехнулся Джеймс, с любовью глядя в голубые глаза Томаса. Томас, кажется, на секунду забыл, как дышать. И лишь через секунду, выдохнув, прошептал: — Боже, как я скучал по твоей улыбке. — Думаю, с сегодняшнего дня ты будешь видеть ее ежедневно, — пообещал Джеймс. — Но Нассау? Какого дьявола мне там делать? — Полагаю, дело найдется. С моими деньгами, обаянием Миранды и твоими военными талантами мы станем для Тича очень выгодными союзниками. Тебе понадобится новое имя. Миранда уже решила, что мы с ней станем мистером и миссис Барлоу. Джеймс кивнул: он вспомнил, что именно такова была девичья фамилия матери Миранды — матери, которую она нежно любила. — Флинт, — сказал он, подумав секунду. — Я буду зваться Джеймс Флинт. — Как в той истории, которую дедушка рассказывал тебе в детстве? Мне нравится. Это имя тебе подходит. Так что ты скажешь? Готовы ли пираты Нассау встретиться с Джеймсом Флинтом и супругами Барлоу? Джеймс усмехнулся, наклоняясь вперед, чтобы обменяться с Томасом быстрым поцелуем. — Им лучше бы приготовиться. Рука об руку они повернулись к океану, который теперь отделял их прошлое от их будущего. Джеймс знал, что будущее туманно, но, по крайней мере, оно принадлежало им и только им. Он сказал себе, что это будет счастливое будущее, полное любви, и радости, и веселья. И за все это следовало сказать спасибо Томасу Гамильтону.