Любовь всегда прекрасна и желанна, особенно, когда она нежданна.

День близился к своему концу, предзакатное солнце окрашивало крыши домов в затейливые цвета. Молодой японец медленно плёлся по улице, держа в руках небольшой пакет. Несмотря на позднее время суток, воздух был по-прежнему пропитан жарой, и Юри уже успел несколько раз пожалеть, что позволил втянуть себя во весь этот беспредел, но кто он такой, чтобы противиться желаниям самого Виктора Никифорова. После успешного завершения сезона и выигрыша в Финале Гран-При прошло чуть больше года. За это время Кацуки успел уйти из большого спорта, снова набрать вес, снова его сбросить и принять предложение поработать в японской сборной по фигурному катанию в качестве хореографа-постановщика. Всё-таки год жизни с таким гением постановок, как Виктор, не прошёл зря. На удивление, но у Кацуки, и правда, получалось чувствовать музыку. Он переехал из Хасецу в Саппоро, где и жил себе преспокойно, пока на пороге катка не появился его бывший тренер и буквально утащил его силой, под изумлённые взгляды всех людей, присутствующих при этой сцене. Никифоров, закончивший неожиданно карьеру фигуриста, вполне ожидаемо для многих стал тренером. Он вернулся в Санкт-Петербург и открыл свою школу фигурного катания, где успешно и преподавал весь этот год. Их непонятные отношения по-прежнему оставались непонятными. С одной стороны, Юри чувствовал, что их связывает что-то особенное, тёплое, доверительное, но в тоже время, он никак не мог решить для себя, кто же Виктор для него. С самого начала он прочертил в этих отношениях границу, осознавая, как сложно ему будет, стоит только пойти на поводу у чувств. В отличие от него, Никифоров не давал повода сомневаться, что же за чувства он испытывает, особенно после победы на Гран-При, когда он затащил-таки его в свою кровать. Кацуки до сих пор хранил воспоминания об этом. Быть с Виктором, ощущать жар его тела, принадлежать ему, поистине это была волшебная ночь, пусть и единственная в его жизни, потому что Юри, проснувшись тогда, тут же трусливо сбежал. И все эти месяцы был полностью уверен, что Виктор обижен на него, ведь тот так и не предпринял попыток найти его и поговорить, но вдруг он появляется из неоткуда, как чёрт из табакерки, и увозит его, мало сопротивляющегося (это же Виктор) из Японии. И ни куда-нибудь, а в Сочи. - И почему я только позволил ему это? – задал Юри себе вопрос, но ответ так и не находился, или же был так прост и очевиден, что сразу и не приходил ему в голову. «Наверное, он имеет какую-то тайную силу, позволяющую ему порабощать чувства людей и использовать их в своих целях», - устало подумал японец, подходя, наконец, к главному входу в Ледовый Дворец «Айсберг». На секунду в его голове проскочили все воспоминания, связанные с этим местом, но Кацуки тряхнул головой, прогоняя их. Не хватало еще начать рефлексировать. - Юри! – звонкий голос Никифорова раздался под сводами катка, стоило только зайти внутрь и подойти к бортику. – Я так скучал! Не раздумывая, Виктор, разрезая лёд коньками, бросился к Кацуки, обнимая его и чуть ли не душа в своих объятиях. - Мы не виделись около часа, - пробубнил Юри, протягивая пакет и отводя взгляд. Всё-таки смотреть в глаза Никифорову было всё ещё стыдно. - Но до этого я не мог видеть тебя целый год, должен же я наверстать упущенное время, - бодро отрапортовал Виктор, теснее прижимаясь к Кацуки, опаляя своим дыханием волосы на его макушке. – Ты по-прежнему так сексуально пахнешь. - Эй, ты притащил его сюда, чтобы миловаться?! – злой мужской голос проник в помещение, обращая внимание на его обладателя. Юрий вырос и сейчас был почти одного роста с Кацуки. Его тело изменилось, хоть и прошло не так много времени, но исчезла детская угловатость и тонкость, голос стал ниже, а вот характер, кажется, ни на йоту не поменялся. - Давно не виделись, Юрио-кун, - произнёс японец, выглядывая из-за плеча Никифорова и стараясь улыбаться. - Ха?! Опять я слышу это дебильное имя?! - Ну же, Юрио, не сердись, тебе оно так идёт, - Виктор наконец-то отцепился от Кацуки и поманил Плисецкого рукой. Тот фыркнул что-то себе под нос, но спорить дальше не стал, подкатывая к тому же бортику, где продолжали стоять оба мужчины. Юри не мог не отметить, какие плавные линии и движения были у Плисецкого, невольно они в который раз завораживали его и приковывали взгляд. - На что это ты так уставился, Юрииии? – Виктор скрестил руки на груди и недовольно посмотрел на Кацуки, словно решил взглядом в нём дырку просверлить. - Э-э-э, - Кацуки на мгновение опешил, широко распахивая глаза и с каким-то священным ужасом смотря на Никифорова. - Ты так смотришь на него, а ведь единственный, кто должен получать твои восхищенные взгляды – это я, - обиженно просопел Виктор, надувая губы и походя сейчас больше не на секс-символа фигурного катания, а на малое дитя, у которого отняли любимую игрушку. - Боже, как же это утомляет, - Плисецкий одним резким движением оттолкнул Кацуки, перекрывая Виктору обзор и с вызовом глядя тому в глаза. – Зачем ты сюда притащил эту японскую свинку?! Никифоров захлопал ресницами, открывая рот для объяснений, но сказать ему не дали. Юри, пришедший в себя после тычка под рёбра, выпрямился и схватил Плисецкого за руку, разворачивая к себе. - А разве это так сложно для понимания? – усмешка тронула тонкие губы Кацуки, меняя выражение его лица. Юрий с изумлением взирал на то, с каким чувством превосходства смотрел сейчас на него японец. – Я буду ставить тебе короткую программу, Юрио-кун. - Чё?! - Правда, здорово! – Никифоров лучезарно улыбнулся, обнимая за плечи обоих. – Нам предстоит тяжёлая работёнка, ведь до олимпиады осталось чуть меньше полугода. - Вы серьёзно, что ли? – Плисецкий не мог поверить своим ушам. - Я уже арендовал коттедж, недалеко от Спортивного Комплекса, прямо на берегу моря, скажите, классно?! Теперь до олимпиады мы будем жить втроём и тренироваться здесь, я обо всём договорился. Кацуки вымученно улыбнулся в ответ, почесывая правую бровь и наблюдая за реакцией Плисецкого, ведь в отличие от него, для Юрия это была неожиданная новость. «Как хорошо, что Виктор рассказал мне об этом в самолёте», - невольно подумал Кацуки, глядя на шокированного блондина. За эти несчастные несколько часов он уже успел переварить эту информацию и смириться с ней. Тем более, как бы Юри не убеждал себя, но видеть вновь Виктора было очень волнительно. Они снова будут жить и работать вместе. От одной только подобной мысли сердце готово было выпрыгнуть из груди, и Кацуки старался утихомирить его, а заодно заставить себя не краснеть при взгляде на Никифорова. Как не хотелось это признавать, но тело всё ещё помнило прикосновения Виктора, будоража этим воображение Юри. И он искренне надеялся, что соседство Плисецкого сможет усмирить пожар внутри, отвлекая его от ненужных сейчас чувств. Только поэтому он и дал своё согласие на эту авантюру. «Надо сконцентрироваться на работе». - О чём задумался, Кацудон? – голос Плисецкого вернул его в реальность происходящего. Отойдя от первого шока и удостоверившись, что Никифоров не шутит, Юрий вернулся к привычному себе, недовольно глядя то на одного, то на другого тренера. - О работе, - честно ответил Кацуки, тяжко вздыхая. - Я достал то, о чём ты просил, - теперь слова были адресованы Виктору, который уже с интересом рылся в пакете. «Ох, это похоже на маленькую месть мне, да, Виктор?» - Юри устало прикрыл глаза. – «Ну что ж, я заслужил». Но Виктор не мог читать мысли, он с радостной физиономией достал из пакета поочередно три вещи: диск, книгу и… мороженое. - Юри, Спасибо! – он по-русски поблагодарил Кацуки, забирая мороженое себе, а парням отдавая всё остальное, которое при ближайшем рассмотрении оказалось пьесой Шекспира «Ромео и Джульета» и написанной к этой пьесе музыкой Сергея Прокофьева. - Я думаю, Юри замечательно поможет раскрыться тебе, ведь он так похож на Ромео, - тем временем вещал Виктор, размахивая вафельным рожком. Вот теперь настал черёд им обоим застыть в неподдельном изумлении. Юри таращился на Плисецкого, чувствуя, как левый глаз начинает дёргаться. «Я так и знал, что здесь что-то не так» Плисецкий, которого второй раз за несколько последних минут повергли в шок, рвано хватал ртом воздух, как рыба, выкинутая на сушу. - Ты хочешь сказать, что я – Джульетта, твою мать! – проорал он в следующее мгновение, сжимая руки в кулаки и злобно сверкая зелёными глазами. Но вместо ответа, Виктор лишь удовлетворенно кивнул, продолжая слизывать с рожка шоколадную глазурь. Рот расплылся в широкой улыбке, которая вдруг сменилась зловещей ухмылкой, взгляд голубых глаз стал стальным и холодным. - Ты ведь просил, чтобы я поставил тебе программу, достойную победителя, не так ли? Так чем же ты недоволен, Юрио? «Боже, дай мне сил дожить до олимпиады» - в унисон подумали парни, переглядываясь и понимая, что слишком поздно они осознали, что угодили в ловушку Никифорова.