Любовь всегда прекрасна и желанна, особенно, когда она нежданна.

Если бы Кацуки спросили, что для него страшнее всего, то он бы без раздумий ответил, что проспать тренировку. И ведь это был не первый раз, когда он позволил себе поваляться лишние полчаса в кровати, забыв о времени, правда, в этот раз проспал не он один. Удивительно, но, распахнув глаза, Юри обнаружил, что проснулся первым. Чуть поёжившись от холода, он понял, что послужило причиной его пробуждения. Сзади мирно посапывал Виктор, зарывшись носом в его волосы и обнимая за талию одной рукой, чуть поодаль лежал, свернувшись в позе эмбриона, Плисецкий, завернувшись чуть ли не с головой в покрывало. Стараясь не шуметь и не потревожить ничей сон, Кацуки приподнялся, переворачиваясь на живот, одновременно высвобождаясь из крепкого захвата Виктора. И когда он уже подумал, что успешно справился с задачей, сонный голос Никифорова оповестил его о провале. - Юрииии, - любимые руки снова захватили его в свой плен. Не открывая глаз, Виктор прижал тело Кацуки к своему. Тихий стон сорвался с губ последнего, когда правая рука Никифорова опустилась вниз, проводя почти невесомо по всей длине, словно поддразнивая. - Не уходи, я ведь так и не смог насладиться близостью с тобой вчера, - лёгкий укус в мочку уха и хриплый шёпот вызвали новый прилив мурашек, но на сей раз не от холода. – Твоё тело тоже согласно со мной. - Это всего лишь утренний стояк, - зардевшись, ответил Юри, прикусывая губу, когда Виктор надавил на колечко мышц ануса, вводя один палец. - Ты уверен? - Виктор… - со слабой мольбой в голосе, произнёс Юри, с опаской косясь на Плисецкого. – Будет нехорошо, если Юрио сейчас проснётся, а мы… А-ах… - Согласен, - сказал Виктор, внезапно прекращая ласку и принимая сидячее положение. Кацуки выдохнул, не понимая, чего в нём сейчас больше – облегчения или сожаления, но подумать об этом ему не дали. Хватая за обе руки, Виктор буквально стянул его с кровати. - Что ты делаешь? – спросил Юри, удивлённо распахивая глаза. Сон как рукой сняло. - Собираюсь принять ванну вместе с тобой, - лукаво улыбаясь, пояснил свои действия Никифоров, утягивая за собой обескураженного Кацуки. Перед тем, как покинуть комнату, Юри бросил ещё один обеспокоенный взгляд на кровать, но Плисецкий, по-видимому, решил отоспаться за все предыдущие дни, когда приходилось вставать с петухами и идти на каток. Но даже несмотря на то, что Юрий так и не проснулся, Кацуки казалось, что они уж слишком шумят. Осторожный скрип двери воспринимался, как громкий хлопок, а тихие шаги по лестнице, как топот стада слонов, не меньше. - Юри, не делай такое лицо, словно я тебя насиловать собрался, - Виктор вдруг остановился прямо посреди лестницы, отпуская руку Кацуки, и с гримасой боли на лице пристально посмотрел на него. Юри лишь тяжко вздохнул, пытаясь побороть смятение в душе. «Надо что-то сказать… объяснить», - лихорадочно думал он, страшась встречаться с Виктором взглядом. - Или я больше не нужен тебе, после того, как ты познал любовь Юрио? Но это ведь не может быть правдой… - Что ты такое говоришь?! Как тебе только подобное в голову пришло?! – в отчаянии Юри повысил голос, но тут же перешёл на шёпот, прикладывая ладонь к губам, осознавая свою ошибку. – Но Юрио-кун, и правда, не заслужил такого к себе отношения. - Я не понимаю! – в отличие от Кацуки, Виктор, кажется, не боялся быть услышанным. – Я теперь что, должен каждый раз спрашивать его позволения, если захочу поцеловать тебя?! - Не ставь всё с ног на голову, Виктор, пожалуйста, - паника готова была проникнуть в каждую клеточку, но Юри старательно противился этому. Нельзя дать понять Виктору, что он не уверен в своих словах. – А главное, не веди себя так эгоистично. - И в чём же состоит мой эгоизм?! Я всего лишь хотел побыть с тобой наедине! Я задыхаюсь каждый раз, когда начинаю думать, что мог потерять тебя навсегда! Я впервые за эти несколько дней заснул спокойно, не представляя твоё бездыханное тело на той чёртовой мостовой. То, что я могу обнимать тебя, целовать, чувствовать твоё сердцебиение уже делает меня по-настоящему счастливым. И да, я хочу каждый день заниматься с тобой любовью. Или это тоже, скажешь, эгоистично?! - Прости.. я не знал… Не замечая слёз, что крупными каплями скатывались по щекам, Кацуки, потрясённый этой эмоциональной тирадой Никифорова, ощущал, как земля буквально уходит у него из-под ног. И если бы чьи-то сильные руки не поддержали его, то он наверняка бы упал. Слегка повернув голову, Юри увидел Плисецкого, который всё-таки проснулся, что и не мудрено, они ведь так орали. Но вместо злости, что его драгоценный сон прервали, Юрий с каменным выражением на лице буравил недобрым взглядом Никифорова. - Браво, Виктор! Всё сказал? А по-другому никак не мог? Ты посмотри, он же сейчас хлопнется в обморок, а ведь врачи запретили ему нервничать и напрягаться. Ты, мать твою, совсем рехнулся?! С изумлением Кацуки слушал, как Плисецкий отчитывает взрослого мужика чуть ли не вдвое старше его, не стесняясь в выражениях, а что ещё более изумительное, что Виктор, который совсем недавно кричал и возмущался, стоял в этот момент, опустив голову и «поджав хвост». - Я забираю Юри на тренировку, - сказал, как отрезал, накидывая на плечи Кацуки простынь, в которую тот тут же стыдливо закутался. – И я запрещаю тебе подходить к нему, пока ты не извинишься перед ним, хренов ты эксгибиционист! Последнюю фразу Плисецкий специально сказал по-русски, чтобы Юри не понял смысла этих слов и не начал, ещё чего, защищать Виктора. В образовавшейся сейчас тишине, Юрий увёл Кацуки с лестницы, поддерживая за плечи, так как у того, из-за пережитого волнения, перед глазами плясали радужные круги, а в голове неприятно гудело. Если честно, Юри никак не ожидал, что Плисецкий отнесётся к нему с таким пониманием и заботой в этой ситуации. Несмотря на слабые протесты, они вместе помылись под душем, причём, Юрий ни словом, ни действием не дал повода усомниться в его благих намерениях, хотя Кацуки, даже в таком состоянии, не мог не заметить, что тот пытается совладать с возбуждением. - Давай, я помогу, - краснея, произнёс Юри, протягивая руку, но Плисецкий не позволил к себе притронуться, недовольно фыркая. - Я не настолько безнадёжен, как этот кобель, как-нибудь сам разберусь, - безапеляционно заявил он, отворачиваясь от Юри и добавляя чуть тише: - Тем более это всего лишь физиология. И Юри ничего не оставалось, как согласно кивнуть и вылезти из душевой кабины. После контрастного душа, на котором настоял Юрий, ему стало полегче. Голова уже не кружилась, хотя на сердце по-прежнему было неспокойно. Натянув белоснежный и мягкий банный халат, Кацуки взялся за ручку входной двери. «Он расстроен и рассержен… Не хочу, чтобы Виктор испытывал такие чувства из-за меня», - если бы вода могла смыть эти гнетущие мысли. Прислонившись лбом к двери, Юри так и не решался покинуть ванную. Виктор где-то в доме, может быть, даже в их комнате, но не сидеть же здесь вечно. - Я извинюсь перед Виктором, - прошептал он, сжимая левую руку в кулак, продолжая правой держаться за ручку. - Ты совсем идиот, Кацудон? – Плисецкий, который предпочёл холодный душ самоудовлетворению, тоже закончил банные процедуры, становясь на резиновый коврик на полу. – Если бы ты не был контужен, я бы тебе врезал, честное слово! - А? «Точно контуженный. И чего я вожусь с ним?» - с недовольством подумал Юрий, снимая с крючка полотенце и подходя к Кацуки. - Это он должен извиняться, что наорал, понятно тебе?! - Но я не знал, что… он не говорил раньше… или говорил, а я не слушал. Я совсем запутался, - Юри в отчаянии схватился за голову, зажмуриваясь. - Вы оба такие придурки, что прям злость иногда берёт, - произнёс Плисецкий, но вместо заявленной в своих словах злости, он нежно провёл рукой по щеке Юри, касаясь большим пальцем густых чёрных ресниц. – Ещё и взрослыми себя называете. - Взрослым быть тяжело, - хохотнув, ответил Кацуки, открывая глаза и с благодарностью смотря на блондина. Повинуясь порыву, Юрий обнял Кацуки, целуя того в губы, вроде бы невинно, но заставляя кровь в висках стучать. Ему ответили, приоткрывая рот и прикусывая нижнюю губу. - Прекрати, - неожиданно Плисецкий отскочил, слегка отталкивая Юри и выставляя вперёд руки. «Его так легко возбудить», - с улыбкой подумал Кацуки, кажется, полностью успокаиваясь, словно через поцелуй Юрий смог передать ему свою уверенность. - Но ты первый начал, - поддразнил он бедного блондина, который уже второй раз за утро собрался под холодный душ. - Заткнись, - совсем как обиженный ребенок, а ведь только каких-то пять минут назад отчитывал их с Виктором за детское поведение. - Эй, не убегай опять мыться, а то кожа сморщится, - Юри схватил ещё одно полотенце и накинул его на голову Плисецкого, обнимая его со спины. – Спасибо, Юрио-кун. Эти слова были произнесены так тихо, что можно было подумать, что они послышались, но Юрий не стал делать вид, что он глухонемой. Развернувшись в руках Кацуки, он широко улыбнулся и произнёс: - Можно я отпинаю его хорошенько, если он не извинится сегодня? - Ты слишком кровожадный, Юриооо-кун. - Он это заслужил. Вечно морочит всем голову, строит из себя хренова плейбоя. «Кого-то это мне напоминает. Они так похожи, но сами порой не осознают насколько. Оба ревнивые собственники с высокой самооценкой, совсем не такие как я», - вздохнув, Юри принялся вытирать полотенцем волосы Плисецкого, смешно ероша их. Несмотря на явный нахмуренный вид, Юрий стерпел эту процедуру. Когда они вышли из ванной, Виктора в доме уже не оказалось. - Смылся, гад, - сделал не сложное умозаключение Плисецкий, проверив поочередно все комнаты. Но Юри явно был рад такому стечению обстоятельств. Он знал, что Виктору нужно побыть одному, всё обдумать, как он по обыкновению и делал всегда. Кацуки не сомневался, что нашёл бы его на берегу моря, но идти и прочёсывать береговую линию вовсе не входило в его сегодняшние планы. Он обещал Юрию тренировку, пускай даже на лёд выходить ещё нельзя, но обсудить элементы и посмотреть на катание Плисецкого очень хотелось. Наскоро одевшись, попутно замечая, что Никифоров застелил кровать и убрался в комнате, Юри спустился вниз, чтобы выпить чая перед выходом. Плисецкий уже сидел за большим кухонным столом, осторожно отхлёбывая из кружки кофе и подпирая подбородок рукой. Невольно Кацуки залюбовался им. Такой юный, но одновременно взрослый и рассудительный. Когда Юрио успел, кстати, стать рассудительным? Конечно, его максимализм никуда не исчез, но вместе с тем, что-то новое появилось во взгляде, да и во всём поведение в целом. - Ты изменился, Юрио-кун, - неожиданно вслух ляпнул Юри, но тут же хлопнул себя по губам, делая вид, что очень занят приготовлением себе чая. - Зато вы с Виктором как были остолопами, так и остались. Это же надо столько пережить вместе и до сих пор сомневаться друг в друге. - Извини, что втянули тебя во всё это, - Юри, наконец-то, отвлёкся от размешивания чаинок в кружке и сел напротив Плисецкого. - Я сам себя позволил втянуть, соглашаясь тренироваться и жить с вами, - Плисецкий махнул рукой, закидывая ноги на стол. – Но я, и правда, хочу выиграть золотую медаль, особенно хочу обойти этого напыщенного петуха из Канады. - Жан-Жак по-прежнему здорово злит тебя, да? – Юри не удержался от усмешки, вспоминая их соревнования год назад. - Он хуже, чем вы оба вместе взятые, - процедил Юрий, ударяя кулаком по столу, отчего кружки слегка подпрыгнули. - Тебе повезло, что его не было на Чемпионате Европы, - ляпнул Юри, не подумав, и сразу же получил ещё один убийственный взгляд зелёных глаз. - Это ему повезло, но на Олимпиаде я его в порошок сотру, - с мрачной решимостью процедил сквозь зубы Юрий, вставая из-за стола. – Я не могу больше ждать, пойдём на тренировку! Юри кивнул, с волнением в груди снова проделывая весь тот же путь от их дома до «Айсберга». На катке никого не было, что и было вполне ожидаемо в воскресный день. Прихватив из дома диск с музыкой, Юри вставил его в проигрыватель, краем глаза наблюдая, как Юрий раскатывается на льду, сначала по прямой, переходя на дорожку шагов. - Пока я лежал в больнице, смог ознакомиться с твоей предыдущей короткой программой. Она довольно сложная, тем более ты во вторую половину ставил два четвертных, что и стало причиной травмы колена, но… - Короче, Кацудон, - Юрий подкатил к бортику, облокачиваясь на него. – Ты собрался отговаривать меня от прыжков? - Не совсем, - Кацуки немного замялся. – Я думаю, что ты мог бы в первой половине исполнить каскад и тройной аксель, а во второй ещё один четвертной и каскад 3-1-3, но кроме этого, Юрио, я хочу попробовать поставить тебе бильман во вращении, ведь у тебя потрясающая растяжка. - Ха? Хочешь сказать, что умеешь делать бильман? – с ноткой недоверия спросил Плисецкий. - Да, умею, я довольно гибкий. - Ага, точно. Об этом мы узнали пару годиков назад. Вы с Крисом показали всё, на что способны, - Юрий не удержался и подколол Юри, памятуя о банкете двухлетней давности, с удовольствием наблюдая, как лицо Кацуки становится пунцового цвета. - Я же просил не упоминать об этом моём позоре, - стараясь не смотреть в глаза Плисецкому, Юри начал возиться с установкой диска. - Значит, бильман, - Юрий всё-таки сжалился над бедным японцем, снова переводя разговор в спортивное русло. - Да, это редкий элемент в мужском катании, но он вместе с тем высоко оценивается. И это сохранит тебе высокие баллы за технику, не выматывая тебя и не заставляя тем самым ошибаться. Понимая, что в словах Кацуки есть здравое зерно, Плисецкий выслушал его идею для короткой программы, на удивление не прерывая и не насмехаясь. Воодушевлённый такой реакцией, Юри на время забыл и о головной боли и о ссоре с Виктором, отдавая всего себя тренировке с Юрием. Они провели на катке несколько часов, успев ещё перекусить в кафетерии и обсудить, какие прыжки лучше включить в обязательную программу. Но вечер неминуемо приближался и с наступлением сумерек Юри снова почувствовал беспокойство в душе. Кажется, Плисецкий догадался, что за мысли всё больше тревожили Кацуки, время от времени прекращая отрабатывать элементы и украдкой наблюдая за задумчивым и молчаливым Юри. - Эй, Кацудон! - А? Что? – Юри, отвлекаясь от размышлений, подскочил на скамье. - Вали домой уже, ты и так провёл здесь почти весь день. - Но мне не сложно… - начал было Кацуки, но был грубо прерван. - Я говорю – вали, что непонятного-то? Ещё скопытишься тут от переутомления, всё-таки это твой первый день после болезни… - Но я не болен… - Ты чё, на пендаль нарываешься?! - Всё-всё, уяснил, - замахав руками, Кацуки счёл за благо послушаться-таки Плисецкого. – Ну, а ты, Юрио-кун? - А что я? - Ты не собираешься домой? - Вот ещё чего, - возразил Юрий. – Пффф, я собираюсь продолжить тренировку. - Э-э-э… ладно, - Кацуки сконфуженно улыбнулся, собирая свои вещи и покидая каток. Он понял, что Юрий неспроста его выдворил, наверное, он заметил, что последний час толку от него никакого не было. Во-первых, усталость всё же давала о себе знать, а во-вторых, он ужасно соскучился за день по Виктору, но они поссорились, и вряд ли тот так быстро забудет о своей обиде. «Я такой дурак, вечно беспокоюсь о всяких мелочах, задевая этим чувства других людей». Но дойдя до коттеджа, Кацуки заметил, что в окнах нигде нет света. Неужели Виктор ещё не вернулся с прогулки? А вдруг с ним что-то случилось? Одна мысль сменяла другую с молниеносной скоростью, пока он разувался и поднимался на второй этаж. «Я так устал», - наконец-то он сознался себе в этом, открывая дверь в комнату и переступая тёмный порог. Наощупь найдя выключатель, он покрутил его, попутно расстёгивая и снимая с себя лёгкую рубашку, оставаясь в укороченных бриджах и майке. По комнате растёкся тёплый мягкий свет. Посмотрев на кровать, Юри ахнул от неожиданности. Виктор спал, подложив руку под щёку, такой беззащитный сейчас, такой открытый… такой прекрасный, что Кацуки не смог противиться своим желаниям. Пригладив волосы на макушке, он провёл по ним ладонью, прикрывая глаза. - Юри, прости меня, - тихий голос буквально перевернул всё внутри, заставляя Кацуки вздрогнуть и отпрянуть от постели. Приподнимая веки, затаив дыханием, Юри ждал, что сон в сей же миг рассеется, но Виктор продолжал смотреть на него виноватыми, полными любви глазами. - Прости… прости… прости… Я вёл себя как идиот, - приподнимаясь на кровати и заключая Кацуки в объятия, он не переставал шептать слова извинений. - Я тоже виноват, - всхлипнув, произнёс Юри, цепляясь за Виктора, как утопающий цепляется за соломинку. – Я не хочу потерять твою любовь, Виктор. - Нет, это невозможно, это сильнее меня, как бы я не злился, не ревновал, я всё равно продолжаю желать тебя, боясь потерять… Хриплый шёпот перешёл в стон, стоило Юри наклониться и поцеловать его в губы. Долго, сладко, как своеобразное объяснение в любви и верности. Словно погружаясь в омут с головой, Виктор упал обратно на кровать, повалив Кацуки на себя. - Я хочу полностью почувствовать тебя, чтобы ты наполнил меня своей любовью. Хочу стонать и кричать. Ты ведь позволишь мне это?