***
В воскресенье утром Курт просыпается от того, что Карсон сжимает его плечо и слегка трясет, пытаясь вытянуть из сна. Он щурится, когда глаза Курта злобно выглядывают из-под одеяла, тут же прячась обратно. Он набирает воздух, ныряет. В тот момент он думает о том, что рад этому. Он не помнит, что ему снилось, но, кажется, это было что-то плохое. Курт не уверен, что хочет вспоминать. Руки Карсона устремляются под одеяло, касаются правого бока, плеча, шеи, снова плеча – всего, до чего достают, пока не вытягивают брата обратно, на поверхность. Курт вдыхает, выдыхает, снова вдыхает. Воздух снова наполняет его легкие. Свет бережно касается лица, соскальзывает на кромку одеяла, которой он старается прикрыться. Но безуспешно. Все, что он чувствует, - лишь раздражение. - Первое правило ленивых воскресений? – спрашивает он, закрывая глаза и открывая, снова и снова, пока становится не так больно. Его голос все еще немного хрипит после сна. - Не будить, пока сам не встанешь, - голос Карсона звучит бодро где-то совсем рядом. Курт не может понять, где именно. Он моргает, снова и снова, но безуспешно. - И? - И позволять валяться в кровати до полудня. А сейчас девять сорок. - И? – гнет свое Курт, наконец, различая образ брата. Карсон стоит у его кровати. На нем черные джинсы и голубая толстовка поверх белой футболки. Волосы слегка влажные после душа. Выглядит он... неплохо. - И ты вчера не сделал уроки, променяв их на марафон сериала «Друзья», так что никакие отговорки не принимаются, - по его лицу расползается улыбка, - Себастиан предложил встретиться через три часа. Я подумал, что до этого мы проведем время вместе. С пользой, - делает акцент Карсон, замечая, как при упоминании Себастиана глаза Курта сужаются, и он буквально подлетает с кровати, - а затем вы познакомитесь. - Провести воскресенье с бойфрендом брата, мечта, - произносит Курт едва слышно. Раздражение все еще наполняет каждую клеточку его тела, питает и заставляет сползти с кровати, разминая затекшие конечности. Он заводит руки за голову, прогибается назад, замирает на несколько секунд, наслаждаясь теплом, которое нарастает в мышцах, и распрямляется, довольно выдыхая. Карсон выдыхает вслед за ним, поспешно стараясь скрыть это за приступом кашля. На Курте свободные домашние штаны и черная футболка. Его волосы немного растрепаны после сна. И Карсон бы сказал, что выглядит он довольно-таки очаровательно, если бы не эти... движения. Но он одергивает себя, стараясь понять, что он должен ответить. Еще бы вспомнить, о чем говорил Курт... - Мы не пара, - отвечает он, пока брат подходит к шкафу и выбирает одежду. Его провокация слишком очевидна, только вот Карсон поддается. Карсон позволяет Курту играть. - Правда? А хотел бы? Все эти два месяца, стоило нам встретиться, ты, не переставая, начинал твердить Себастиан-Себастиан-Себастиан? – продолжает Курт, перебирая вещи и останавливая выбор на осеннем кашемировом свитере. Он улыбается, мысленно подбирая образ. Темно-синий, будет идеально смотреться с джинсами «Guess», которые он носит только по особым случаям. А это... это особенный случай. Пожалуй, он даже наденет свой любимый шарфик или... - Я не гей, Курт. Курт разворачивается на сто восемьдесят градусов. Кажется, качество свитера страдает от силы, с которой его пальцы впиваются в ткань. Вгрызаются, впиваются, разрывают. В его голове кашемир ровными полосками ложится в ноги, укрывает их... Ну конечно. Если ему нравятся парни, это не значит, что и его брату-близнецу тоже. Если он достаточно привередлив в выборе одежды, то его брат-близнец останавливается на одном стиле. Он выглядит... нормально. Естественно. Так же, как и большинство подростков его возраста. Возможно, Курт просто ошибся, списывая все на... генетику? - Прости, я просто думал, что... – начинает тараторить он, понимая, что Карсону, возможно, неприятно слышать то, что он услышал, - я думал... - Я еще... не определился. Я, знаешь ли, ни к кому пока не ощущал чувств, близких к... ну, желанию? – буквально спрашивает он, смущаясь и запуская пальцы в волосы. - О, - многозначительно изрекает Курт. Кажется, кашемировые полоски приобретают первоначальный вид. И почему его радует то, что он слышит?.. Он ослабляет захват, позволяя жертве террора дышать. Ткань в его пальцах разглаживается. Ему хочется избежать темы, которую он же случайно и начал. Ему не хочется смущать брата еще больше, - понятно. - Ага. Они больше не говорят об этом. Ни в следующий час, пока Курт собирается, ни в последующие несколько минут, за которые они доходят до кофейни. Курт ворчит еще несколько раз. Первый, когда Карсон торопит его настолько, что он не успевает придать волосам нужную форму. Второй, когда на улице идет дождь, который бы испортил эту укладку в любом случае. Третий, когда Карсон путает его волосы, смеясь и отходя на безопасное расстояние, пока Курт пытается их поправить, разглядывая себя в темном дисплее телефона, одновременно с тем прикрываясь от холодных капель. Карсон улыбается, говоря, что Курт милый. Курт посылает Карсона к черту. Ему хочется испытывать раздражение к брату, но... у него не выходит.***
- Серьезно? - Это, конечно, не Окленд и не «Blue Bottle»**** между Нью-Йорком и Бэй Эриа, но все же... думаю, если постараться, тут можно найти такие же конфеты с добавлением фенхеля и шафрана, м? - Голос Эдуардо Распелли***** в моей голове с тобой не согласен. Нельзя признавать дешевые заменители, в их вкусе нет того же шарма. - Значит, просто кофе? - Просто кофе. Латте с двойной пенкой и ложкой корицы, без сахара. - Просто кофе. Эм... латте с двойной корицей и ложкой пенки, с сахаром?.. - О боже, Карсон, найди нам места, я закажу сам. Ты будешь Мокко? - Ага.***
Смежая веки, вижу я острей. Открыв глаза, гляжу, не замечая, Но светел темный взгляд моих очей, Когда во сне к тебе их обращаю. И если так светла ночная тень - Твоей неясной тени отраженье, - То как велик твой свет в лучистый день, Насколько явь светлее сновиденья! Каким бы счастьем было для меня - Проснувшись утром, увидать воочью Тот ясный лик в лучах живого дня, Что мне светил туманно мертвой ночью. День без тебя казался ночью мне, А день я видел по ночам во сне. Шекспир, Сонет 43
Курт снова и снова перечитывает 43-ий сонет Шекспира, который им задали, время от времени все же поднимая взгляд и наблюдая за Карсоном. Стихи он уже выучил, но дальше идет ненавистная Алгебра. А тут, прямо перед ним, картина поинтересней надуманных чисел будет... Брат читает книгу Энде, и кажется буквально вовлеченным в повествование. Его глаза бегают по странице долго и упорно, а затем вдруг замирают, и он на мгновение возвращается в кофейню, хватаясь за ручку и в быстром темпе помечая закладку, прежде чем заложить ее. Затем снова исчезает, увязая в «Бесконечной истории», позволяя очкам сползти с носа, и даже не поправляет их. Курт тянется вперед, и его указательный палец касается кончика носа брата, когда он возвращает их на место. Карсон вопросительно смотрит на него, забывая о книге. Он кажется пойманным, смущенным и вовлеченным в шалость ребенком. - Что? – растерянно спрашивает он, наблюдая за тем, как по лицу Курта расползается улыбка. - Ничего, хотел помочь, - невинно произносит Курт и тянется за чашкой с кофе, допивая остатки и слизывая с губ пенку: - извини, если отвлек. - Ты выучил сонет? Завтра последний срок сдачи, - Карсон щурится и закрывает книгу, складывая руки на груди и обращая все свое внимание на брата. - Выучил, выучил, - монотонно и утомленно отвечает тот, а затем странный огонек мелькает в ледяном ободке его глаз, когда он тянется чуть ближе, преодолевая свою половину стола и заглядывая в теплые глаза Карсона, - хочешь проверить, папочка? – усмехается он, прослеживая с какой невероятной скоростью щеки брата краснеют. - Может и хотел бы, если бы не знал, как ты не любишь Алгебру, - тут же ретируется Карсон, усмехаясь и силясь не обращать внимание на то, как внутри все замирает и сжимается. Его тело имеет тенденцию странно реагировать на такие шутки брата, однако... – доставай тетрадку. - Зануда-а, - тянет Курт, расстегивая сумку. Его руки ныряют в один из отделов. - Я просто не хочу, чтобы у тебя были проблемы, Курт, - вздыхает Карсон, снимая очки и потирая переносицу. В глазах напротив, так похожих на его собственные, кажется, разливается понимание. - Знаю, - сдается Курт, открывая учебник и располагая тетрадку прямо поверх него, - я просто не понимаю, зачем мне нужна Алгебра, если я собираюсь поступать в Джулиард? Я просто трачу время зря. Карсон насмешливо смотрит на брата. - Что? – не выдерживает Курт. - Ничего, - тот вскидывает руки, защищаясь. Его улыбка становится еще шире, когда он продолжает, - ты смешно морщишь нос, когда злишься или нервничаешь. - Не правда! – протестует Курт, и против воли щурится, вслед за чем его нос... - Правда, вот, опять, - смеется Карсон, и тянется, чтобы щелкнуть его по этому носу, а затем располагает указательный палец между бровей брата, прямо там, где пролегла складка, - не хмурься. - Это моя привилегия, - шепчет Курт, и его рука хватает руку брата, легко сжимая запястье. Его большой палец поглаживает костяшки пальцев Карсона, прежде чем он понимает, насколько этот жест выглядит... интимным? Он думает, что в этом нет ничего нового, они с братом и до этого за руки держались, пока Курт не опускает палец чуть ниже, проводя им по линии запястья и обнаруживая пульс. Интересно... - Теперь и моя, - голос Карсона внезапно становится ниже и глубже, чем прежде, когда он разрывает их контакт и тянет руку будто бы за ручкой. Курт никогда прежде его таким не слышал, - что тебе не понятно? – он переводит тему. - Производные, - выдыхает Курт и с досадой выпячивает нижнюю губу. Он думает о том, что, возможно, придает их физическому контакту слишком большое значение, - кажется, я упустил момент, когда мы начали проходить эту тему. - Мы проходили ее в Далтоне в начале года, - задумчиво произносит Карсон, изучая задание. Он глядит в учебник с отсутствующим взглядом, как будто бы тоже думая о своем. - Зануда-а-а, - повторяет Курт, растягивая слово еще сильнее, чем прежде, тем самым снова стараясь привлечь внимание брата. У него получается. Карсон смеется, и Курт чувствует, как от звука этого смеха его сердце начинает биться быстрее. Ему ведь просто нравится видеть близнеца счастливым... так? - Я тебе объясню. За следующие несколько минут Курт думает, что с ним что-то не так, когда в его голове мелькает мысль о том, что прикосновения Карсона такие... приятные? Ему кажется, что в печах мощность выкручивают до конца, когда Карсон оказывается ближе, склоняясь над его тетрадкой и рисуя в ней оси координат. Их колени под столом легко соприкасаются, и, как только это происходит, Курт автоматически придвигается еще ближе, позволяя своим ногам оказаться между ног брата, едва ли касаясь их с внутренней стороны. Кажется, он не сразу понимает, о чем Карсон ему говорит. Он наблюдает за тем, как его футболка натягивается, обнажая нижнюю часть шеи и линию ключиц, как он поправляет упавшую на лоб прядь волос, как хмурится, а затем кончик его языка появляется между пересохшими губами и увлажняет их, задерживаясь на нижней чуть дольше положенного. Мышцы его живота приятно ноют, когда тепло приливает еще ниже, и... Курт: Ох, черт. Карсон накрывает руку Курта, вводя того в ступор, и их взгляды пересекаются, блокируя все его тело. Нежный голубой, словно аквамариновый, цвет наполняет его, накрывает подобно волне, утаскивая на дно, забирая весь воздух. Курт думает о том, что печи в этой кофейне работают на износ, а его тело... его тело его предает. Его спина касается дна, когда он растворяется в ощущениях. Рука брата кажется большей, чем его собственная, надежней, теплее. Согревает, направляет, заставляет двигаться вслед за этой силой. Карсон с напором нажимает на Курта. И Курт подчиняется. - Представь себе прямую дорогу, идущую по холмистой местности. Твоя жизнь в подъемах, вверх и вниз, вверх и вниз, - его рука рисует горизонтальные волны, подводя линию к полям, - Ось Ox – это некий уровень нулевой высоты, в жизни мы используем в качестве него уровень моря. Курт кивает, чувствуя, как его твердеющему члену становится тесно в узкой ткани джинсов «Guess». Шикарные и чувственные, кажется, когда Морис и Поль Марчиано создавали его любимый бренд, они не рассчитывали возможность того факта, что в них будет не так удобно при... определенных условиях. В тот момент Курт почти ненавидит свою одежду. Ее наличие мешает. Очень мешает. Хотя, сейчас, кажется, только это спасает его от позора... В следующее мгновение Карсон убирает руку, отодвигаясь с учебником и изучая заданные номера, а Курт благодарен судьбе, что может сидеть. Ему буквально больно от того, насколько сильно он возбужден. Курт: Боже, я ненавижу Алгебру. Ненавижу... Весь следующий час он проводит, уткнувшись в тетрадку и почти не отрываясь от решения математических задач и построения графиков. Когда напряжение уходит, он ненавидит свой возраст, гормоны, и то, как его тело уже второй раз реагирует на внимание брата, перед которым ему стыдно. Что было бы, если бы Карсон об этом узнал? Он бы не понял, назвал его больным придурком, и их отношения никогда бы не стали прежними. Курт этого не хотел. Карсон не виноват, что с Куртом что-то не так. Он, видимо, сходил с ума... По прошествии часа Курт уже знает тему и даже сам решает несколько номеров. Только это не меняет того, что он ненавидит Алгебру. Теперь особенно сильно. - То есть, производная от константы равна нулю? – устало спрашивает он, рисуя завитки на полях. - Да, и ты доказываешь это суждение этой формулой, - довольно отвечает Карсон, видя в знаниях брата прогресс. Курт рассеянно выводит линии, разрисовывая поля прежде, чем Карсон произносит: - а из меня неплохой учитель, да? - Ага, будь ты моим учителем, я бы быстрее усваивал материал. Курт: Или нет. Все дело в подходе... - Потому что я моложе миссис Уилсон, и у меня есть шанс избежать скорого ухода на пенсию? – спрашивает Карсон, и уголки его губ дергаются, растягиваясь в улыбку. В руках он крутит очки, а затем раскрывает их, обхватывая край дужки губами и ожидая ответа. Курт старается не обращать внимание на то, насколько ему нравятся губы Карсона, обхватывающие... что-то. - Да уж, точно, моложе, - его голос звучит жалко, и он понимает, еще немного и сорвется: - и привлекательней, что тоже не минус, - шутит Курт, но последующий взгляд Карсона буквально заставляет его проглотить свой язык. - Ты считаешь меня привлекательным? - спрашивает Карсон, когда его губы отпускают дужку. Он с сомнением смотрит на брата, кажется, в его глазах он видит... любопытство? Это ведь нормально, делать брату комплименты? Карсон всегда говорит о нарядах Курта, что в этом такого? Курт думает о том, что он, возможно, никогда не делал того же, так что... - Да. Ты привлекательный. Они долго и испытующе смотрят друг на друга, когда Карсон наклоняется чуть ближе. Он кладет очки на стол, а затем его ладони касаются плоской поверхности стола. Кажется, он хочет что-то сказать, когда его прерывают. Дверь с улицы хлопает, и до них обоих доносится голос, который буквально выдергивает Курта из его состояния, возвращая раздражение и ненависть, которые у него отняли с утра. - Карсон Хаммел, - произносит голос, набирая силу и становясь все ближе, - мне не терпелось надрать тебе задницу с тех пор, как ты уехал, - произносит голос прямо за спиной Курта, когда он поворачивается, чтобы, наконец, воочию лицезреть его обладателя. Его взгляд пересекается со взглядом ядовито-зеленых глаз, когда в них сквозит напряжение, затем удивление, а после и шок. Губы Курта непроизвольно растягиваются в улыбку. Он наполняет ее тем же ядом, который встречает. - Курт, - Курт думает, что улыбка Карсона, с какой он произносит следующие слова, кажется ему слишком довольной: - познакомься с Себастианом. - О блять, - произносит Себастиан многозначительно, его рука взлетает вверх и пропускает слегка влажные волосы сквозь пальцы. Несколько капель стекают по вискам, к щекам. Свет от ламп искрится в них. Он стоит на месте минуту, или две – или больше? – затем срываясь с места и оказываясь у столика. По пути находя стул, который тащит за собой, Смайт наклоняется к Карсону и чмокает его в губы, располагаясь между братьями. Курт буквально задыхается от такой наглости, - у тебя есть близнец?! - Курт Хаммел, - он подается вперед, и его теплая рука встречается с еще холодной после улицы рукой парня, который с интересом ее жмет. Рукопожатие Смайта непривычно долгое, сильное и ледяное, как и его взгляд. Кажется, он напорист и привык к долгим контактам. Но Курт к ним не привык. Курт вообще не привык к людям вроде Смайта, особенно... особенно рядом с Карсоном, - меня целовать не надо, - добавляет он, жалея, что кофе кончился. Сейчас он хочет ощутить на языке что-нибудь горькое (даже мокко Карсона сойдет!), перебивающее противное послевкусие, остающееся от этого парня. - Себастиан Смайт, - его брови поднимаются, будто бы от изумления, на деле же от восторга. Себастиан любит развлечения. Узнать, что у твоего друга есть брат-близнец... Ну, разве не увлекательно? – не буду. - Кхм, Себастиан, ты будешь что-нибудь? – Карсон в руках разводит и сводит дужки очков, переводя взгляд с него на брата. Кажется, он удивлен не меньше самого Курта. И Курта это почему-то радует. Крохотная часть его ликует от мысли, что поцелуи между ними... не на постоянной основе. Удивительно, насколько для этого человека отсутствуют границы. Или же... Курт слишком большое значение придает физическим контактам брата. Особенно, когда они не касаются его самого. Особенно, когда в это вовлечены другие парни – или и девушки? Он вспоминает Сантану – особенно, когда это парни вроде Смайта. - Нет, - Себастиан отрывает взгляд от Курта и переводит его на Карсона. Он говорит размеренным и спокойным тоном, так, как будто ему скучно, - на самом деле я надеялся, что мы заглянем в «Gap» или... где еще тут можно купить диски? Мне нужно выбрать песни, которые будут играть на вечеринке «Бросок на пять». Думал, ты мне поможешь, - его губы растягиваются в обманчиво сладкую улыбку, - кажется, в этом году соберутся все. Ты же знаешь Хантера, когда он загорается идеей устроить что-нибудь... - Кто такой Хантер? – голос Курта звучит выше положенного. Глаза Себастиана наполняются ядом, похотью и блеском, который заставляет Курта заерзать на месте. Под такими взглядами ему становится неуютно. - Хантер Кларингтон, легенда Далтона. Это его выпускной год, а значит, и последний год веселья для меня. Один из самых горячих парней академии выпускается меньше, чем через триста дней, что может быть хуже? – Себастиан театрально вскидывает свои руки вверх, а затем располагает их на груди, глядя на Карсона. Курт думает, что голод в некоторых частях Африканского континента может быть хуже, нехватка пресной воды во многих частях мира или же ущемление прав секс меньшинств может быть намного хуже, чем... это. Ему кажется, что в тот момент глаза Смайта напоминают ему сосуды с кислотой. Яркие ядовитые и отвращающие. Ее капли попадают на лицо брата, - ах, да. Как я мог забыть? – голос хриплый и низкий, Себастиан почти шипит, когда продолжает: - хуже то, что другой горячий парень сбежал оттуда еще раньше. - У меня были причины, Баст, я говорил, - произносит Карсон утомленно, не обращая никакого внимания на его комплимент. Кажется, он к этому уже привык. Только вот Курт не привык. Не привык!.. - Думаю, все в Далтоне в состоянии пережить его уход, - кажется, если бы уровень пренебрежения в его голосе измерялся в центах, Курт бы получил за эту фразу не один доллар. Глаза Себастиана с интересом блестят, он изучает новое-старое лицо, стараясь разглядеть в нем что-то, пытаясь смотреть глубже, под кожу. Его губы приоткрываются и растягиваются, преобразуя тонкую, прямую линию в кривую и удивленную улыбку. Кажется, еще немного и покажется его язык. Появится и исчезнет вслед за шипением. Кажется, зубы у Смайта слишком острые, впиваются, разрывая кожу. Слышится скрип, скрывающий невысказанное «особенно ты», когда его глаза, кажется... наполняются пониманием. - Не будем забегать вперед, но мое сердце осталось лежать на пороге дома миссис Филлипс неделю назад, - произносит он монотонно, пока блеск возмущения и ненависти появляется в глазах напротив. Себастиан любит развлечения. Узнавать брата-близнеца твоего друга... Ну, разве не увлекательно? - То-то я думаю, у тебя его нет, - фыркает Курт. Себастиан неожиданно хохочет. Долго и упорно смеется, пока слезы не скапливаются в уголках глаз. Он вытирает их рукой. - Знаешь, вы стоите друг друга, - произносит он, с увлечением переводя взгляд с одного брата на другого. Курту кажется, его глазные яблоки скоро выкатятся за пределы век, - вы очень похожи. - Мы разные, - произносят Курт и Карсон одновременно, что заставляет Себастиана засиять еще сильнее. - Не спорю, - произносит он, задумчиво касаясь нижней губы, - интересно... – его взгляд отсутствует следующие несколько секунд, когда он, кажется, о чем-то задумывается. Голос Курта возвращает его обратно. - Кажется, мне пора, - произносит он, поднимаясь с места. Себастиан невольно скользит взглядом по его телу, сверху вниз. Он не может не оценивать. У Хаммела... привлекательная внешность. Обтягивающие штаны ему определенно идут, и вообще... это что, «Guess»?.. Себастиан Смайт доволен. Кажется, у парня есть вкус. Наверное, парни бы вешались на него, если бы... если бы не его характер. В этом они с братом похожи. Не подпускают никого ни к себе, ни друг к другу. - Ты домой? – спрашивает Карсон, пока Курт накидывает пальто. - Ага. - Чем займешься? - Тем, чем и планировал, пока ты не забрался в мою постель. Продолжу смотреть «Друзей». - И часто вы забираетесь друг к другу в постель? – спрашивает Себастиан, его брови устремляются вверх, как и уголки губ. Его слов либо не замечают, либо намеренно игнорируют... - Ладно, - произносит Карсон. - Ладно, - отвечает Курт. Он выходит из кофейни и идет по улице, пока не доходит до дома. Курт почти не чувствует, как намокают его волосы, шея, воротник свитера, который выбивается из-под шарфа. Вздрогнуть заставляет не холод, а вибрация телефона во внутреннем кармане пальто. Вернусь через пару часов, не скучай. – Карсон. Не буду. – Курт. Отвечает Курт, прежде чем зайти домой. Берт, кажется, в своей комнате. Тем и лучше. Он занимает диван в гостиной и подкладывает подушку под голову, включая телевизор. Бесцельно щелкает каналы, в какой-то момент прикрывая глаза и представляя Карсона, сидящего рядом. Его плечо, на которое Курт кладет голову, вдыхая немного резкий, но от того не менее приятный запах лосьона после бритья, его открытую шею, пальцы, оказывающиеся в волосах и путающие их. Курт бы хотел испытывать раздражение, только вот... Чем займешься? – Карсон. Курт улыбается при мысли о том, что, находясь с Себастианом, Карсон все же находит время писать ему. Он почти не думает о том, почему брат спрашивает его об этом снова. Курт просто... засчитывает это, как личную победу, печатая красноречивый ответ. Как я и сказал, посмотрю «Друзей». – Курт. Курт не знает, в какой момент его пальцы стирают написанное и отправляют сообщение, совершенно иного содержания. Он лишь помнит, что в черновиках его телефона сохраняется удаленное: /Буду ждать тебя. – Курт./***
В следующий четверг Карсон стоит у двери пустого кабинета истории. Почти пустого, если учесть, что в его глубине замерли Сантана и Пак. Абсолютно пустого, если учитывать то, что они его не видят. Ноэ располагается прямо в проходе и кладет руки на парты по обе стороны от нее, тем самым преграждая дорогу. Сантана стоит прямо, задрав нос и глядя на него свысока. Она бы не признала, что попала в ловушку, даже если бы веревка стянула ее шею. Даже если бы рука Пакермана в следующий момент не выбила книгу из ее рук, позволяя ей упасть, больно ударив по ногам. Сантана не показывает боли, Сантана лишь скалится, улыбаясь и наполняясь ядом. До краев. - Это что, детская книжка? - спрашивает Ноэ, не видя угрозы. Не чувствуя ее. - Прочти ее, и тогда посмотрим, кто из нас ребенок, - шипит Сантана и поднимает книгу. А затем отводит одну ногу назад, руки выставляет вперед. Принимает позицию и тянется, словно кошка, обнажившая когти. Кажется, еще немного и прыгнет. Яда в ней достаточно, чтобы решиться. Чтобы не струсить. Карсона не видно. Карсона не слышно, пока он подходит сзади. Перед его лицом широкая спина и эмблема школы, а еще красный цвет. Много красного цвета. Сантана, кажется, удивляется, когда видит его, но ничего не говорит. Даже позы не меняет. Она не привыкла на кого-то надеяться. Не привыкла ждать помощи. Ее когти остро заточены. Она справится... «Но мы не друзья! Мы два человека, которые притворяются друзьями потому, что было бы неудобно не быть ими»******, - произносит Тед Мосби в голове у Карсона. Кажется, они смотрели этот фильм с Куртом во вторник, или же в среду. Ну а теперь... Взгляд его глаз пересекается со взглядом черных глаз Сантаны. Темное, темное покрывало зрачка и карий (почти грязный) ободок. В таких глазах сложно заметить страх. Но он находит. Он замечает. - Оставь ее, - он буквально шепчет в пространство, остающееся между ними. А затем сметает с парт руки, преграждающие ей дорогу. Руки, толкавшие Курта, а может, и что похуже. Карсон старается не думать, насколько хуже это «что-то» может быть, - или разбирайся со мной. Ноэ разворачивается на сто восемьдесят градусов, оказываясь с Карсоном лицом к лицу. Тот его немного выше, но это не проблема. Ноэ Пакерману не хочется смотреть снизу вверх, но иначе не получается. Он думает, что рано или поздно отыграется, и упрямство Карсона ему же выйдет боком. Он улыбается, морщась. Синяк на щеке до сих пор немного саднит. - На тебя у нас другие планы, Хаммел-1. Подожди и узнаешь, - произносит он прежде, чем перепрыгнуть через парту и выйти из класса, - как и на твоего брата, - звучит в отдалении, когда Карсон разворачивается, чтобы последовать за ним, но чувствует, как его руку хватают. - Оставь, - голос Сантаны кажется далеким и несуществующим. Все, что сейчас существует - лишь неконтролируемая и заполняющая волна гнева, - Карсон, - непривычно слышать свое имя. Особенно от Сантаны. Особенно, когда в ней, кажется, не осталось яда. Зато в Карсоне его полно. Сейчас он буквально состоит из ненависти и... - Урод, - бросает он, прежде чем дернуть плечами и развернуться к той, кто его одергивает, не позволяя сорваться. Не позволяя положить на лопатки хрупкую фигуру мира, которая существует между футбольной командой и братьями в течение этих недель. Или... не существует? Сантана говорила, что отсутствие военных действий не признак отсутствия войны. Сантана не говорила, что это отсутствие может касаться непосредственно ее. Возможно, они похожи намного больше, чем Карсон думал прежде. Возможно, в глубине этого черного взгляда скрывается что-то, что он не хочет выдавать. Не решается выдавать, однако... это не его дело. Карсон: Мы враги. Два человека, притворяющиеся ими, потому что... так удобно. Потому что иначе никак. Тед Мосби бы умер от зависти... Они расходятся так же, как и сошлись. Карсон остается в пустом кабинете. Если не считать Сантану, которая на секунду задерживается в дверях. Если не учитывать то, как дергаются ее губы, прежде чем между ними проскальзывает кончик языка, бросая быстрое: - Спасибо. Настолько быстрое, что Карсон его почти не слышит. В пустом классе он один.***
Курту снится, что он на сцене. Вокруг него – большое, необъятное пространство, под ногами – белоснежные бархатцы. Они разбросаны, словно эта сцена - поле, воспоминание. Леди Блюнт поломана и лежит в лепестках, вбирая этот свет, поглощая это сияние. Курт, кажется, ее оплакивает. Лопнувшие струны натягиваются, дрожат и... издают звук. Его пальцы не могут до них достать. Или это музыка оплакивает его? Несостоявшийся музыкант. Не оправдавший надежд сын... Предавший брат? Или это другие, невидимые фигуры продолжают шептать и указывать на него пальцем, пока не появляется Он. Он оказывается рядом с Куртом, и его руки протягивают ему что-то. Это что-то – новый, нетронутый инструмент. Курт принимает его. Курт лишь помнит, чувствует, любит Его. Абсолютное покровительство, доверие и... защищенность? Он улыбается Курту, а Курт позволяет себе думать, что невидимые фигуры растворяются. Курт просыпается, не помня Его, сцены и скрипки. Мягкий, теплый свет экрана телевизора заменяет свет от цветов, наполняя комнату, в которой он себя обнаруживает. Когда глаза привыкают к мелькающим картинкам, он видит Карсона. Тот спит, откинувшись на подлокотник. Голова Курта на его плече, ноги согнуты в коленях и перекинуты через брата. Кажется, они заснули вместе... пару часов назад. Курт тянется за телефоном, смотрит: 3:28, пятница. Голоса, раздающиеся с экрана, отвлекают. — Что принимал? — Всю таблицу Менделеева. — Зачем так много? — В тот момент я думал, почему нет? У тебя была такая депрессия, словно каждое нервное окончание вырвалось наружу. Эти ощущения были не такими острыми, если я принимал достаточно. — Почему у тебя была депрессия? — Из-за своих суждений.******* Мужчина с темными волосами говорит с парнем, чьи волосы на солнце кажутся выжженными. Их рваные зрачки находят друг друга, и Курт заинтересованно вслушивается в разговор Саймона Монро и Кирена Уокера. В гостиной ему кажется, что свет, падающий от экрана телевизора, очерчивает границу дивана, а затем и их с братом силуэты, создавая остров. Берт уже давно спит, а они... они сегодня уже не дойдут до своей комнаты. Курт прижимается к Карсону сильнее, пряча лицо в участок, где шея брата переходит в плечо. Вдыхает, улавливает остатки запаха почти выветрившегося парфюма. Чувствует, как он оседает в легких, наполняя их сладостью и теплом до краев. Курт тянется ближе, и губами касается венки на шее Карсона, и, кажется, на секунду дольше положенного задерживается, чувствуя как под его губами спокойно бьется его сердце. Днем, после школы, Карсон предложил Курту ходить с ним на тренировки в зал. Курт не приемлет насилие, и Курт отказался. Правда, согласился на то, чтобы Карсон показал ему несколько простых приемов дома. Он знал, что брат о нем заботится. Знал, что любит и защищает. На экране началась реклама кофе, из-за чего громкость звука подскочила, заставляя его вздрогнуть. Курт нажал на кнопку, убирая его совсем. В тишине он положил ладонь на щеку Карсона, чье дыхание сбилось, когда его сон пострадал от внешнего раздражителя. Его пальцы заскользили вверх и вниз, выводя по коже брата невидимые круги, возвращая ему утраченное спокойствие. За всю неделю он почти не думал о том, что произошло в кофейне. Однако... Курт не помнил, что ему снилось, но знал, что это его медленно уничтожает. Просыпаясь, однако, он всегда находил себя рядом с тем, кто позволял ему дышать, наполняя легкие чем-то теплее воздуха. Во мраке, в почти отсутствующем от света пространстве, Курт чувствовал себя ему преданным. Здесь, на этом острове, разделяя его тепло со своим, он думал, что невозможно любить кого-то сильнее.***
Во вторник, ровно за десять дней до Дня Благодарения, Карсон Хаммел зашел в кабинет литературы и занял свое место. Они с Куртом разминулись, как только вошли в школу. Брат сказал, что для чего-то должен найти Рейчел и отказался от сопровождения. Карсон поморщился. Он не понимал, чем его брату нравилась Берри. Слишком уж она раздражала своим видом, высокомерным взглядом и голосом... особенно голосом. Не сказать, что у Карсона такого же взгляда не бывало, когда его что-то бесило. Но он хотя бы иногда считался с мнением других людей. К тому же, он никогда не смотрел (и уж точно не посмотрит!) так на Курта. А она это делала постоянно... К тому же, он не думал, что хочет лишний раз заводить знакомства. Или же возрождать прежние... Год назад он неплохо общался с Сэмом Эвансом. Теперь же тот был в футбольной команде. Карсон помнил, как когда-то давно Сэм сказал ему, что хочет быть квотербеком. Видимо, Пакерман его опередил. Тем не менее, он не стремился восстанавливать с ним отношения. Единственное, чего действительно так отчаянно пытался добиться Карсон, так это возвращения Курта. Прежнего, настоящего Курта. Не сказать, что ему не нравилось то, что они все свое свободное – а иногда и не свободное – время проводили вместе, однако... В своей книге «Музыка и мозг» Энтони Сторр пишет, что музыка производит поразительное воздействие на людей, страдающих заболеваниями нервной системы с расстройством двигательной функции. Наверное, нечто подобное и Курт чувствовал, играя на скрипке. Движение смычка, смело направляемого его рукой, - как способность дышать, чувствовать, выражать эмоции. Избегая опасности сбившихся биоритмов. Курт не страдал болезнью Паркинсона, только вот Карсон чувствовал его беспомощность и желание перестать двигаться. С тех пор, как Леди Блюнт умерла, Курт Хаммел затих. Затух и позволил себе растворяться. Его мечта рушилась на глазах, ведь без постоянных репетиций, техника портилась, забывались основные приемы. Вместе со скрипкой ушло что-то еще. Что – Карсон не мог понять. Он лишь знал, что должен это исправить. Как-то. Поэтому он искал работу. Только вот никто не хотел принимать школьника с неполным рабочим днем. Даже в кофейнях и ресторанах отказывали. Видимо, ему совсем в этом не везло. Когда до начала урока оставалось не более пяти минут, в класс зашла Сантана и уронила сумку на парту, рядом с Карсоном, сама размещаясь на стуле, где должен был сидеть Курт. - Эй, тут занято, - было запротестовал он, но поднятый вверх тонкий пальчик с розовым блестящим лаком заставил его замолчать. - Думаю, что нет, - произнесла Сантана, и ее губы растянулись в (как ему самому казалось) излишне сладкую улыбку. Карсон думал, что все дело в блеске. В блестящем и густом слое с клубничным или вишневым запахом, - леди Хаммел упорхнула из школы под ручку с маленьким-и-вездесущем-Берри-троллем. А я не хочу сидеть одна. Моего соседа сегодня нет. - То есть, Курт ушел? – брови Карсона поднялись выше, ведь его Курт ни о чем не предупредил. Он достал телефон из кармана, обнаруживая одно непрочитанное сообщение. Сходим с Рейчел в Лайма Бин. Отмажешь меня на первых двух уроках? – Курт. Карсон закатывает глаза, печатая ответ. Параллельно с этим думая о том, что убьет Рейчел, как только увидит. Если у Курта по литературе испортятся оценки, это будет целиком и полностью ее «заслуга». Как там ее Сантана назвала? Берри-тролль? Ну, точно... Будешь должен. Если из-за Берри у тебя оценки испортятся, ей не жить. – Карсон. Не волнуйся, этого не случится. Хохо. – Курт. Ответ пришел практически сразу же, а вместе с ним и фотография улыбающегося Курта. Глядя на него, Карсон и сам улыбнулся, даже позволяя себе забыть о своем раздражении. Чувство эйфории, однако, длилось лишь пару секунд. - Так я останусь? – Сантана Лопез – как ураган. Вырывает Карсона из своего надуманного мира – от брата, возвращая обратно – в реальность. Ее темные глаза внимательно изучают лицо Карсона на предмет отвращения, или отказа, или любой эмоции, которые по отношению к ней чаще всего проявляют. Сантана удивляется, находя лишь равнодушие. Такое же (почти) очевидное, как и у нее. Такое же (почти) скрывающее за собой нечто особенное. Нечто, не для чужих глаз. Карсон лишь неопределенно машет ей в ответ, и она расценивает это, как согласие. Она просто... чувствует, что не может быть иначе. Когда проходят первые двадцать минут, глаза Карсона начинают слипаться. Не то чтобы он не любил литературу, но... мистер О’Коннел совершает нечто невероятное, решая посвятить весь урок работам Торнтона Уайлдера. Снова. Карсон думает, что Курт был бы в восторге. Ему нравится «Долгий рождественский обед». Он буквально подскакивает на месте, когда перед ним с хлопком на парту приземляется листок. Сантана, кажется, ничем себя не выдает. Лицо у нее серьезное и вдумчивое, такое, словно она вовлечена в урок. Возможно, так и есть... Карсон разбирает косые буквы. Сантана: Собрания писательского клуба намного интересней. Карсон с интересом смотрит на нее. Сантана сидит, облокотившись на парту и ничем не выдавая себя. Кажется, сейчас ей не хочется ни говорить, ни показываться. Ну а бумага... Бумага, это другое. Карсон: Тогда почему ты больше не приходишь? Сантана: Я собиралась, на этой неделе. Какое задание, кстати? Карсон: Мы пишем сказки. Сантана: Я думала, писательский клуб готовит нас к Творческому письму. Думаешь, через год кому-то будут нужны твои сказки? Это просто... вырывается само собой. Сантана привыкла обороняться даже без видимой угрозы. Без занесенного над ней кулака/ножа. Она просто... слишком долго под языком продержала таблетки анальгина. Сначала часы, потом недели, позже месяцы, растянувшиеся на года. Сантана думала, что, позволяя своим вкусовым рецепторам чувствовать обезболивающее, она избавляется не только от точечной боли, но и от идеи быть слабой. Снова. Карсон: Думаю, ты тоже хочешь написать сказку. Сантана: Почему? Карсон: Ты хочешь казаться взрослой, но это не так. Ты хочешь казаться сильной, но на самом деле ты просто боишься показать свою слабость. Ты пытаешься прыгнуть выше головы, и, знаешь... иногда получается. Кажется, что-то происходит, когда Сантана, наконец, выдает себя. Вздрагивает, пробегаясь глазами по ровным рядам его букв, вчитываясь, снова и снова впитывая каждое его слово. Она думает, что, возможно, что-то пошло не так. Она, как будто рефлекторно тянется к сумке, достает блестящую упаковку и кладет одну таблетку под язык. Становится легче. Горечь растворяется. Только вот слова Карсона не растворяются, не растворяются! Она сминает бумажку, прячет в сумку. Позже она ее выбросит. Позже она от нее избавится. Карсон лишь секунду с интересом посмотрит на нее, прежде чем перевести взгляд обратно на доску и начать слушать учителя. Они больше не заговорят. Карсон: Нам удобно быть там, где мы есть сейчас. Сантана: Ты стабильно стоишь на месте. Не позволяй себе сместиться. Каждый из них в тот момент подумает о своем.