«Спасайся сам»

***

      — Ну, и каково это — посещать Кеннеди? — Сид сидел напротив Арнольда.       — В самом деле, так же, как и любую другую школу, но я в основном хожу на музыкальные занятия, потому что большую часть других предметов я уже сдал, теперь у меня что-то вроде независимого обучения, — Арнольд пожал плечами и откусил кусочек своего сэндвича с пастрами.       — Звучит неплохо. Вот бы у меня был музыкальный талант, но я не слишком хорош в любом виде творчества, — Сид так и не притронулся к своему бутерброду с цыпленком.       — Помнится, ты фотографировал… для нашей глупенькой маленькой газетки, помнишь, в младших классах, — сказал Арнольд. — Что случилось с занятием фотографией?       — Хм, я понял, что в моих работах не было ничего особенного. Конечно, для четвероклашки это было недурно, но мои умения на том и кончились, для подростка я довольно посредственный фотограф, — пояснил Сид.       Арнольд лишь скривился, несколько секунд они помолчали.       — А как там школа Хиллвуд?       — Я туда больше не хожу.       — Почему же?       — Просто возникли трудности… — Сид неопределенно качнул головой. — Теперь я хожу в альтернативную школу, которая на Хаббард-стрит, так я, по крайней мере, получу аттестат. Даже и не знаю, чем я буду заниматься в колледже. Не думаю, что вообще хочу туда, но чем я займусь, если не пойду? А если бы я пошел, то что мне делать с дипломом колледжа; как, допустим, некоторые люди знают, что они хотят быть учителями или на крайняк получить степень в политологии? Да, я не имею ни малейшего представления. Я бы не хотел провести еще четыре года даже в школе. А это тяжелее школы. И ведь эти четыре года только базовые, иногда тебе нужно учиться пять или шесть лет, а то и больше. Это так нелепо.       — Но оно стоит того, то есть, я хочу сказать, так ты сможешь получить хорошую работу. Или, по крайней мере, расширить кругозор, получить новый опыт и все такое. Разве знания — не самая ценная вещь? — пытался убедить его Арнольд.       — Мне кажется, если бы я и получил там какой-то опыт, то это был бы опыт посещения вечеринок, если быть честным, — фыркнул Сид. — Я просто сомневаюсь, что в моем будущем есть место колледжу. Точно так же, как сомневаюсь в своем будущем в целом.       — Что ты хочешь этим сказать? — Арнольд выглядел обеспокоенным.        Сид отставил тарелку и вздохнул, хлебнув своей содовой, чтобы выгадать время. Он помнил, что временами Арнольд был чересчур настойчивым в своем намерении помочь. Он помнил также, что Арнольд нередко выглядел уставшим от своих обязанностей морального компаса. Сиду не хотелось, чтобы сегодня что-то пошло не так. Он не хотел, чтобы его остановили. Ничто не могло удержать его от похода в аптеку.       — Просто… Ты знаешь, я живу в таком месте, где шляются кучи тупиц и наркоманов, и, понимаешь, довольно трудно держаться в сторонке, когда все это окружает тебя, да и мой старик хочет, чтобы мне перешел его гараж, когда у него совсем съедет крыша и он покончит с собой…       — Твой отец ненормальный? Что за черт, Сид? — нахмурился Арнольд, и это было худшим выражением, которое Сид только видел на его обычно бесстрастном лице.       — Он много лет в депрессии. Вот почему моя мама ушла от него — потому что он не мог сохранить работу или заниматься хоть чем-нибудь, настолько плох он был. Ему стало лучше, я имею в виду, настолько, чтобы он мог завести свою мастерскую, взять надо мной опеку и все в таком духе, но в последнее время ему стало хуже, — Сид хотел заткнуться. О, Боже, как же сильно он хотел закрыть свой чертов рот. Он вовсе не собирался говорить все это Арнольду. Он не говорил об этом даже Хельге.       — Мне жаль, Сид, я понятия не имел об этом, — на этот раз Арнольд не знал, что добавить.       — Что ж, c'est la vie, я думаю.       — Слушай, Сид, каждый раз, когда мы виделись, ты все время опускал глаза, но сейчас ты выглядишь так, будто тебе становится лучше, — сказал Арнольд.       — Ну, сейчас моя жизнь налаживается. После стольких лет всей этой херни, — Сид опустил рукав, который немного задрался, являя взгляду то, что теперь было на месте его некогда покрытой порезами руки. — Но теперь я знаю, куда двигаться. Я знаю, что мне нужно сделать, чтобы все исправить.       Сид улыбнулся так, зная, что так он улыбается в последний раз, потому что его улыбка была умиротворенной. Он был спокоен. Раньше он был полон сомнений и страха, был лишен чувства того, что он в безопасности, но теперь он был уверен в том, что сделает. Он чувствовал себя таким утомленным.       С ним все будет хорошо.