Закрой свою пасть!
Твоя сука тут и рядом не стояла. И не встанет.
Рты твоих шкур тут закрылись, как ставни,когда моя девочка рядом порхала.
— Маш, ну ты долго тут торчать собираешься? — Гена искренне не понимал, почему девушки настолько много времени тратят на всякую ненужную хуйню, прихорашиваются по часу, если речь идёт о, казалось бы, не таком уж и знаменательном событии, как презентация нового альбома старого знакомого.
— Бля, Ген, не говори под руку, — девушка сосредоточено рисовала «стрелки», не обращая ни малейшего внимания на нытьё стоящего рядом парня, — сам попробуй сделать мейк быстро и не облажаться при этом.
— А раньше позаботиться никак нельзя было? — скучающий вид парня отражал всю его заинтересованность в действиях своей пассии. Он не видел необходимости в макияже, но деликатно об этом умалчивал, дабы не разозлить и так достаточно напряжённую Машу.
После нескончаемо долгих минут пытка Фарафонова закончилась, и он облегчённо вздохнул, как будто избавился от тяжкого бремени. Молодая пара покинула квартиру и направилась к ближайшей станции метро, привлекая любопытные взгляды случайных прохожих. Чуть позднее они присели на мягкие сидения электрички и стали ожидать своей остановки, как и остальные горожане, лишь изредка Гена показывал Маше очередной «смешной мемчик» из известных «пабликов» не менее известной соц.сети. Остальное время пара молчала, думая каждый о своём.
Дверь Карелина распахнулась, и красивая девушка, не предупредив, что находилась рядом с домом парня, смело вошла в коридор. Сняв обувь, она пошла прямиком в спальню друга, также ни о чём не задумываясь. Врываться в его квартиру для Юли было не впервой: она являлась желанным гостем, без которого Слава Карелин вновь обращался в Гнойного. Их общение было простым, но душевным, пусть и без лишнего для друзей подтекста, а хорошая выпивка очень часто им в этом помогала. Сегодняшний день ребята договорились провести в крутом местечке с любимыми приятелями и отличным музыкальным сопровождением. Вообще-то Юля собиралась пойти одна, ну или со своим молодым человеком, однако Слава развеял все её сомнения по этому поводу, предложив посетить мероприятие вместе. Разумеется, девушка согласилась, ведь поступить иначе она не могла — понимание заставило её отказаться от своих затей в пользу Карелина.
В его комнате всё было по прежнему: скомканное одеяло, валяющееся посередине неубранной постели, разбросанные пивные бутылки и главный атрибут — сам Слава,
полностью приготовившийся к выходу. Увидев Юлю, нахальная улыбочка в стиле Гнойного расцвела на физиономии парня. Глуповатое «приве-е-ет», заполнившее тишину спальни, вызвало милейшую реакцию у девушки: вместо того, чтобы броситься обнимать друга, она повалила его на койку, а потом начала легонько пинать и толкать его, сопровождая действо шутливым ворчанием.
Просьбы парня по типу «блять, может попозже, а?» умело игнорировались девушкой. На ней эти фокусы не работали, и Слава знал, но продолжал пытать удачу, пока «ну всё, заебал» окончательно не сломило его. Тогда парень
пинками пулей выскочил из комнаты, и вскоре ребята вместе оказались за дверью квартиры.
Огромная пробка, отделявшая друзей от концертной площадки, заставила их прийти чуть ли не последними. Юля и Слава сразу же поспешили попасть за кулисы через «чёрный ход», чтобы успеть пообщаться с коллегами перед долгожданной презентацией нового альбома СД. Встретив с десяток знакомых лиц, ребята расслабились и повеселели. Стремление Славы вписаться в эту движуху показалось Юле странным, ведь прежде он никогда не пытался оказаться замеченным и развлекался исключительно ради собственного удовольствия.
— Юль, пойдём Витька поздравим? — не дожидаясь ответа, Карелин потащил подругу к силуэту полного человека, но, впрочем, она и не думала сопротивляться.
Заинтересованный разговором мужчина сперва не заметил новоприбывших и продолжал обсуждать какую-то весьма любопытную тему, но Слава был не из тех, кто мог вежливо молчать в ожидании, дабы не перебить человека. Нарочный кашель отвлёк рэпера от разговора, и он с недовольным видом обернулся, желая узнать, кто посмел перебить его «распрекрасную» речь. Увидев Карелина, недовольство мужчины сменилось приветливостью:
— Слава, ёб твою мать, как ты добрался? Почему так долго?
— Мы с Юлькой в пробку попали. А ты чё? Как настрой? — похуистичная манера общения парня говорила о том, что он предстал в образе, но обыденность перевоплощения перестала замечаться, никто не обращал на это внимание.
Или почти никто.
Гена, вынужденный находиться рядом с Славой в данный момент, молча следил за каждым его жестом. Раздражающая игра в клоуна успела сильно подзаебать парня, но он спокойно наблюдал за действиями Карелина и отмечал про себя каждое из них. Последний же украдкой смотрел на Генку Фарафонова, словно весь этот спектакль был сделан специально для него. Однако скрыть гложущую ревность Слава не смог, когда хрупкая девица, свалившаяся как снег на голову, заключила «его мальчика» в объятия и оставила на щеке парня приторно-сладкий поцелуй. Такого наглого поведения он точно не ожидал, и от негодования мысли парня заняли глупые возмущения: «Я трахал этого пидора целый месяц 24 на 7, и вот его блядская благодарность? Он знал, что я здесь появлюсь, блять. Неужели обязательно было брать сюда свою суку?» Презрение в голубых глазах виделось всё отчётливее, но злиться было некогда.
— Скоро начало, — Витя пригласительным жестом махнул в сторону выхода, — занимайте места.
Просить дважды не пришлось: гости моментально покинули закулисье и отправились к своим сидениям, вскоре концерт начался.
***
После удачной презентации альбома знакомые Вити СД остались на афтепати. Слава обожал такую хуйню. Бар, музыка, выпивка и приятели скрашивали его одиночество, а Юля была главной помощницей парня в этом всём. На сей раз причина остаться являлась вполне себе конкретной, и прямо сейчас эта «причина» не особо увлечённо разговаривала с вполне себе конкретной Машей на вполне себе конкретную тему. Славе хотелось скинуть свою «маску» и просто по-человечески поговорить с Геной, но страх быть поднятым на смех и посланным нахуй, умерял его пыл. Прячась от истинных чувств в собственном амплуа, он имел гораздо большие шансы на то, чтобы сохранить достоинство.
Долго ожидать внезапного исчезновения собеседницы Фарафонова не пришлось: выпивка сделала своё дело, и девушка скрылась за дверью женского туалета. Это был идеальный момент, чтобы подойти к нему. Схватив фортуну за хвост, Карелин уверенно направился в сторону скучавшего парня.
— Ну, привет, Геночка, — привычная ухмылка безупречно скрывала все тайные сомнения Славы, и это выводило Фарафонова из себя. Перед кем он тут, блять, притворялся?
— Что тебе нужно от меня? — парень скептически посмотрел на собеседника, приподняв брови и выразив тем самым явную усмешку.
— Почему ты такой злобный? Я же просто поболтать хотел, узнать, как дела и всё такое… — якобы оскорблённый вид Славика выглядел настолько нелепо и абсурдно, что из уст Фарафонова вылетел глупый смешок.
— Слав, либо переходи сразу к делу, либо съёбывай отсюда, дорогу сам знаешь, — эта прелюдия перед явно запланированным диалогом успела утомить парня, вызвав у него тяжёлый вздох, — не устраивай цирк, пожалуйста. Тут не перед кем выёбываться.
Серьёзность намерений Гены заставила Славу насторожиться. Он не был готов вот так просто открыться ему, рассказать о наболевшем и поговорить по душам. Всё было не так легко, как казалось собеседнику, ожидавшему раскаяния и честности от Карелина. Показать свои истинные эмоции значило для него стать уязвимым, стать уязвимым значило помочь собственному палачу уничтожить самого себя, уничтожить себя значило потерять Гену навсегда. Такая цепочка выстраивалась в несчастной русой голове, создавая некоторые помехи, но хуже всего была невозможность объяснить всё это парню, всё ещё ждавшему ответа. Однако молчание являлось более плохим способом расположить его к себе, поэтому парню пришлось взять себя в руки и выдохнуть наконец.
— Я… — Слава не знал, как начать, но после нескольких секунд молчания решил говорить о том, что хочет высказать Гене и задавать лишь те вопросы, ответы на которые интересовали парня больше всего, — Я хочу знать, почему ты ушёл после той ночи. Знаю, это глупо, и честно говоря, я бы сам ушёл от себя, если б мог, но неужели тебе было настолько плохо со мной?
Вопрос Карелина обидел Гену, хоть парень и не подал виду. Искренность слов затрагивала самые нежные струны его души и, не жалея, разрывала их на мельчайшие частички, заставляя Гену испытывать самые противоречивые эмоции на свете. Хотелось успокоить Славу, сказать ему тысячу тёплых слов, чтобы поведать о том, насколько он прекрасен и какие приятные чувства и
ощущения тот вызывал у Фарафонова, но таким же сильным было желание врезать этому ублюдку со всей дури за всё, что он совершил: за то, какой он тупой, раз не понял, насколько необходимым был для Гены, за равнодушие к чувствам парня, за то, что притворялся, прятался в своём гениально продуманном образе, не подпуская Фарафонова близко, за эти мерзкие слова в свой собственный адрес. Но он воздержался от обоих вариантов.
— Неужели до тебя за всё это время не дошло, почему я ушёл? — удивление и негодование послышались в голосе парня, однако сразу же сменились спокойным тоном, и Гена продолжил, — Хорошо. Так уж и быть, отвечу на вопрос, если тебе это и впрямь важно: мне надоело быть твоей секс-игрушкой. Я всегда нуждался в нормальных отношениях, где люди помимо секса ходят на свидания, проводят вместе выходные, просыпаются на одной кровати, разговаривают друг с другом и занимаются прочей «сопливой, но необходимой и даже классной хуйнёй». За всё время, пока мы тупо ебались друг с другом, тебе даже не захотелось узнать меня. Тогда я решил, что если кому-то одному в отношениях, пусть даже и «свободных», плевать на своего партнёра, то им нет смысла дальше это продолжать.
Славик определённо не был сентиментальным парнем, но сказать, что слова Гены не оказали никакого влияния на него не казалось возможным. Сейчас было бы неплохо притвориться, что ему похуй и свалить из бара, чтобы не сморозить какую-нибудь чушь, но от опасности убегали всегда лишь трусы. Карелин не являлся таким и хотел доказать это Фарафонову:
— Ген, ты же знаешь, что мне не всё равно. Если бы это было так, я бы не нёс полную херню прямо сейчас у тебя на глазах и не признавался бы в этом. Мне пиздецки стыдно, что меня можно заменить на Химченко. Ты ведь не любишь её, не так ли? Зато эта гордая сука думает обратное, но держу пари, я знаю тебя лучше, чем она.
Вместо того, чтобы врезать подонку, оскорбившему честь Маши, Фарафонов лишь хмыкнул, пожав плечами:
— Даже если ты и прав, то какое это имеет значение? Зато с ней я чувствую себя безопасно, у меня не появляется навязчивых мыслей о печальном конце, изменах и прочем дерьме. Так проще жить. Когда-нибудь ты поймёшь меня.
— Ммм… прикольный расклад, — лицо Славы было непроницаемым, что заставило Гену сглотнуть и опустить глаза в пол, — ты будешь с ней трахаться, потом женишься, детишек заведёшь. А я? Буду юность прожигать или чё? Мне как дальше жить, зная, что всё могло бы быть по-другому, зная, что на её месте мог бы быть я?
Смущённый парень быстро пришёл в себя, и взгляды собеседников вновь столкнулись:
— И что ты предлагаешь? Разбить ей сердце? Поступить с ней так же, как ты поступил со мной?
После этих колких вопросов нервы Карелина сдали, и голос его сорвался на крик, который, впрочем, слышен был только Гене:
— Да не хотел я, чтобы ты уходил, когда дойдёт-то, блять?! Я не был готов впускать кого-то ещё в свою жизнь, чтобы не получилось так, как сейчас. Чтобы мне не пришлось пиздострадать в своей двушке, пока «моя любовь ебётся где-то в Черногории». Я хочу всё исправить, доказать, что готов изменить что-то для общего блага. Кстати, по себе знаю, что лучше говорить правду раньше, чем мучиться потом от осознания собственной ошибки. Рано или поздно тебе придётся во всём признаться Маше (так сделай это сейчас, если не хочешь, чтобы она привязалась к тебе окончательно).
Неуверенность Фарафонова превращалась в нечто более чувственное и прекрасное. Хотелось зажать его в каком-нибудь укромном уголке и долго-долго не выпускать. Руки Карелина перестали быть его частью, они будто управляли желаниями парня и тут же их исполняли, удивляя Гену всё больше. Терпение кончалось, и парень уже не мог ни от чего отказаться. В безумном порыве страсти оба переместились в мужскую уборную, стягивая попутно мешавшую им одежду. Жадные поцелуи говорили сами за себя, и парни даже не старались скрыть общую увлечённость в намечавшемся деле. Через некоторое время они вместе скрылись за дверью.
В женском туалете тем временем ничего подобного не происходило. Полупустое место выглядело чересчур дико, будто и вовсе не имело отношения к бару. Мария, давно уже покинувшая кабинку, почти закончила поправлять слегка подпортившийся мейк-ап. Входная дверь в уборную захлопнулась, и перед девушкой показался давно знакомый человек. Юля выглядела также привлекательно, как и в тот вечер, а может, даже лучше, но Химченко была слишком гордой, чтобы сказать ей об этом, тем более после того, что между ними произошло. Увидев Машу, Юля невольно улыбнулась, однако тут же спрятала улыбку.
— Забавно, — сказала она, — мы, наверно, каждый год будем встречаться в туалетах.
— Ага, — ответила Химченко, не отрывая глаз от зеркала, — и каждый год ты будешь лезть ко мне целоваться, а потом убегать с испуганным видом маленького котёнка.
Ироничность этих слов переплеталась с нешуточной злостью и даже некой обидой, какую обычно чувствуют люди, планы которых рухнули за мгновение.
— Как там твой парень поживает? — как-будто невзначай бросила девушка.
— Получше, чем твой, уж поверь мне.
— Да-а-а? — притворно-удивлённым голосом протягивает Маша, — Почему же ты не с ним сюда пришла, а с Карелиным?
— Тебя ебёт? — Юля закипала, что вызывало у её собеседницы лишь удовлетворённую улыбку.
— Гена? О да, ещё как… — Химченко издала протяжный стон и наконец посмотрела в глаза девушке, — А вот тебя никто не трахает, потому что ты «никому на хуй не упала».
На весь женский туалет раздался громкий гогот Юлечки, что оставило Машу в полном недоумении.
— Если ты думаешь, что кому-то нужна, то вот тебе новость, сучка:
прямо сейчас твоего Геночку ебут в жопу Слава КПСС, Валентин Дядька и Гнойный в одном лице. Удачи тебе со своим парнем, ага, — девушка уже хотела уйти, но громкий звук от упавших на пол косметических средств, остановил её.
Юля подошла к Маше и увидела жуткую картину: эта девушка, стебавшая все и вся, тряслась от беззвучных рыданий. Она размазывала косметику по лицу, а слёзы текли и текли по её щекам. Сломалась всё-таки. И почему-то вдруг им стало плевать на все правила и границы. Химченко было плохо, и она не хотела держать всё в себе, потому солёные капли продолжали орошать прекрасное лицо. Юле было неловко, но вместе с тем обидно за Машу, и она не стала искать способа сбежать, потому что не сегодня, не когда Химченко раскрыла перед ней себя настоящую и позволила пережить этот момент вместе. Всем сегодня было плевать на отношения, плевать на чужое мнение, на всё вообще плевать. Девушка коснулась плеча плакавшей и зашептала успокаивающие слова ей на ушко. Не было понятно, кого она успокаивала: Машу или себя. Ничего не было ясно в этот день. И только на следующее утро осознание произошедшего настигло всех четверых. После долгого разговора, обещавшего непременно состояться, знакомые разошлись, желая друг другу счастья. По-настоящему. Каждый покинул бар с тем, кто действительно имел для них значение. И пусть тысячи людей сказали бы о том, как неправильно и безнравственно жили эти идиоты: клялись в верности нелюбимым, будучи не в силах переступить через гордость и собственные страхи ради дорогих им людей, уходили, возвращались, ругались и продолжали верить в свою непорочность. Но именно в этот день до них дошла вся суть, друзья поняли то, после чего любой неприятный комментарий казался смешным и неуместным: как бы не тупили ребята в начале своего пути, сейчас всё было так, как и должно быть. Они впервые поступили правильно.
