Touch me.

      Для Чонгука жизнь становится похожей на песок. Потому что его собственная ладонь вытянута навстречу стекающим куда-то вниз крупицам, что так нежно сочатся сквозь длинные пальцы. Псаммит, с помощью которого он пытается посчитать, где начинаются и заканчиваются грани вселенной. Невозможной вселенной, которая состоит из одного человека. Так мало, но так бесконечно много.       Это обволакивает теплом нагретых от солнца крупиц, заманивает в свои хрустящие сети. В итоге можно попросту не заметить, что ты оказался стоять уже по пояс в песках, как совершенный дурак. На километры сплошная темно-красная пустыня и гуляет ветер, который стегает кожу далеко не прохладой. Чонгук чувствует лишь то, что ему обжигающе жарко, до странного пусто и это давит со всех сторон. И чем больше он предпринимает попыток выбраться, тем лишь сильнее его засасывает в эту зыбучую ловушку.       Время течет относительно спокойно. Чонгук бы сказал, что это подобно затишью перед песчаной бурей, переждать которую и выжить не представляется возможным. А жить с кем-то, кто тебе действительно нравится настолько, что начинаешь подозревать наличие у себя тахикардии, — определенно сложнее миссии выбраться из пустыни, где все твои шансы на спасение априори равны нулю.       Как же переступить тот рубеж и найти силы вести себя по-взрослому, а именно — не бояться близости с объектом его симпатий? А ведь этот объект загадочнее самого известного в мире кромлеха — Стоунхенджа. Он же и заманил Чонгука сюда, обещая оазис, а он, видимо, и рад был повестись.       Безусловно, хотелось бы ясности. Хотелось бы напиться чистой холодной воды, после смертельно изматывающего путешествия. Но перед глазами лишь рябь и непонятные галлюцинации, вызванные солнечным ударом. Чонгук ходит по краю дюны, с которой может скатиться в любой момент на тысячи метров вниз — стоит только толкнуть.       Кажется, что с ним лишь играются, заманивая все дальше. Вот только, что произойдет, когда в руках Чонгука вместо крошечной песчинки окажется неожиданно камень? Или когда он все-таки пошатнется и скатится с бархана?       Это забавно и интригующе. На грани между страхом, неловкостью и скопившимися желаниями. Хочется столько всего сразу, а можно только чуть-чуть. Именно это плавит все мысли Чонгука, которому сложно перестать себя вести, как напуганный идиот, но при этом все равно подыгрывать их странной игре, в которой никаких правил, по сути, и нет, либо они придумывают их на ходу, меняя с завидной частотой…       — Вшух, — раздаются за спиной непонятные звуки. — В бою будь храбрым! — Ви прикладывает длинный бутафорский меч к лицу и важно кивает, отдавая невидимому сопернику честь. Затем расхаживает по маленькому пространству и выкидывает странные па. А Чонгук вздыхает, потирая устало виски. Его все эти звуки шагов и взмахи деревяшкой очень отвлекают. Он пытался несколько раз спровадить Ви в гостиную, но, видимо, плохо старался.       — Долго это будет продолжаться? — не выдерживает парень и разворачивается на кресле лицом к другу.       — Я репетирую, — низко отвечает Тэхен, не выходя из образа статного воина, которым он себя возомнил. И вот опять, думает Чон, его спрашивают одно, а отвечает парень совсем другое, будто у его репетиций есть собственные временные рамки и подобный ответ должен все прояснить. Вот только не проясняет.       — Репетируй в другом месте? — этот диалог уже был. Чонгук даже готов, пожалуй, сам встать и уйти, но почему ощущение, что это не сработает?       — Как смеешь ты! разговаривать столь не подобающим образом с моим сиятельством? — парень в порыве имитируемого недовольства вскидывает меч и замахивается, целясь куда-то в плечо Чонгука. Но оружие не доходит до своей конечной цели, раздается лишь короткий и звонкий стук об стол. Не хочется обращать внимание на эти помехи или что-то понимать, потому что взгляд Чона прикован только к одному человеку. — О-оу, — выражение на лице Тэхена меняется с сердитого на виноватое. — Не смотри, не смотри! — тараторит он и бросает меч, капитулируя прямиком на выход из комнаты.       Чонгук ничего не понял из этой странной сценки и лишь разворачивается обратно к рабочему месту, довольный, что друг не будет маячить рядом. Теперь он сможет в тишине и покое дочертить свой первый проект по архитектуре, который просто из любопытства делает, пока не началась учеба. Впрочем, не только из любопытства. Есть еще причины.       После того разговора и просьбы поцеловать, Чон, в ужасных попытках сохранить ментальное равновесие, резко сократил общение. Все последующие дни он игнорировал соседа, изображая великую деятельность, мол, видишь, я очень занят. Парень либо важно восседал за столом над проектом, либо пропадал большую половину дня в спортивном зале с Чимином.       Также отказывался помогать Тэхену с подготовкой к спектаклю. Не ходил вместе с ним в гости к Шуге, чтобы проверить, как поживает Сони, оправдывая это своей аллергией на собак.       В общем, вел себя довольно неправильно по отношению к другу. Самому не нравилось, но, черт, он не знал почему так поступает. Хотя вездесущего Тэхена игнорировать в собственной квартире было сложно, тот так или иначе маячил перед глазами, привлекая внимание, как сейчас.       Внезапно парень застывает, наблюдая, как расплывается большая кофейная лужа из перевернувшейся кружки по его чертежам, над которыми он довольно долго корпел. Ну, зато ясно, что именно задел меч вместо плеча Чонгука, и что это вообще был за звук такой.       — Беги, хен, — чуть ли не рычит он от злости, обращаясь к неуклюжему балбесу, что только-только успел распахнуть дверь, но прекрасно все слышал.       — Мама, я был предан родине, запомните меня юным и красивым, — парень трагично возносит слова куда-то к потолку, прежде чем сорваться с места на бег одновременно с Чонгуком, у которого, судя по всему, шарики за ролики заехали.       По всей квартире проносится вихрь: диванные подушки скинуты, пульт и джойстики валяются в разных углах, два убогоньких кухонных стула перевернуты, даже ботинок Чонгука умудрился телепортироваться в центр гостиной. Удивительно, что в таком маленьком пространстве Тэхену столь долго удается отражать все попытки поймать его. То и дело парень выскальзывает в самый последний момент — то ли везение, то ли действительно он проворнее обезьянки.       После того как Чон уклоняется от летящей в лицо пачки хлопьев, что мирно покоилась на столе до сего момента, ему все же удается дотянуться и схватить одного проблемного идиота за футболку, отчего ткань неприятно трещит, а Тэхена сильно дергает назад. Парень продолжает сопротивляться, пока его не перехватывают под локоть и не тянут за футболку на себя, прижимая спиной к сильной груди.       Но Тэхен не был бы Тэхеном, если бы сдался просто так. Потому что одна рука все еще на свободе и этого более, чем достаточно. Острым локтем он пихает Чонгука в живот, не запредельно сильно, но ощутимо. И тут уже непонятно, есть ли у него инстинкт самосохранения вообще, потому что такой выходкой он лишь сильнее злит друга. Но пока Чон приходит в себя, сбитый столку от неожиданной вспышки боли, Ви удается снова вырваться.       Казалось бы, вот она свобода, можно теперь попробовать убежать в ванную и закрыться там, пережидая бурю. Но Тэхен не был бы Тэхеном, дубль два, если бы не запнулся в собственных ногах и не полетел бы на свидание с полом. Карма она такая.       Старший не успевает ойкнуть или пожаловаться на то, как сильно он ударился спиной, потому что оказывается прижат к карбоновому полу чужим телом. Это сразу выбивает из него весь дух сопротивления. Но Чонгук этого, конечно же, не знает, поэтому для надежности держит изящные кисти рук, пригвоздив к поверхности: а то мало ли, что тот еще успеет учудить ими.       Он просто смотрит на распластавшегося под ним Тэхена с растрепанными после всей этой беготни волосами: совсем не напуган и выглядит спокойно, мол, приму с честью свою смерть. Воспаленный мозг воспроизводит в голове отрывок из Темного рыцаря, когда Джокер говорит про бегущую за машиной собаку, которая не знала бы, что ей делать, если бы догнала. У него вот получилось догнать, и теперь Чон действительно не знает, что делать. Думает только о том, что растянутая по его вине футболка так некстати оголяет красивые ключицы.       С каждой секундой парень чувствует, что теряет контроль над ситуацией. Вроде бы и отпускать провинившегося хена не охота, но и что с ним сделать — тоже непонятно. Причинять какую-то серьезную боль близкому человеку — это за гранью чонгуковой личности в принципе. «Может, защекотать до смерти?» — размышляет брюнет и вспоминает далекую и такую странную осень их знакомства, когда Ви точно также восседал на нем, пальцами щекоча ребра. Неплохой вариант, кстати, кажется, что…       — Мы поменялись ролями, — бубнит Чон, не подозревая, что у него горит где-то в сознании лампочка с сигналом: «Осторожно, опасность». Видимо, опасность заключалась в том, что он озвучил часть мыслей вслух и даже не сразу понял это.       — Но мы не были ни в каких ролях, чтобы ими меняться, Чонгуки, — возражает друг, а Чон конкретно не въезжает. Понимает ли Тэхен двусмысленность своих слов? Нарочно он или просто интерпретировал чужие слова, как обычно, по-своему, имея в виду театральные постановки, в которых просил Чонгука с ним порепетировать?       А что до Тэхена. Сейчас парень находится в своем микро-раю и лежит, пожалуй, на самом удобном полу в мире, потому что Чон Чонгук его покрывало, потому что сейчас они очень близко. И добиться такого тесного контакта удалось спустя неделю различных танцев с бубнами. Чонгук постоянно бегает от него, смотрит побито, будто все время хочет чего-то и не решается. Ну так, пожалуйста, вперед, он ждет.       Кожа на запястьях горит от прикосновений. Ви привык получать, что он хочет. Точнее даже не так, он хочет — он делает. А хочет он осязать, стать еще ближе. Но что уж тут, если получить желаемое можно только разозлив друга или сказать что-то слишком странное, в этом-то он мастер.       Чонгук получает ответ на свой же вопрос о двусмысленности слов хена, когда тот начинает ерзать под ним. И нет, это совсем не похоже на неуклюжие попытки выбраться из-под тяжелого тела, он нарочно трется об него всем, чем может, отчего парню охота грязно выругаться.       Глупый хен никогда не вникает в просьбы, делает, что вздумается и играется с ним, как сущий лис. Даже сейчас, будучи в не самом удачном положении, все равно умудряется перевернуть ситуацию, заставляя Чонгука терять остатки рассудительности. Отчего-то не хочется так просто сдаваться, тут упертость брюнета выше его самого, поэтому эти игры ни в какие ворота.       — Тэхен, перестань и посмотри на меня, пожалуйста, — вроде вежливая просьба, но сказана она настолько приказным тоном, что Тэхен послушно замирает и пытается сфокусировать плавающий взгляд на серьезном друге.       — Я приглашаю тебя на свидание, — неожиданно оглашает он и выжидательно смотрит на старшего.       — О. Чонгуки. Свидание. Где? — рвано выдает Ким, который правда заинтригован таким предложением, готов чуть ли не хвостиком вилять, если бы таковой имелся, настолько оно ему нравится. Парень даже забывает о своем дискомфорте, вызванным тесными штанами.       Настолько далеко Чонгук не подумал, но оттого, что Тэ перестал елозить под ним, ответ генерирует на радость быстро:       — В кино пойдем. Но у меня условие.       — Какое? — Ви облизывает в волнении губы.       — Давай пока без вот этого всего, хен, — былая решительность меняется жалобным тоном. Чонгук очень хочет надеяться, что Тэхен поймет, о чем он, и не надо будет объяснять подробнее.       — Ммм, — старший делает вид, что раздумывает. Он так-то в курсе, что насильно не заставить, но почему бы и не пойти ва-банк. — Тогда я буду с тобой спать теперь, — довольно изрекает он и спешит поправиться, когда видит недоуменное выражение лица Чонгука, — лезть не буду, честно. Просто обниматься, можно же? — на что младший кивает, хотя понимает, что это далеко от выгодной сделки.       Мысль как-то наказать хена за испорченные чертежи все еще маячит в важных заданиях квестового окна Чонгука. Он сводит руки Тэхена над головой, чтобы можно было держать только одной рукой. Ощущение собственного физического превосходства опасно кружит голову.       Пальцами нежно проводит по щеке парня, спускается ниже, подхватывает за подбородок, чтобы приподнять светловолосую голову, заставляя смотреть себе прямо в глаза. Ви не очень в курсе, что именно сейчас происходит, но ему это очень нравится.       Большой палец с интересом ложится на нижнюю губу, Тэхен пользуется моментом и игриво кусает. Ну вот, опять, раздраженно думает Чон, и убирает палец, чтобы в следующую секунду склониться над старшим.       Он почти опаляет своим горячим дыханием чужие губы. Это очень близко. Буквально несколько миллиметров, но это расстояние все же есть. Чонгук на то и будущий архитектор, ему ошибаться в расчетах нельзя, тут нужны точные цифры.       Проходит мгновение, и Ви отмирает, потому что дальше ничего не происходит. Он думал, что случится то, чего он так ждет, вообще-то. Парень хочет уже было сам преодолеть это недопустимо маленькое расстояние, но брюнет отстраняется от него, не давая дотянуться. Все так же извращенно близко, но теперь в зоне недоступности. И ведь пошевелиться никак не получается. Тэхен находится на грани какого-то психоза от подобных действий.       Чонгук это видит, самодовольно ухмыляется, а потом ангельским тоном произносит:       — Ви-хен, я тут вспомнил, что у меня неожиданные дела. Убери, пожалуйста, то безобразие на столе и в гостиной порядок наведи, ладно? — после чего, наконец, отпускает друга из своего плена и уходит одеваться.       Тэхен лежит с минуту, потом поднимает корпус тела, но остается сидеть на полу и глупо хлопать глазами. Затем он в раздражении дует себе на челку и из-под нее же смотрит, как Чонгук, прыгая на одной ноге, проносится мимо, чтобы подхватить свой ботинок, валяющийся в середине комнаты. На что светловолосый насмешливо улыбается, друг смотался от него так круто, а потом, видимо, затупил, что пришлось с далеко не лебединой грацией вернуться за обувью.       Но когда входная дверь все же закрывается, Ви тяжело встает на ноги и для начала решает направиться прямиком в душ. Он, вроде, обещал какое-то время не лезть, еще вдруг из-за этого Чонгук идти с ним на свидание передумает. Вот уж засранец, переиграл хена и сделал все по-своему.