Тропами безумия и преданности

      "Много невероятных и удивительных вещей можно повстречать в нашем мире", так гласит эпиграф старинного и потрёпанного жизнью дневника одного из учёных Охары. И правда, если взглянуть здраво на этот глобус, можно долго и мучительно пытаться сообразить, почему же на планете всего один континент и тот опоясывает её, словно ошейник раба, сдавливающий исхудавшую шею. Ещё более удивительно, что эта часть света именуется не иначе как "Святая Земля", что уже само по себе противоречит происходящим там иногда событиям. Собственно, и жители этой сказочной страны носят скромный титул святых. Не все, естественно, есть там и простые смертные и те, кого даже не считают за людей - кто-то же должен ухаживать за богемой, негоже Богам руки марать о проблемы бытия.       Как и в любой сказочной стране, жили в Мэриджоа король с королевой. Сейчас этот титул условный, конечно, ведь они одни из святых, зовущихся тенрьюбито. От короны их род отказался ещё восемьсот лет назад, покинув прекрасный и загадочный остров, славящийся своими изумрудными равнинами и холмами, по которым вечно стелился густой туман.       И, как подобает королям, да и, зачастую, Богам, было у них три сына. Старший статный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был... Странный он был. За пять лет количество произнесённых им слов можно было вместить на страницах маленькой книжки, которую читают с детьми, показывая на животных и издавая травмирующие психику звуки. Более того, он избегал какого-либо контакта с окружающими, независимо от их статуса и степени родства. Сначала святое семейство не предавало этому значения, но, когда в четыре года мальчишка так и не начал говорить, заволновалось. Тогда и начались массовые казни врачей со всего света. Нельзя безнаказанно сказать тенрьюбито, что их отпрыск явно не здоров психически, и как лечить его – неизвестно. Целый год светилы медицины искали способ излечить мальчишку и получить за это кругленькую сумму, но в итоге уходили ни с чем или с пулевым отверстием в мудрой голове. А состояние ребёнка только ухудшалось. Бывало, выбирал из бесчисленного множества дорогих игрушек старую потрёпанную модель корабля, садился в углу и часами возил ею по полу туда-сюда, словно под гипнозом, не издавая ни звука. Однажды, во время такой игры мальчишка уловил за дверью звуки шагов. Тяжёлая поступь, незнакомая ранее и стук каблуков материнских туфель говорили только об одном. Его снова будут мучить, снова какой-нибудь худощавый мужчина в очках и в ослепительно белом, режущем глаза, халате, начнёт задавать дурацкие вопросы, переставлять вещи с их законных мест и везде таскаться за ним, записывая что-то в тетрадочку скрипучим пером. А самое неприятное, что доктор будет прикасаться к нему своими холодными пальцами в тонких перчатках, и эта женщина, которую принято называть матерью, будет оказывать помощь врачу в случае сопротивления процедуре осмотра. К такому издевательству невозможно привыкнуть. А сколько шума они будут издавать! Мальчику и так было сложно сосредоточиться на каком-то одном потоке информации, а тут они начнут что-то громко говорить, шелестеть бумагами это всё смешается с уже имеющимся шумом, превратится в хаос, вызывающий только головную боль, от которой хочется громко кричать, чтобы заглушить остальные звуки.       - Фердинанд! - вошедшая в комнату полная женщина среднего роста в дорогих одеждах и скафандре на голове, уже в третий раз окликнула сына, но он только сейчас обратил на это внимание. Не проявляя никакого интереса к вошедшим, мальчик продолжил возить игрушкой по полу, пока женщина, не подошла к нему и не потянула за пухленькую ручку, выводя сына в центр комнаты и садясь в кресло.       Вслед за женщиной в помещение вошёл крупный мужчина в серой шёлковой рубашке, чёрных брюках и массивных кожаных сапогах. От его одежды несло сыростью. Этот запах мгновенно впивался в ноздри и проникал в ткани мебели, зарываясь в сплетение нитей. Мужчина, пригладив рукой собранные в хвост волосы цвета пыльной соломы, с интересом осматривал убранство комнаты. Взгляд его скользнул по шкафу и его полкам, где, покрытые толстым слоем пыли, стояли книги. Расположены они были в странном, ведомом только самому владельцу, порядке. Тем не менее, какая-то закономерность в такой расстановке точно была. Жёлтые глаза переметнули взор в другой угол, где аккуратной пирамидкой были сложены игрушки. Некоторые из них даже не были распакованы. Кашлянув, мужчина прошёл по ковру к креслу и, шумно выдохнув, опустился в него, продолжая осмотр. На этот раз внимание незнакомца привлекли картины, развешанные на стенах под разными углами наклона. Невозможно было понять их содержание или сюжет, но общая гамма и однообразность пятен навевали необъяснимые приступы тоски и паники.       - Это Фердинанд рисовал, - проследив за взглядом доктора, гордо прокомментировала женщина. – Он очень талантлив, как видите.       - Да уж, вижу, - хриплым басом ответил доктор, взгляд которого добрался наконец-то до мальчишки. Толстенький ребёнок с чёрными кудряшками и не менее чёрными глазами отрешённо уставился на узор на стене. Мужчина с интересом отметил, что маленький Фердинанд совсем не похож на своих родителей. Точнее сказать, с матерью были общие черты, полнота, вьющиеся волосы, тонкие очерченные губы, а вот с отцом не было ни капли сходства. Этот факт заставил врача мысленно усмехнуться от пришедшей в голову идеи. Внешне, однако, он виду не подал. – Я могу задать Вам пару вопросов?       - Это я должна тебе вопросы задавать! – вспылила женщина, явно не ожидая такого хамства от простого смертного. – Что с моим сыном?!       - Ваше Святейшество, если я не спрошу, то не смогу понять, что за недуг у Вашего сына.       - Хорошо, я разрешаю. Но если мне покажется, что в вопросе скрыто оскорбление моего сына, ты знаешь, что тебя ждёт.       - Само собой, - Доктор умиротворённо улыбнулся. – Как давно Вы заметили, что Фердинанд… отдалился от Вас?       - Святой Фердинанд Иршин Лир, - раздражённо поправила женщина, презрительно тряхнув кудрявой копной. Ей явно не симпатизировал этот простолюдин, манеры которого позволяли ему сидеть в присутствии её Святейшества, но он, возможно, мог исцелить её чадо, а посему приходилось терпеть мужлана.       - Да, прошу прощения.       - Примерно два года назад. Он никогда не смотрит в глаза и ни с кем не общается. Я могла бы понять такое обращение с рабами и прислугой, но он и с нами ведёт себя точно так же. Возможно, мы ему слишком много разрешаем и надо быть строже, но ведь его старшие братья росли в таких же условиях и всё нормально.       - Понятно. А во время беременности вы переживали сильный стресс или физические повреждения?       - На что ты намекаешь?! – женщина побледнела и затряслась от злости. Мальчишка, руку которого она продолжала крепко сжимать, завыл и начал вырываться, пиная мать ногой. Опомнившись, тенрьюбито отпустила сына, и Фердинанд бросился в свой угол к любимой игрушке. – Как ты смеешь меня в чём-то обвинять?!       - Ни на что не намекаю. Просто спрашиваю, - внимательно проследив за поведением мальчика, ответил доктор.       - Достаточно вопросов! Даю час на осмотр Фердинанда, и, если не будет результата, я лично и с удовольствием лишу тебя твоей никчёмной жизни! – прошипела женщина, поспешно покинув покои сына.       Задумчиво почесав густую бороду, доктор несколько раз безрезультатно окликнул мальчишку. Не получив никакой ответной реакции, мужчина подошёл к пирамиде из игрушек и вытащил коробку с лентой из-под самого основания. Конструкция с грохотом и звоном обвалилась на пол и разлетелась по ковру, добавив в безумный порядок нотки рационального хаоса. Фердинанд снова не отреагировал на происходящее. Но когда мячик, вылетевший из разрушенной пирамиды, подкатился к нему и попал в поле зрения мальчишки, Иршин изменился в лице. Глаза его широко распахнулись, зрачки сузились, и он в ужасе бросился собирать своё добро и складывать его на место.       Снова какой-то человек вторгся в его владения, да настолько нагло и разрушительно, что Фердинанд был готов порвать его на месте. Так теперь этот человекоподобный индивид с улыбкой на лице предлагает помочь сложить всё так, как было. Волна ярости захватила разум мальчишки, и он накинулся на гостя с кулаками, рыча и подвывая, словно дикий зверь. На счастье доктора пистолет Фердинанду на пятилетие так и не подарили, в целях безопасности членов семьи, и мужчине пришлось просто ждать окончания неожиданной истерики, параллельно раскладывая разбросанные игрушки на место. Завершив уборку, доктор осторожно повалил мальчишку на пол и, прижав его коленом, тихим тоном начал успокаивать бесёнка.       Придя в себя, Иршин тревожно огляделся и, вспомнив про причинённый бардак, вскочил на ноги. Однако всё лежало на своих местах, словно ничего и не произошло. И это было удивительно, ведь рабыни, которые убирались в его игровой комнате, за несколько лет не смогли запомнить, что жёлтая коробочка должна лежать под фигуркой слона, а никак не слева от него. Впервые перед Фердинандом стоял человек сумевший понять его столь элементарную логику. Этот врач не лез к нему с вопросами и не издавал травмирующего шума, а посему, его общество было вполне терпимо для мальчишки. Смерив бородатый объект придирчивым взглядом и отметив для себя, что даже если доктор нарушит установленный порядок, то расставит всё на место, юный тенрьюбито вернулся в свой тёмный уголок.       Гость же подошёл к книжной полке и, сдув пыль с корешков, стал внимательно изучать названия на них. Выбрав неприметный томик в зелёной обложке, он сел на ковёр неподалёку от мальчишки и начал читать вслух. Какое-то время Фердинанд не обращал на это внимания, но сосредоточившись на тихом хриплом голосе доктора, подполз ближе и, уставившись в серебристый узор ковра, пытался вслушаться в текст сказки.       Это действие стало первым шагом на пути к нормальному существованию юного тенрьюбито.       За несколько лет Иршин научился концентрировать внимание на каком-то действии, стал более общительным и иногда даже встречался взглядом с родственниками. Отметив улучшение, родители стали брать его с собой на приёмы и обеды, выводить в свет, знакомить с другими детьми. Однако, находясь в окружении большого количества людей, Фердинанд замыкался в себе и, найдя какое-нибудь тихое место, читал книгу, словно заклинатель, нашёптывая слова. Повзрослевшие братья любили поиздеваться над ним в такие моменты. Иногда их шутки выходили за рамки, и тогда Иршин молча покидал банкет, утирая кровь с разбитого носа или губы.       За прошедшее время мальчишка постепенно начал изучать бесконечные белокаменные коридоры замка. Процесс этот проходил медленно, а иногда под присмотром доктора Ника, потому что мальчишку отталкивало и пугало столь огромное здание с неисчислимым количеством комнат и ярко освещённых холлов. Яркий свет раздражал мальчишку, а взгляд рабов, полный ненависти и отчаяния, вовсе отбивал всё желание выбираться из собственной берлоги.       Однажды, убегая от издевательства братьев, Иршин забежал на кухню, где милые, пухлые и румяные, как сдобные булочки, стряпухи всегда готовы были укрыть своего любимчика и дать в утешение целую корзинку всяких вкусностей. Маленького тенрьюбито это устраивало, лишь бы они его не трогали. Отсидевшись в столешнице, стерпев порцию умилённых возгласов и получив чашу с фруктами, мальчишка направился в свою комнату. На вопросительный взгляд Ника мальчишка только махнул рукой, буркнув:       - Франц и Соломон.       - Надо бы наподдать этим двоим, - попытался поддержать парнишку доктор, но встретился с хмурым взглядом чёрных глаз.       - Не смей и пальцем их трогать.       - Тише, чего Вы взъелись, Ваше Святейшество?       - Ты всего лишь человек и тебе не позволено судить и оценивать действия Богов! Если ты что-то с ними сделаешь, я лично пущу тебе пулю в лоб.       - И кто только успел вбить эту чушь в твою голову? – не выдержал доктор, вскакивая с кресла. Они и раньше ругались из-за статуса Фердинанда, но на этот раз Ник не сдержался, в надежде донести правду до ума мальчишки. Он так хотел, чтобы юный тенрьюбито понял всю условность и смехотворность «Божественного» происхождения, но, видимо, окружение и вседозволенность оказывали своё пагубное влияние на убеждения ребёнка.       - Да как ты смеешь так со мной говорить?! Ты ничтожество, подчиняющееся мне. Пришёл лечить меня, так занимайся своим делом и скажи спасибо, что всё ещё жив после всех твоих слов!       Раскрасневшийся от гнева Фердинанд сжимал пухлые ладошки в кулаки и грозно смотрел на своего доктора. В тусклом луче света, окружённый вальсирующими пылинками, гордым истуканом стоял Ник. Его жёлтые глаза с грустью рассматривали пациента, который, с одной стороны шёл на поправку, с другой всё больше запутывался в сетях болезни собственного происхождения. Обычно, когда подобный спор заходил в тупик, Ник делал вид, что уходит, собирал вещи, спускался в сад, отсиживался там несколько часов, а потом как бы случайно сталкивался с мальчишкой где-то в коридоре. Дальнейшая сцена примирения могла произойти только между старыми закадычными друзьями – они, не проронив ни звука, встречались взглядом, кивали друг другу и, как ни в чём не бывало, продолжали своё общение в привычном русле. Но в этот раз что-то пошло не так.       - Что ж, видимо, моя помощь тут больше не требуется. Ник прошёлся по комнате, в последний раз взглянув на помещение, за несколько лет ставшее родным. Мысленно прощаясь с этой блеклой серо-коричневой мебелью, новыми рисунками на стенах, выглядящих чуть более живо, чем в первый день, но всё так же вызывающих необъяснимую тоску, со стопками книг, заказанных специально для Фердинанда, он посмотрел на мальчишку. Ещё больше раздавшийся в ширь тенрьюбито, не обращая никакого внимания на действия Ника, уткнулся в книгу, вдохновенно поглощая персики, принесённые с кухни. Надо же было так привязаться к этому эгоистичному пацанёнку, усмехнулся доктор в бороду.       – Я могу облегчить состояние болезни, но победа над самим собой – это личная задача каждого из нас, - хриплым срывающимся голосом промолвил Ник. Фердинанд на неуловимое мгновение замер, но реакции не последовало. – Я ухожу.       - Проваливай.       Иршин ещё какое-то время пытался вникнуть в текст, поглощая персики, но чтение никак не шло. Голова была занята другим, а грудь грызло ранее неведомое ощущение, от чего хотелось заорать и швырнуть книгу в стену. Но юноша настойчиво пытался осилить абзац, перечитывая его строки уже в пятый раз. Если бы он не был так увлечён этим занятием, то, возможно заметил бы, как персик в его руке вдруг посерел и покрылся продолговатыми закручивающимися узорами. Откусив кусочек странного плода, мальчишка начал спокойно жевать, но в какой-то момент лицо его исказила гримаса отвращения, и он выплюнул остатки, с ужасом взирая на серый фрукт в пухлой ладошке. Ворча на невнимательных кухарок, Фердинанд поднялся, чтобы выкинуть огрызок, но покачнулся и рухнул на пол. Через всё его тело словно пропустили разряд тока, кровь пульсировала в голове гулким стуком, перед глазами всё плыло. Фрукт выпал из руки, укатившись под диван.       Справившись с головокружением, Фердинанд вскочил, одевая скафандр, и хотел было броситься за доктором Ником, но в ужасе замер напротив окна. Стекло в раме светилось голубоватым светом. Зажмурившись и снова распахнув глаза, мальчишка отвёл взгляд в сторону, но эффект свечения не пропал. Более того, все поверхности, схожие со стеклом и имеющие возможность отражать, необычным образом сияли. Мир перед его взором то становился невыносимо ярким, то краски меркли, и тогда комната погружалась во мрак, оставляя только подсвеченные зеркальные формы.       В панике мальчишка выбежал из игровой, стараясь не смотреть по сторонам, периодически и вовсе зажмуриваясь, чтобы не видеть пугающих его иллюзий. По его щекам из глаз текло что-то липкое и тёплое, наполняя скафандр неприятным медным запахом. Громко крича, он нёсся по коридору, сбивая с ног зазевавшихся слуг и дорогие вазы с диковинными растениями, пока сам не споткнулся, растянувшись на полу. Стеклянный скафандр, встретившись с мраморной плиткой, разбился, наполняя холл оглушительным звоном. Перенапряжённая психика Фердинанда сдалась под напором ярких переживаний, и он отключился.       Вокруг тела тенрьюбито собиралась толпа из прислуги и рабов. Люди шумели и о чём-то спорили, наблюдая, как из-под чёрных кудряшек мальчика сочится струйка крови.       - Он ещё дышит, - донеслось из толпы.       - Так давайте сделаем так, что бы перестал! – не успев договорить, исхудавший мужчина вырвался из толпы и с силой ударил Фердинанда ногой в живот. Окружённое осколками тело мальчика перевернуло на спину. Женщины завизжали от увиденного, отбегая в сторону, мужчины стояли в нерешительности, обдумывая избавиться от будущего деспота или оставить его в живых. А крикнувший не унимался, продолжая осыпать мальчишку яростными ударами.       Грохот выстрела навсегда остановил разбушевавшегося раба, он обмяк и свалился на пол, рядом с Иршином. Подстрелив ещё несколько слуг, взгляд которых не понравился прибежавшему из кабинета отцу Фердинанда, мужчина бросился к сыну. Упав на колени рядом со своим чадом, он бережно начал стирать кровь, текущую из сломанного носа и глаз.       - Всех казнить, - не терпящим возражений тоном приказал Святой Лир подбежавшей страже.       Очнулся Фердинанд в своей спальне. Бинты и повязки сковывали дыхание, перемотанная марлей голова раскалывалась от боли, тело ныло, свет, пробивающийся сквозь прореху между шторами, резал глаза. Сидящая рядом мать, радостно накинулась на него с объятиями, едва мальчик успел открыть глаза. Стерпев её прикосновения и не имея возможности сопротивляться, юноша попытался восстановить в памяти недавние события.       - Где Док? – с едва уловимыми нотками тревоги поинтересовался Фердинанд, вспоминая о недавней ссоре.       - Малыш, - всхлипывая и поглаживая сына по волосам, словно утешая, начала женщина. Её тонкие губы дрожали от сдерживаемых эмоций. – Он больше не причинит тебе вреда, не беспокойся.       - Вреда? – не понимая, о чём идёт речь, переспросил парень.       - Да, он пытался тебя отравить, подложив отравленный персик.       Резкий порыв ветра распахнул ставни, наполняя комнату свежим вечерним воздухом, играя с кисточками штор и путаясь в волосах Иршина. Пятно ядовито-оранжевого света от заходящего солнца задёргалось на стене вместе с занавесками, с интересом подслушивая разговор тенрьюбито.       - Лжёшь! – Фердинанд попытался сесть, но от резкого движения боль сковала тело, и он грузно рухнул в мягкие перины.       - Нет, милый, это правда. Он пришёл ко мне, сказав, что его работа закончена, и он хочет забрать оплату. Когда я отдавала ему деньги, к нам ворвался твой отец и сказал, что ты без сознания. Естественно, доктора Ника взяли под стражу, а после осмотра твоей комнаты мы пришли к выводу, что он пытался тебя отравить.       - Это невозможно… Где он?!       - Этот шарлатан оказался пиратом, и мы сдали его дозору. Он больше не опасен.       - Вот как… Оставь меня.       - Но, Ферди, ты же…       - Проваливай, я сказал! – юноша гневно смотрел на мать, пытаясь понять, почему его так злит отсутствие бородача.       - Фердинанд Иршин Лир! Я твоя мать и ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне!       Не произнеся больше ни звука, мальчишка отвернулся к стене, превозмогая боль и неудобства от бинтов. Не то что бы его сильно огорчило исчезновение доктора Ника, но состояние Фердинанда сильно ухудшилось. Он всё больше замыкался в себе, снова оборвав все контакты с родственниками. Только теперь к аскетичности добавилось это странное зрение, подсвечивающее зеркальные поверхности и сводящее его с ума своей яркостью. Каждая блестящая ручка на мебели в его комнате, хрустальная люстра, окна, стеклянная посуда, приносимая прислугой на серебряных полированных подносах – всё это рябило сияющими очертаниями, создавая хаос в голове. Даже их чёртовы глаза светились, выводя мальчика из душевного равновесия.       Когда Фердинанд снова смог свободно перемещаться по замку, первым делом он вернулся в свою игровую комнату. Там царил отвратительный порядок. Всё было убрано, книги аккуратно расставлены на полки, игрушки спрятаны в сундук, даже пыль, вечно витавшая по комнате, куда-то испарилась. Вдобавок пианино, которое Фердинанд ненавидел всей душой, перекочевало из западного холла в его убежище. Вспомнив о цели своего визита, мальчишка откопал линейку в ящике письменного стола и пошарил ею под диваном.       - Бинго! – буркнул Иршин себе под нос, когда в его руках оказался серый в завитках надкушенный фрукт. Что означало это слово, он точно не знал, но в книгах герои часто выкрикивали его, добившись чего-то желаемого.       Внимательно осмотрев странный персик, и после изучения книжных полок, он уселся в кресло с нужной книгой, описывающей Дьявольские Фрукты. Где-то в середине, он наконец нашёл такой-же плод именуемый Мироу-Мироу Но Ми. Изучив записи о нём, мальчишка перешёл к практике. Прелесть была в том, что ему теперь не нужно было покидать своей комнаты, чтобы изучать замок, а достаточно было сидя в кресле перед зеркалом наблюдать за происходящим через отражающие поверхности. Однако через пятнадцать минут начинали сильно болеть глаза, и приходилось делать паузы по несколько часов, но, по информации из книги, этот минус должен был постепенно ликвидироваться путём каждодневных тренировок. Этому Фердинанд и посвятил своё свободное время. Зеркала стали его верными спутниками, постепенно стирая печаль от исчезновения доктора Ника.       К десяти годам Фердинанд научился с лёгкостью находить любой нужный уголок замка и часами наблюдать за людьми. Ни одна интрига в замке не могла пройти так, чтобы юноша её не обнаружил. В основном, его это мало интересовало, но иногда, всплывали очень пикантные подробности из жизни его родственников. Так, например, он не раз замечал, как его мать кувыркается в постели с бывшими пиратами рабами, или как братья замышляют очередную подлянку для него. Помимо шпионажа он научился перемещать предметы между зеркалами. Правда пока получалось только закинуть предмет в зеркало и, либо он оставался там, либо вылетал из совершенно неожиданного места, что иногда влекло за собой травмы или разбитый скафандр.       Перечитав в тысячный раз статью про свой Фрукт, Фердинанд окончательно убедился, что предыдущий владелец его силы мог не только перемещать предметы, но и сам путешествовать между отражениями, но вот как он это делал, юноша никак не мог понять. И вот однажды, зазевавшись и подпустив братьев на слишком близкое расстояние, Фердинанду пришлось поспешно искать себе укрытие. Загнанный в тупик в родительскую комнату, мальчишка наблюдал за приближением братьев, через ростовое зеркало, да так увлёкся, что не заметил, как по поверхности стекла пробежала рябь, и его тело слилось со своим отражением.       Мир вокруг превратился в настоящий ночной кошмар Фердинанда. Хаотично парящие осколки, каждый из которых показывает свою картинку, не давали сконцентрироваться на чём-то одном. Поверхности пола, как таковой, не было, и мальчишка не мог двинуться с места, боясь рухнуть в бескрайнюю темноту, наполненную зеркалами. Мир без измерений, наполненный неприятным звоном, проникающим в мозг. От такого количества информации Фердинанд схватился за голову, падая на колени. В момент, когда он открыл глаза, перед ним проплыло зеркало. Схватив осколок, мальчишка уставился в него, в надежде выбраться, но из-за паники, охватившей его разум, никак не мог вызвать в нём отражение хоть какой-то комнаты. Из дребезжащего стекла на него смотрели лишь чёрные испуганные глаза, лишившиеся блеска после получения фрукта. Погружаясь в свой взгляд, Фердинанд нырнул в зеркало, оказавшись в новом измерении.       Все зеркала тут отражали его самого, с тем самым отличием, что каждое отражение занималось своим делом. Некоторые даже были одеты иначе или были на несколько лет младше. Обомлевший от происходящего, Фердинанд шёл по чёрно-белой, словно шахматная доска, плитке, пока одно из отражений, преследовавшее его с самого начала не заговорило.       - Вот и встретились, да? – отражение едва заметно улыбнулось.       - Где я? – не церемонясь на приветствие какого-то отражения, поинтересовался Иршин.       - Понятия не имею. Я знаю то же самое, что и ты, мы же одно целое.       - Да ну, - скептически усмехнулся Фердинанд.       - Точно тебе говорю! – отражение обиженно нахмурилось. – Давно хотел тебе сказать, что ты по-свински относился к Доку. А то, что наговорил ему в последний день, вообще ни в какие ворота не лезет.       - Правда? Мы же одно целое, значит, и ты ему это наговорил.       - Я пытался тебя остановить, но ты никогда меня не слышал. Но теперь всё будет иначе. Выпусти меня отсюда! – с этим криком отражение схватило Фердинанда за грудки, втягивая его в поверхность зеркала.       Очнувшись на полу в одной из бесчисленных спален замка, осыпанный грудой битого стекла, мальчишка, покачиваясь, добрёл до своей комнаты и, рухнув на диван, забылся сном.       С тех самых пор в голове тенрьюбито появился новый голос, достающий его и причиняющий боль всякий раз, когда Фердинанд собирался наказать раба или сделать что-то аморальное с точки зрения своего нового я.

***

      Случается, что судьба даёт второй шанс, главное не упустить этот момент и держаться за него руками и ногами. Так Фердинанд познакомился с ней. Стоя перед клеткой с подаренной его брату новой рабыней, Иршин и предположить не мог, какую роль она окажет на его дальнейшую жизнь. Напуганная, забившаяся в угол, она смотрела на Фердинанда круглыми красноватыми глазами. Она принадлежала к роду рыболюдей, о чём говорили зеленоватые тёмные пятна на её практически белой коже и плавники, виднеющиеся из-под рваной одежды.        «Смотри, она напугана»        «И что?»        «Подбодри её, смотри какая она маленькая. Сколько ей? Лет пять, шесть?»        «Она всего лишь раб»        «Вот не можешь по-хорошему, да?»       Резкая острая боль вонзилась в виски Фердинанда, от чего он схватился за прутья клетки, шипя и тяжело дыша.       - Рыба, - сквозь зубы начал он утешительную речь, - ничего не бойся.       Девчушка ещё сильнее забилась в угол, почти рыдая от страха, но, не смотря на дрожь и страшный вид толстого мальчишки в скафандре, вцепившегося в прутья, обиженно выпалила:       - Я не рыба! Я Маргарита!