***
— Наконец-то я дошла, — пробормотала Эстель, с трудом захлопнув за собой скрипучую дверь. На улице лил дождь, ветер беспощадно гнул деревья к земле. Тучи сгущались. Эстель Кортес была «кошкой, которая гуляет сама по себе». Как говорится, гуляй, пока молодой. Она и гуляла. В прямом смысле этого слова. Прошла пешком по половине Апеннинского полуострова, ночуя где попало, путешествовала автостопом, а после на грузовой барже достигла берегов Сицилии и впервые решила задержаться в городе подольше. Тут она сняла дом на окраине (заплатила пьяному вдрызг сторожу всего пятнадцать евро за полторы недели) и решила сперва прибраться и принять душ. Её пристанище оказалось очень уютным местом — даже было отопление и водоснабжение. Из мебели тут были только скрипучая кровать, видимо, повидавшая немало, небольшой шкаф, стол да пара стульев. Одинокая люстра покачивалась на первом этаже, а у кровати на втором стоял маленький светильник. — Жить можно, — одобрительно подытожила девушка, поправляя светлые локоны. Эстель за несколько часов провела генеральную уборку, приняла душ и со спокойной душой погрузилась в объятия Морфея. «Завтра будет трудный день, надо изучить это захолустье», — заворачиваясь в пуховое одеяло, девушка быстро уснула под завывание ветра.Глава 1.
30 октября 2016 г. в 22:50
— Десять раз «Ave Maria»
— Святой отец, я согрешила во время Великого поста, я буду гореть в аду?
— Пятнадцать раз «Ave Maria»
Так проходила процедура отпущения грехов. Альберто Дио ежедневно выслушивал десятки различных грязных и отвратительных грехов, которые, казалось бы, обычный человек не простил и не отпустил бы никогда. Но это была его работа. Другие называли это Божьим предназначением, кто-то — профессиональной деятельностью, редкий человек, сатанист и безбожник — бизнесом.
Но Дио никогда не пугал людей адом, который описывал Данте, не срывался на прихожан. Ему было всё равно и на атеистов, и на здешних сектантов, ими занимался мэр Рейно, чопорный обрюзгший господин, за плечами которого тоже было немало грехов. Горожане его опасались, хотя о нем и ходило немало слухов.
Альберто был очень строг лишь к себе, а вывести этого серьезного мужчину из себя было невыполнимой миссией. Но этим-то как раз и занимался глуховатый мальчонка, который служил здесь всю свою жизнь звонарем. Он был сыном какой-то цыганки, которая не пожелала оставить себе рыжего мальчика с желтыми глазами.
Альберто нашел ребенка у порога церкви, когда ему было всего двадцать пять, он только приехал на службу в забытый Богом город, который лежал где-то между Летоянни и Форца ДʼАгро на Сицилии. Сейчас Вито Руссо (именно так назвал его священник) уже семнадцать лет, и его любимым занятием до сих пор остается быстрое раскачивание колокола весом собственного тела. «Акробат»—думал Дио. Вито всегда проводит время в двух местах — в келье Альберто и на колокольне. Юноша вечно ходит или в голубиных перьях и помете, или с озабоченным видом погружен в чтиво. Если он не забавляется с голубями под колоколом, значит, спрятался в келье. Падре с улыбкой вспоминал, когда маленький Вито не хотел его слушаться, то тот пугал его синьором инквизитором, который сжег бы его за рыжие волосы и неповиновение церкви.
Дио уже сорок два года, во вьющихся черных волосах начинают появляться первые седые волоски, но его глубокие карие глаза не потеряют того живого блеска никогда. Он с восхищением и некоторой завистью глядел на Вито, вспоминая себя в этом прекрасном возрасте, когда он только подался в священники. Парень чтил и уважал этого человека, который заменил ему отца и мать, а падре любил его как сына, ведь семья для католических священников — табу.
Дни шли хмурой вереницей друг за другом, приближалась осень — начинали дуть холодные ветра, небо становилось пасмурным. Рейно был метеозависимым, целыми днями ворчал и был недоволен любой вещью. Мсье с удовольствием провалялся бы в постели, но государственная служба далеким эхом звала его.
Шли ливневые дожди, ледяными струйками хлеставшие по лицу, и людей в церкви становилось день ото дня все больше и больше. Всем не хватало тепла.
Когда падре служил очередную вечернюю мессу, двери церкви от порывов ветра с грохотом распахнулись. Падре пришлось остановить проповедь, а мэр нехотя поднялся и направился к дверям, дабы закрыть их. В свете одинокого фонаря он увидел быстро движущуюся женскую фигуру. Женщина следовала к окраине города, к дому старушки покойной Джорджии, упокой Господь её душу. «Надо будет разузнать, что это за девица», — ухмыльнулся Рейно и с треском захлопнул двери.