Свет

Пройдет двенадцать лет, прежде чем загнанное как можно глубже то самое, сокровенное и дорогое, тщательно скрываемое от всех на свете, вырвется наружу ураганным ветром. Пройдет тайфуном, сметая все на своем пути, и страницы книги быстро-быстро пролистнутся назад, возвращая в горячее июльское утро. Прежде чем они встретятся снова. В день свадьбы Манабу, которой так и не суждено состояться. С остриженными, не тронутыми краской волосами, без пирсинга, в умопомрачительно элегантном черном костюме, который ему невозможно идет, Казуки привалится к воротам плечом, закуривая и щурясь от яркого солнца, и Манабу увидит его, заметит через тонкую занавеску на окне своей спальни в родительском доме. Той самой, где случился их восхитительный первый раз, той, откуда Манабу в порыве ярости выгнал его когда-то, сделав их обоих несчастными на годы, где оплакал и принял решение жить дальше, изо всех сил стараясь не оглядываться в прошлое, запрятав всю горечь и страдания от разлуки на краешке души. И вот теперь, за несколько часов до начала церемонии он снова здесь. В голове пустота, а на душе ровное спокойствие и абсолютный штиль. Он смотрит на безмолвно разделяющего с ним последние часы холостой жизни Джина, аккуратно причесанного, одетого в такой же, как у самого Манабу, идеально пошитый костюм и белоснежную рубашку. Друг детства достает из кармана сигареты и привычным жестом шарит в карманах в поисках зажигалки. - Разве одаренные дети курят? – подкидывает вдруг память фразу из далекого прошлого, и она срывается с языка за долю секунды до того, как Манабу улавливает боковым зрением одинокий темный силуэт во дворе. - Чего-чего? – поднимает голову Джин, но его уже не слышат. Проигнорировав вопросительный взгляд друга, не удосуживаясь объясниться перед членами семьи и родственниками топчущимися в гостиной и холле первого этажа, на ходу снимая пиджак и развязывая дрожащими пальцами галстук-бабочку, Манабу выйдет из дома и зашагает по узкой дорожке туда, где его уже ждут. Путь от крыльца к выходу из сада покажется длинным, как полет на луну. И только взгляд в уставшие, родные глаза, принесет долгожданное облегчение вперемешку с осознанием едва не совершенной ошибки. Но тот, кто должен был придти много раньше, все же не опоздал. Пройдут совершенно безумные, возможно, самые безумные сутки в его жизни, прежде чем золотой солнечный свет, такой же как и много лет назад, в день их первой встречи, прольется на пол, цепляя разбросанную по номеру отеля на краю города одежду, торопливо скинутую накануне с истосковавшихся друг по другу тел. И Манабу медленно откроет глаза, встречаясь с тишиной раннего июльского утра. Только надрывающийся в беззвучном режиме мобильник будет жужжать где-то на столе, пока Казуки не поднимется со своей стороны кровати и не отключит его, отправив в кучу валяющихся на полу вещей.